Красавчик. Две столицы - Шопперт Андрей Готлибович - Страница 4

– В зиндане восемнадцать преступников, троих завтра должны казнить. Им отрубят головы.

– За что? – начинать правление нужно ведь с амнистии.

– Богохульствовали и оскорбляли хана Гасана. Это пришлые. Они из селения Кубачи, их изгнали из родного села, и они решили обосноваться в Дербенте. И на базаре стали ругаться со стражниками и оскорблять Гасан-хана и сквернословить, даже произнесли имя пророка Мухаммеда.

– С чего бы это нормальным людям делать? – Кубачи – это интересно.

– Не все ли равно. Главное не причины, а действие. Нельзя хулить власть и пророка.

– Пусть их сюда приведут. Хочу расспросить их лично.

Кади пожал плечами и перешел на рабов. Никто не отделяет русских рабов от не русских, но северные белокожие рабы есть.

– Их можно выкупить? – не начинать же правление с передела собственности, так и до бунта недалеко.

– Наверное, – тощий пожал тощими же плечами. Плечиками.

– А можно объявить в Дербенте, чтобы хозяева белых рабов привели их к… Ну, найдите место и… Как это делается? Торги какие-то? – Да, не специалист был Брехт по торговле рабами.

– Это всё, эфенди?

– Всё.

– Хорошо, всё будет сделано.

– Что всё?

– Казна выкупит белых рабов и доставит их вам. – Вот это дисциплина, а не то, что майор там куксился гусарский. Сказал хан – так сделают даже больше.

Трое кубачинцев были как раз мастерами. Сбежали из-за кровной мести. Они работали поздно вечером в мастерской вчетвером, нужно было исполнить срочный заказ и тут на них напали вайнахи. А они кинжалы делали, завязалась потасовка и одного нападающего прирезали мастера. Тогда родичи убитого чеченца или ингуша и начали им мстить. Одного убили и эти трое решили не дожидаться, пока и их прирежут, и сбежали в Дербент. А на базаре у мастера украли кошелек, он обратился к стражнику, а тот его послал далеко. Вот нервы у кубачинца и не выдержали. Наговорил лишнего.

– Поедете со мной в Санкт-Петербург? Я там строю часовой завод, – Брехт показал им часы фирмы Мозер, – хочу красивые корпуса делать. Чтобы каждые часы произведение искусства были.

– А семьи?

– Сегодня же за ними пошлю. Много народу? – Один черт уже за две сотни человек набирается, плюс-минус десяток, не столь важно.

– С детьми и стариками одиннадцать, – позагибал пальцы старший кубачинец.

– Говорите имена, сейчас пошлю за ними. Сами тоже езжайте, с отрядом из местных стражников никто вам ничего не сделает. Один день вам на дорогу туда и обратно и на сборы. Да, прихватите свои инструменты, может, даже у других мастеров купите. Дам вам сто рублей золотом.

– Благодарствую, хазретлери. Век будем Бога за вас молить.

– Бога? А кто вы по вероисповеданию?

– Христиане.

Ну, теперь понятно, чего кади их решил укоротить на голову. Христиане оскорбили пророка. Чтобы другим неповадно было.

Событие пятое

Жмот. Кубинский хан – самый обычный жмот. Или трус. Не, не. Кубинский хан – трусливый жмот. Брехт ему непрозрачно намекнул, что рвется на коронацию Александра и долго здесь задерживаться не может, а потому…

– Подумай, брат мой хан, не хочешь ли ты отправить императору немного дорогих подарков и посла с поздравлениями. Опять же тогда мне и о Пери нашей общей легче будет разговаривать.

– Я, я, натюрлих, – начал кивать Шейх-Али-хан и уехал собирать подарки, оставив с Пери-Джахан-Ханум пятьдесят воинов.

– А наши подарки? – Кадир-бей, который, если на русский перевести, то был начальником сил самообороны Дербента, а теперь стал правой рукой нового хана Петера, присутствующий при спроваживании южного соседа, задал правильный вопрос.

– Салим-эфенди, – повернулся Петер-хан к казначею, толстенькому мужичку с вислыми длиннющими усами, одетому в золотую парчу. – И это, мне такую же черкеску надо. Срочно. Вот из такого материала. Хан я или нет?

– Что же вы изволите, эфенди хазлетрели, в качестве подарка?

– А веди-ка ты меня, Салим-эфенди, в закрома родины.

Думал, что в подвал поведут. Нет. Круто все. Как Форт Нокс. Отдельно стоящее здание с охраной из толстеньких стражников в кольчугах. Прямо сюр. Последние в мире кольчуги. Но смотрится здорово.

– Этих двоих я с собой заберу. Они будут императору дары вручать.

В закромах негусто. Все время войны. Но две вещи вполне подходили для подарков. Нельзя. Нужно три. Нужно что-то и для Марии Федоровны присмотреть. Для жены Александра и любовницы бывшей Адама Чарторыйского – Елизаветы Алексеевны или Луизы Марии Августы – дочери баденского маркграфа Карла Людвига прямо просилась в подарок диадема. Притягивала взгляд. Даже не красотой. Так себе красота. Старинностью вещица брала. Диадема была отлита из золота и довольно посредственно обработана, не было шлифованных плоскостей, которые и придают золоту шарм. И вставки из зеленых камней были обработаны в виде кабошонов. То есть не умели еще делать грани на драгоценных камнях, когда изготавливали шедевр сей. Диадема могла принадлежать даже скифам. Веяло от нее древностью. Но никого скифами не удивить. Нужны римские императрицы. Кто там на слуху? Какая-то Феодора была? Стоять, бояться. А как ту тетку звали, которая христианство насаждала? Которая святые реликвии нашла? Святая Елена. Всё! Пусть это будет диадема святой Елены – матери императора Константина. Кто сможет опровергнуть, она же из Азии родом?! На какой-то иконе Брехт ее видел в такой же трехзубой диадеме.

– Вот взгляните, хазретлери, – ткнул пальцем в кубок Салим-эфенди, – у нас говорят, что это кубок самого царя Дария.

– Ну, н-да! – А вообще, смотрится эта вещь еще древней, чем диадема. Видно, что литье хреновенькое, с раковинами, от шлака оставшимися, которые обработка до конца удалить не смогла. Дорого опять не смотрится, нет шлифованных плоскостей. И камни какие-то тусклые, даже не все драгоценные, бирюза в основном. Но если объявить, что это кубок самого царя Дария, то просто название перевешивает любую красоту. Ни у одного европейского монарха ничего такого нет. Не терновый венец и не Крест Господень, но не менее круто.

– Еще матери Александра нужно что-то подобрать.

Салим Эфенди почесал репу.

– Драгоценности есть, но они мелкие. Кольца, серьги, броши. А, вот, эфенди хазретлери, вот кубок с острова Мурано в золотой окантовке.

– Вот! То, что нужно, – Брехт бережно поднял кубок из красного стекла в обрамлении красноватого-червонного золота со вставками из рубинов. Тоже обработанных в виде кабошонов. Пафосная вещь.

– Хазретлери доволен? – склонился казначей.

– Если в Дербенте есть ордена, то тебе нужно самый большой выдать.

– Есть. В Дербенте все есть.

В маленьком Дербенте нашли подарки императору, и эти подарки не стыдно подарить. Такие себе ни один король позволить не может. Вещь! А этот трусливый жмот – хан кубинский, прислал четыре свертка материи. Два разных шелка, ну, да один в пурпур крашен, скорее всего, в настоящий пурпур, из ракушек который делают, второй голубой. Тоже яркий. И два куска парчи, одна почти вся из золота, вторая золото с серебром. Смотрится неплохо, но ведь он не тетке какой подарок на день ангела делает, а императору всероссийскому на коронацию. Скупердяй. Ладно, вернемся, посчитаемся.

– Вашество, вставайте, подплываем, – тряс его Ивашка.

– Отставить, кадет. Не вашество сейчас я никакое. Обращайся, как положено: «Ваше высочество»!

Глава 3

Событие шестое

Дельта Волги – это сплошные заросли тростника, тысячи гектаров тростника. Как-то давно читал Брехт про фабрику картона, что построили в СССР где-то на Волге в расчете на дешевое сырье – огромные плантации тростника. Тростник выпилили и вскоре он кончился. Пример неправильного понимания природных процессов. Наверное, тростнику нужно осеменяться, а если все вырубить, то что будет семена давать?