Специалист по нечисти (СИ) - Билик Дмитрий - Страница 9

Да что там, я сам попал под чары этих сирен. Всего лишь «Что вам, мой золотой?» и все, поплыл. Мужикам ведь женщины вообще редко делают комплименты. А зря, мы их храним в памяти крепче, чем самые крутые достижения. Вот услышишь: «Какой красавец, дочку бы за такого выдала», стоя на картонке перед зеркалом, когда мимо ходят угрюмые посетители рынка и все. Даже через двадцать лет достаешь из чертогов разума это воспоминание. Ведь тебя женщина, хоть с металлическими зубами и странной химией на голове, назвала красавцем.

В общем, за сервис я проголосовал рублем. Пусть и дальше говорят сквозь зубы, а я лучше буду ездить в город.

К тому же, не припомню у них в ассортименте тортов. А именно его я и взял. Маленький. И не столько из-за экономии — на тот же шабаш Григория потратил больше пятидесяти тысяч и даже бровью не повел.

Просто сладкое сам не особо любил, лучше съесть кусок мяса. Получается, Федор Васильевич будет лично работать над устранением кондитерской продукции. А я не уверен, что в его возрасте полезно есть столько сладкого. Опять же, он ослаблен после злыдня.

Я оставил машину возле себя и добрался до дома военного пенсионера пешком. Тихонько зашел на территорию, прикрыв за собой калитку, и занялся самым важным — установкой печати.

Вот почему большинство магических преобразований с хистом требует твоей крови? Неужели нельзя там, не знаю, использовать грязь из-под ногтей. Либо хотя бы частичку волос. Или плюнуть, в конце-то концов. Вон, как делал Гришка. Нет, обязательно надо себе что-нибудь разрезать.

К счастью, крови понадобилось немного. Всего пять капель, чтобы соединить линии. Я уколол палец ножом и проделал необходимое, после чего торопливо произнес нужные слова.

— Кто ступит — да ногой увязнет, кто попадет — да обессилит.

И все. Я почувствовал, как сначала закололо в груди, а потом перед глазами набухла печать. Налилась светом и пропала. Только осталось понимание, что она здесь, работает.

Печать называлась просто — «Мышеловка». Название отсылало к тому, что попасть в него могло нечто невероятно мелкое. Злыдень, например. И еще печать являлась самым простым из элементов темной магии. Потому что была изначально направлена на причинение вреда. Даже «Порог на крови», пусть там ты и жертвовал частичку себя, являлся защитной печатью. И если кто в нее попадал, так это не твои проблемы.

Ладно, поздно быть моралистом и «Гринписом» среди нечисти. Уж после смерти лешачихи точно. К тому же, у меня хист такой. Я людям должен помогать, а не магическим тварям. А как уж это делать — вопрос другой. И он на моей совести. Она, кстати, сейчас молчала в тряпочку. Спала, наверное.

Чтобы злыдень попал окончательно, я даже положил две пятитысячные купюры. Подумал немного и прибавил к ним монету лунного серебра. Чтобы сработало уж точно. Злыдни, как я понял, особым умом не блещут. На это расчет и сделаем.

Я подошел к двери и громко постучал. И, не дожидаясь, открыл. Наверное, нагловато, но в последнее время застенчивый Мотя куда-то уехал. Остался лишь уверенный в себе Матвей Зорин.

— Федор Васильевич, гостей принимаете? Я за забор еще раз извиниться пришел. И не с пустыми руками.

Глава 5

Домик у Федора Васильевича оказался в идеальном состоянии. Нет, так-то действительно потрепанный. Однако порядок и чистота здесь царили такие, что им могло позавидовать любое хирургическое отделение.

Увидев меня, пенсионер сильно обрадовался. Единицы понимают, что старикам-то и не нужно многое — разве что чуть-чуть внимания. К примеру, Федор Васильевич был невероятным кладезем информации и всяких баек. Вот только поставил электрический чайник, разрезал торт и уже начал вспоминать историю, как они в казарме объелись просроченного шоколада.

В другой ситуации я бы с удовольствием послушал. Шутки про внезапную дефекацию в личном топе всегда ходили в тройку победителей. Однако теперь мое участие в беседе ограничивалось лишь редкими кивками. Сам же я не сводил взгляда с беленой небольшой печи.

— А что, Федор Васильевич, печка-то рабочая? — дождался я перерыва в шоколадной, во всех смыслах, истории.

— Была. В этом году пробовал картошку в чугунке сварить, так дымить начала. Дымоход, наверное, забился. А я видишь, со своим здоровьем все разобраться с ним не в силах. Слушай, Матвей, может подсобишь, как время будет? Я в долгу не останусь, у меня и деньги есть.

— Да я так помогу, не беспокойтесь, — улыбнулся я.

И даже дымоход не придется прочищать. Я знаю мелкого пакостника, который мешал сварить картошечки. Более того, чувствовал его прямо сейчас, только не мог понять, где именно злыдень прячется. Значит, в печи, говорите?

Я стал аккуратно щупать хистом топливник, продвигаясь все дальше. Для нечисти нет ничего хуже, чем столкнуться с промыслом рубежника. Вспомнить хотя бы Черноуха и его искренний страх, когда я вылечил черта хистом. Даже боялся обратно к своим возвращаться. Или там было что-то еще?

Исключение из правил, конечно, существует — это бесы. Но, как я понял, они к симбиозу с рубежниками шли долго. Хотя даже у Григория есть секреты промысла, для меня недоступные.

Так или иначе, злыдень зашевелился. Я услышал шорох и недовольное бормотание. Поэтому стал давить сильнее. Почти как кондитер крем из шприца. Медленно, но уверенно.

И таки добился своего.

Нечисть пулей выскочила из печи и рванула из дома, хлопнув входной дверью. Федор Васильевич удивленно поднял голову.

— Что там?

Ох, не хотел я этого делать, но так будет даже лучше. Я мягко коснулся старика и тот закрыл глаза. Пришлось уложить его бережно на стол. Хорошая штука хист. А против чужан так вообще безотказная вещь. Беда только, если попадет не в те руки. Ведь что против нас могут обычные люди? Они даже нечисти не способны противиться.

Убедившись, что старик уснул, я осторожно вышел из дома, держа наготове нож. Чему меня научило столкновение с лешачихой — что нечисть нельзя недооценивать. Тогда я тоже купился на тягучую плавность ее движений. А когда до драки дошло, меня чуть на лоскуты не порезала.

Самый крохотный и невзрачный дух был способен неприятно удивить. Мне же не очень хотелось, чтобы тот же злыдень, например, лицо расцарапал. Хорошего в этом мало. И доказывай потом каждому, что шрамы украшают мужчину.

Поэтому я сел на крыльцо, глядя как нечисть беснуется в заготовленной ловушке. Все вышло именно так, как и задумывалось. Злыдень, несмотря на испуг, увидел деньги и не смог удержаться, чтобы не завладеть ими противоправным путем. Ну, и вляпался в печать, само собой. Уголовный кодекс он такой, промашек не прощает.

Пока нечисть бесновалась, я с интересом разглядывал злыдня. Ростом он оказался крохотного, не больше двадцати сантиметров. Оно и понятно, как еще в печь залезешь? И весь какой-то несуразный, перекособоченный. Вроде не горбатый, но сильно сутулый. Да правое плечо еще вверх задрано. Рот тоже уполз к левому уху, один глаз меньше другого. И физиономия страшная, злая. Полностью оправдывающая название.

— Для прапорщиков и злыдней поясняю. Ты вляпался в Мышеловку по самое не балуйся, — сказал я. — Будешь дергаться, это не балуйся оторву. И можешь бегать до умопомрачения, только силы потратишь. Но пока я не захочу, оттуда не выберешься.

Злыдень замер, с гневом оглядывая меня. Я даже примерно понимал, что он чувствовал. Больше всего нечисть хотела сделать со мной что-нибудь плохое. Но куда уж там. Он на дне пищевой цепочки, сила не превышает один рубец. Я же проделал половину пути к ведуну. Блин, сказал, а самому не верится. Но ведь так оно и было.

— Э, надо че? — спросил злыдень.

Говорил он странно, с каким-то незнакомым диалектом. Будто не местный был.

— Все просто, ты находишь себе другой дом. Старика оставляешь в покое.

— Э… по беспределу… В своем праве.

Я теперь понял, что это за диалект — так, наверное, говорят в заведениях, где содержат слабоумных. Злых, тупых, зависших на начальном этапе развития.