Кровь ниори - Минич Людмила - Страница 16

– Впереди последняя развилка. Дорога на Кусток вправо забирает. Тут место неплохое, можно привал сделать. – И он указал на груду старых полусгнивших бревен, видневшуюся справа от дороги за деревьями. – Тут многие привал делают. Коням отдых нужен.

Южанин согласно кивнул. Они спешились и расположились на влажных бревнах. Леки принес сверток с едой, но незнакомец от пищи отказался. Пока Леки торопливо ел, не забывая, впрочем, посматривать на спутника исподтишка и гадая, как бы поудачнее направить разговор в нужное русло, тот, как всегда, крепко задумался. Он даже не сразу заметил, что Леки закончил трапезу.

Леки уже увязал остатки еды, и тут южанин очнулся и сказал негромко:

– Коням еще отдых нужен, в этой грязи они совсем выбились из сил. Тропа вроде расширяется. Можно будет двигаться быстрее?

– Подумай еще хорошенько, – ответил Леки с затаенной надеждой. – Просека – гиблое место. Ты ведь хочешь всего несколько дней выгадать, а рискуешь… того… вообще до места не добраться. – Он отвернулся, скрывая волнение.

Незнакомец молчал. Видно было, что он не склонен слушать Леки. И тот решился. А что оставалось? Снова обернувшись к южанину, он быстро заговорил, опасаясь, что тот сразу перебьет его. Но чужак молчал и словно впитывал каждое слово.

– Я признаться должен, я ведь тебя обманул. – Он посмотрел незнакомцу прямо в глаза, но они по-прежнему не выражали ничего, понятного Леки. – Я не еду в Кусток по отцовскому делу. Я навсегда свой дом бросил, и возвращаться туда мне уже поздно. Не могу я вернуться, понимаешь! И не потому… то есть не только потому, что не хочу со своим отцом жить и братьями тоже. Чувствую, что умру там, в Кобе. – Или ему показалось, или в лице южанина что-то изменилось на миг, словно обычный человек оттуда глянул. – Уже много лег я пытался заставить себя уйти и не решался никак. Но тут ты появился, и тогда я понял – вот оно, время пришло! Понимаешь, словно что-то дернуло меня! Я должен был с тобой уйти. Судьба это, не иначе.

Он на мгновение примолк, думая, как ему лучше рассказать про Птицу, но тут заговорил незнакомец, с нажимом, без сочувствия:

– А что ты знаешь о судьбе? Слишком просто ты такие слова бросаешь, чтобы понимать. И зачем ты потянулся за мной? Я не первый и не последний путник, заночевавший в вашем доме. Здесь должно быть еще что-то… Ты всего не говоришь. – Он не спрашивал, а утверждал. – Так вот, ты расскажешь мне сейчас все без утайки и без вранья, от которого я уже устал. И так понятно было, что надумал ты из дому уйти и что у тебя большой интерес почему-то к моей особе. И главное, к моему амулету. И на этот раз без выдумок, – велел он без капли раздражения.

– Да я и хотел – без выдумок, – начал Леки, закипая.

Слова незнакомца больно ужалили его. Как ребенка отчитал! И с самого начала все знал, если не врет, конечно. И плевать ему на Леки, хотел избавиться как можно быстрее, потому всю дорогу и отмалчивался. Да стоит ли с ним дело-то иметь? Холодок снова прошелся по спине, словно втолковывая Леки: ну, и куда ты тогда двинешься, куда пойдешь? Нет уж, знакомство непростое, ничего в нем приятного нет, зато может выгодой обернуться. Страшась признаться себе, что просто тянется вслед за призрачной Белой Птицей, Леки сделал над собой усилие и не вспыхнул. Сейчас он бы и рад был оказаться таким же спокойным, как южанин, но слова рвались наружу все быстрей и горячей.

– Как раз и хотел сказать, как с детства мне снилась эта самая Птица… которая на твоем амулете. Как меня во сне звала куда-то, прочь из Кобы, и в лесу скрывалась! А потом стала все реже в снах приходить. И уже много лет я ее не видал, почти успокоился даже! Но не позабыл, оказывается. И вчера вот, ночью, я снова ее увидал! Во сне Белую Птицу! Ходил весь день сам не свой… А потом амулет твой в глаза бросился. Как бревном по голове! Обрадовался, страсть! А как же, Птица ведь та самая, как две капли похожая. Ну вот… А потом ты мне и рассказал, что амулет этот – всего лишь древняя вещица. Что никакой в ней тайны нет! – Он почти выкрикнул эти слова и сразу притих, весь запал куда-то исчез. – Тогда мне показалось, что сердце вот-вот биться перестанет, но потом я понял: не случайная это встреча. Никак она случайной быть не может… И Птица, значит, просто Знак такой! Сейчас уходить надо! Ясно же, как день! Вот и решил за тобой увязаться во что бы то ни стало, уж прости. Но самому глупому атаю ведь ясно: ты без попутчиков ездишь, меня с собой не возьмешь. Вот и пришлось схитрить немножко. Только, видишь, с самого начала тебя провести не смог, ты словно мысли мои читаешь.

Он остановился перевести дух, и тут южанин спросил:

– Ты сказал, что твоя мать была не из этих мест?

– Да, – растерялся Леки, – она в Кобу издалека пришла, но тут осталась, за моего отца вышла. Потом я родился.

Он удивился. Снова незнакомец спрашивал об этом. Может, что-то важное здесь скрыто? И решил добавить:

– Мне Виверра рассказывала… это старая знахарка-колдунья, которая раньше здесь в лесу жила и с моей матерью дружбу водила. Так вот, она говорила, что пришла моя мать в Кобу не одна, а с тремя попутчиками. Двое дальше ушли, в Эгрос, а она с больным братом здесь осталась. Он, правда, скоро умер. А потом и она тоже умерла, хотя Виверра говорила, что была она такой целительницей, что самой Виверре до нее далеко, как до неба!

– Целительницей, говоришь, была? И не смогла себя исцелить?

– Не смогла, а может, не захотела. – Леки опять начал злиться. – Видно, не только мне с отцом несладко было.

– Леки, это она дала тебе такое имя? – Он странно выговаривал «Леки», как бы тянул начало, но самого Леки это не раздражало, даже наоборот, нравилось.

– Да, я уже говорил тебе. Давеча.

– Ты много чего говорил. Давеча. – Улыбка еле заметной тенью тронула губы незнакомца.

Леки вновь налился жаром. «Ну, было! Чего вспоминать-то все время! И все эти расспросы уж больно на дознание похожи. Что-то он вызнать хочет. Постой, а ведь мать моя тоже темноволосая и темноглазая была… может, она из его краев? – Он с надеждой посмотрел на южанина. – Только нет… Она красивая была, и черты у нее красивые были, еще Виверра говорила. А этот… – Он украдкой скользнул взглядом. – И кожа у нее белая была, а не густо-смуглая, и ростом она совсем не вышла». Это, конечно, не много, но Леки прямо кожей чувствовал, что они – разные.

– Как ее звали? – снова спросил незнакомец.

– Ее? Этоми. Ты знал ее? – неожиданно выпалил Леки.

– Нет, – без колебания ответил южанин. – Я никогда не встречал ее. Погоди немного.

И замолчал. Леки стоял, как дурак, и ждал. Незнакомец, наверное, раздумывал, хотя на лице его мало что отражалось. Иногда переводил глаза на Леки, словно примериваясь к чему-то. «Как будто не живой человек, а маска какая-то», – подумал Леки. Стало не по себе, но он не поддался тревоге. Уж если он позволил, чтобы собственный сон его обманул, то теперь об этом поздно жалеть. Надо до конца идти.

Наконец южанин вышел из долгого раздумья.

– Хорошо, – сказал он. – Может, и судьба. Не знаю только чья. Я могу отвести тебя туда, где жила твоя мать. Откуда она родом. Ни больше, ни меньше. Но сейчас мне надо в Эгрос, и срочно. И я почти наверняка воспользуюсь той Просекой, о которой ты говорил с такой неприязнью. Вот теперь и думай. Мое решенье ты знаешь. Твое – за тобой.

– Не думаешь же ты, что теперь я откажусь от подарка судьбы из-за того, что придется Просекой пробираться? – И все-таки Леки содрогнулся, хоть и старался изо всех сил сохранять невозмутимость. – Только затея гиблая – так и знай, если что случится – проводника не винить. Я упредить пытался…

– Ты ведь не знаешь, – перебил южанин, – куда попадешь. Может, там гораздо хуже? Подумай, и хорошенько. Ведь твоя мать покинула свою землю. И это далеко.

Да, вот об этом Леки точно не подумал. Слишком уж обрадовала его возможность увидеть край, откуда родом его мать. Быть может, он найдет родных! А если так случится, что никого уже больше не осталось? И никаких родных он там не найдет, а только одни несчастья?