Капитан флагмана - Фогель Наум Давидович - Страница 61

Драка прекратилась. Тяжело дыша, Тарас взял перебитую руку Василя и стал ощупывать. Ничего, срастется. Надо в лубок.

– Принесите-ка веток, хлопцы. Да выбирайте поровнее.

Он сбросил свою рубаху, разорвал на полосы. Сейчас прибинтуем – и боль как рукой снимет.

– А кто завтра с лобогрейки скидывать станет?

– Тот, кто эту драку затеял.

Через три недели хлеб убрали. Тарас вернулся. С Валентиной. Представил отцу с матерью:

– Знакомьтесь, жена.

«…Сколько же лет прошло с тех пор?.. Много… Как же она могла все же, Галинка? А может, не было этого?.. Было, было, было… Случилось, произошло, сталось. И от этого никуда не уйти».

…»Вз-зык!», «Тр-ру-ум!» «Др-ро-он!» – звонят на разные голоса телефоны. А за окном привычно гудит, живет своей жизнью огромный завод. Его завод. Вспомнил о раненом судне. Как там у них? Нужно посмотреть.

37

Каретникову работалось как никогда легко и радостно. После разговора с Багрием у него словно гора с плеч свалилась. А когда приехали и сказали, что Василий Платонович по распоряжению Бунчужного прислал за ним для срочной работы, у Назара Фомича даже спазмой горло сдавило. Собрался в минуту, как собирался, когда был молодой и по ночам нередко стучали к нему товарищи, вызывая на срочную работу.

В те годы таких срочных работ было не счесть. Случалось, по неделе из цеха не выходили. Некоторые не выдерживали, сдавали. А Каретников мог и месяц и два так вот, не зная выходных, не считаясь с праздниками. Если б тогда у него на душе было так радостно, как сегодня.

Он снова и снова, не отрываясь от дела, перебирал в памяти все детали вчерашнего разговора с Багрием. Мысли не мешали, руки делали свое дело сами собой. Если работа идет слаженно, она не мешает мыслям. Кто знает, чем бы закончилось все, если б не Андрей Григорьевич.

Подошел Скиба. Больше жестами, чем словами – грохот кругом стоял невероятный, – объяснил, что нужно переходить вниз. Они тут же спустились по трапу, который всего час назад поставили вместо искореженного взрывом. Скупыми, только им одним понятными жестами Василий Платонович показал, что нужно делать, и сразу же ушел наверх.

Это был ответственный шов, из тех, которые всегда тщательно проверяются работниками регистра. И то, что Скиба поручил варить шов ему, Каретникову, не удивительно. Ответственные швы всегда поручают варить только мастерам высокой квалификации. А тут, если напортачить, все потом заново делать.

На каком заводе не бывает авралов! Чаще всего такое случается, когда надо закончить срочную работу, не предусмотренную планом, когда от выполнения этой работы в срок зависят престиж завода, и зарплата, и премиальные тоже. Иногда такие «авральные ситуации» возникают в конце года или квартала. Тогда главный инженер или сам Бунчужный собирают начальников цехов и участков, старших мастеров и выкладывают им все начистоту. Потом и рабочим объясняют все. Бунчужный требовал, чтобы рабочие всегда были в курсе всех событий на заводе. И сегодня все знали, чем вызван аврал на двести шестом. Дело ведь не только в аварии. Несчастный случай на верфи всегда – чрезвычайное происшествие. Но то, что произошло вчера ночью, из ряда вон выходящий случай: авария на судне, предназначенном к сдаче, да еще в такое время. Завтра торжественное собрание, вручение ордена. Хорошо же будет завод выглядеть, если у пирса стоит океанский лайнер с поврежденным бортом! Кроме того, и заказчики приезжают.

Люди работали сосредоточенно, не отвлекаясь, без перекуров. На рассвете в предутренней прохладе работалось легко. Да и утром часов до десяти – тоже. Но потом солнце «расходилось». И если на палубе нет-нет да и потянет прохладой с реки, то под палубой, в полутемной тесноте, было жарко и душно до нестерпимости. Металл так и пышет. И запахи донимают: горелого железа, смазочного масла, ацетона… В горле першило. Поставили бы, черти, вентилятор да продули бы, что ли, так их перетак. В двадцатиградусный мороз там, наверху, на лютом ветру, легче работать, чем в этом закутке таким вот погожим летним днем. Металл над головой раскален, а тут еще перед самым носом вольтова дуга.

Пот катится из-под шлема, течет стройками по шее по спине меж лопаток. Оторваться бы хоть на две-три минутки, подняться наверх глотнуть свежего воздуха… Но оторваться – нельзя. Никак нельзя. Неподалеку варят еще двое из скибовской бригады. Кто-то спустился по трапу, подошел и стал совсем рядом, за спиной и курит. Эх, закурить бы. Да нельзя оторваться. И чего это он стоит, глядит под руку и дразнит табачным дымом. Тут ответственный изгиб, а прихватка, как назло, отскочила. Голова бы отскочила у того, кто ее накладывал, так его перетак.

Каретников прижал плечом отставший лист железа. Тот сравнительно легко подался, дошел до упора, сел на место. Однако варить в таком положении было чертовски трудно. Защитный шлем ссунулся, и поправить его – никакой возможности. Искры сыплются на шею, на щеку, жалят, словно осы. А этот стоит и смотрит, чтоб его…

– Да прикрой ты меня хоть чем, так тебя распротак!

Каретников тут же почувствовал на своем затылке мягкую ткань. Теперь можно, не отрываясь, довести шов до конца.

– Молодчина, – похвалил Каретников. Он закончил шов, погасил дугу, отвел щиток, обернулся и обомлел: рядом стоял Ватажков, разглядывая свой прожженный в нескольких местах чесучовый пиджак.

– Звыняйте, Яков Михайлыч. Я думал, это из наших кто, – стал оправдываться смущенный Каретников.

– А я, выходит, уже не из ваших, – усмехнулся Ватажков.

– Да нет же, я не то хотел сказать… Пиджак-то загубили?

– Пустое, – снова усмехнулся Ватажков. – Ведь ты бы запарился с этим швом, если б не пиджак.

– Что правда, то правда, – улыбнулся Каретников. – Запарился бы. – И он стал рукавом вытирать с лица пот.

– То-то же. – Ватажков стряхнул с пиджака грязь, перекинул его через плечо и добавил уже серьезно: – А материться надо с оглядкой, Назар Фомич. А что, если бы на моем месте да женщина стояла? Поди, стыдно было бы?

– Бабу я бы учуял, Яков Михайлыч. Настоящий сварщик бабу должен всем нутром чуять, – рассмеялся Каретников. – Как мину.

– Какую мину?

– Противопехотную. Торфяником прикрытую и снежком присыпанную.

Последние слова его заглушила пулеметная очередь пневматического молотка, стократно усиленная резонансом.

38

Узнав о том, что дело Галины передано Будалову, Сергей решил с ним поговорить. Он давно был знаком с Будаловым. Однажды они до глубокой ночи колесили по городу, увлеченные беседой. Сергей тогда писал своих «Близнецов», и его интересовали некоторые вопросы права. Он посоветовался с прокурором, с кем бы лучше всего поговорить об этом, и тот назвал Будалова. Сергея при первой встрече больше всего поразил голос Будалова – тихий и грустный, очень проникновенный. Он даже подумал, что такой голос пристал больше пастору, чем следователю. Разговор у них вышел откровенный, очень интересный. Сергея удивила точка зрения Будалова на преступность. Она не расходилась с общепринятой, и все же было в ней что-то свое.

Сначала разговор шел в кабинете Ильи Артемовича – небольшой, очень чистой комнате. Затем они бродили по набережной, сидели на скамье в парке и опять бродили.

– Если я вам скажу, что вы исключаете какое бы то ни было влияние социальных факторов на преступность вообще и у нас в частности, я не ошибусь? – спросил Сергей.

– Ошибаетесь, – ответил Будалов. – Любая социальная формация не гарантирована от преступности, но каждый строй накладывает на нее свой отпечаток. У нас, к примеру, просто немыслима профессиональная преступность. Вы можете представить себе в наших условиях корпорацию гангстеров? Или, скажем, профсоюз медвежатников, объединяющий специалистов по вскрытию сейфов? Смеетесь? А ведь нечто подобное существует пока, в той же Америке хотя бы.

И цивилизация накладывает свой отпечаток. Было время, когда моря и океаны буквально кишели пиратами. Они и сейчас встречаются, но это уже парадокс. Многое отходит в область предания – работорговля, например, или гарем. Похищение красавиц, которое еще недавно процветало на Востоке, теперь можно увидеть разве что в юмористическом фильме. Безусловно, большинство статей нашего уголовного кодекса со временем придется вычеркнуть. Нравственный кодекс начнет доминировать над уголовным. Будет время, когда Совет старейшин, руководствуясь этим нравственным кодексом, легко и просто будет решать всевозможные мелкие конфликты, которые обычно возникают по ходу стремления к совершенству. – Он улыбнулся и, чуть скосив глаза на Гармаша, продолжал: – Например, Вселенный Союз писателей дает социальный заказ – написать повесть о переселенцах на Марс. Сразу же находится много желающих, однако договориться между собой им не удается. Тогда этот спорный вопрос решает Совет старейшин. Он анализирует каждого претендента и приходит к выводу, что лучше всех о переселенцах напишет Сергей Романович Гармаш. После этого товарищ Гармаш идет в Министерство межпланетных связей, получает командировку и летит на Марс, чтобы на месте познакомиться с героями своей будущей книги. Вот так.