Филарет – Патриарх Московский 2 (СИ) - Шелест Михаил Васильевич - Страница 22

Отец вел себя слегка заискивающе не только перед сыном, но и перед родственниками, коих собралось в его доме изрядное количество. Это уже возвышало и его, и его сына, но Никите Романовичу лишь недавно присвоили чин окольничего с минимальным окладом в двадцать рублей, с функцией помощника, или как сейчас говорили, «товарища», управляющего царским дворцом Данилы Романовича, и поэтому он робел.

Кроме дядьки Данилы Романовича, по лавкам сидели его сыновья: Фёдор и Иван, двоюродный дядька Василий Михайлович с сыновьями: Иваном, Фёдором и Протасием, родичи по Яковлевской линии. Все мужи именитые и важные — воеводы первостатейных городов, наместники, знатные воеводы и землевладельцы. Всего за утренним столом собралось четырнадцать человек, которые поздоровавшись между собой и с Фёдором, чинно принялись уничтожать горой наложенные на стол пироги с различной, но в основном рыбной, начинкой.

Наконец, насытившись, все старшие родственники произнесли благодарственные хозяевам и хвалебные столу речи и замолчали, уставившись на Фёдора, словно он сейчас должен был подняться, поклониться до земли и сказать: «спасибо, что пришли, гости дорогие!». Однако Фёдор молчал и играл с родичами в «гляделки».

[1]Пасхалия, таблица или система правил для вычисления даты христианской Пасхи и зависящих от неё переходящих праздников (Вход Господень в Иерусалим, Вознесение Господне, Пятидесятница и др.).

[2]Дмитрий Траханиот — грек из окружения жены великого князя Ивана Третьего — Софьи Палеолог.

[3]Огненники (пламенники, халдеи) — особые клирики, составлявшие часть свиты Московских Патриархов в XVI—XVII веках. Изображения «огненников» неоднократно встречаются в Лицевом летописном своде, составленном во времена правления Ивана Грозного в 1568—1576 годах. В обязанности «огненников» входило ношение зажженных свечей перед Московскими Патриархами во время патриарших выходов. Ранее — халдеями именовали касту жрецов в Вавилоне. Халдеями-магами были волхвы, пришедшие поклониться родившемуся Иисусу.

[4]Пламенник — факел.

[5]Надысь — только что.

Глава 13

Фёдор переводил свой взор с одного родственника на другого, до тех пор, пока Данила Михайлович не понял, что младший Захарьин-Юрьев не горит желанием хвастать своим подвигами и нахождением рядом с троном, а также рассказывать последние новости. Он решил, что переговорным процессом надо управлять, откашлялся и с напряжением в голосе задал вопрос, ответ на который знала вся Москва и её дальние окрестности:

— А правда, Фёдор Никитич, что царь новую жену ищет?

— Ищет, Данила Михайлович, и вроде, как уже нашёл. Сватов послали к Темрюку Идаровичу в Малую Кабарду. Или не знал? — Фёдор делано удивился.

— Знать, знал, — не стушевался дядька, — да от ближнего царю человека услышать правду вернее. Ты сейчас царю заместо Алёшки Адашева. Все челобитные через тебя, все указы, письма посольские, не тяжело? Не уж-то справляешься сам?

— Справляюсь, Данила Фёдорович, но с большим трудом. Взвалил государь на мою службу всю переписку.

— А что за служба у тебя такая? — зацепил нужный вопрос Данила Романович.

— Ты же знаешь, Данила Романович, что грамотен я изрядно. Читаю письма не по слогам, а бегло, и потому вижу все изъяны, вредящие мысли государевой. Ибо говорит царь одно, а дьяк пишет другое. Что ему на ум взбредёт или боярин надиктует. Волюнтаризм!

— Что? — не понял старший Романович.

— Своеволие! Что хотят бояре, то и воротят.

— Это — да! — согласился Данила Романович и все родичи согласно покивали головами.

Сидящие на лавках разодетые в богатые одежды дородные мужики так походили на китайских «болванчиков», что Попаданец едва сдержался от смеха.

— Так может ты подсказал бы государю, что есть верные людишки, готовые служить верой и правдой, коих дьяками и назначить.

Фёдор покрутил головой.

— Не верит, государь никому. Да и служили наши родичи и отцу его и ему самому, да проштрафились. Просил я за вас, да не схотел государь. «Зело алчные», — говорит, — «до землицы, твои Кошкины. Сам правь!».

— Как это, «сам правь!»? — спросил и раскрыл рот дядька. — Кто — «сам правь»?

— Я «сам правь», — пожал плечами Фёдор.

— Погодь-погодь… Почему это ты «сам правь»? А царь?

— Правь — это он про письма и указы. Да и думой, и дьяками царь тоже не доволен. Так разве ж царь сейчас правит? Дума боярская! Вот Иван Васильевич и говорит, что не нужна ему такая Москва, уедет он в Александров насовсем, а Москву оставит боярам. Или мне, если захочу. Но я не хочу. Не нужна и мне Москва с боярами. Разве ж победишь их?

— Не победишь, правда твоя, Фёдор Никитич. И когда царь собрался в Александров?

— Так, после свадьбы с новой женой Темрюковной. Летом значит. Или на следующий год.

— А что же он не нашёл среди наших девок жены? — спросил Василий Михайлович.

— Чтобы снова вражда вокруг него началась? — вопросом на вопрос ответил Данила. — Правильно царь делает. А нам надо наследника Ивана сберечь. Как ему ближними дядьками стать, Данила Никитич? Не справляемся мы с Василием вдвоём. Хотя бы во дворец цесаревича наших ввести. Кто ещё охранять станет? А царю наследник нужен. Что думает царь об Иване Ивановиче?

Фёдор помолчал немного с, недоверием поглядывая на семью, но вздохнул и промолвил:

— Как только женится царь, то возьмёт Ивана Ивановича в соправители и создаст ему малый дворец. Вот туда вы войдёте всем скопом, коли захотите. Сразу после женитьбы царь на войну уйдёт, для того, кстати и на черкешенке женится, не глядя на неё, — Фёдор усмехнулся, — чтобы черкесов на войну позвать. А Ивана Ивановича оставит вместо себя, как соправителя в Александрове, с равным правом подписывать письма и указы.

— Ты подсказал? — спросил Василий.

Фёдор не ответил, лишь пожав плечами. Василий понимающе хмыкнул.

— Вот, то — дело, — довольно потёр руки Данила.

— А в Москве, что будет?

— Наместником пока князя Старицкого поставит в своё отсутствие. А потом, к семьдесят первому году[1] все приказы в Александров переедут.

— И в Слободе твоя служба продолжит смотреть за приказами?

— Продолжит, — вздохнул Фёдор.

— Так может, возьмёшь кого из наших к себе?

Фёдор обвёл всех сидящих за столом глазами, потом встал, подошёл к своей сумке и, достав свиток, положил его на стол.

— Вот это письмо заготовили мои писари за один вчерашний вечер. Это письмо царя Ивана Васильевича английской королеве Елизавете. Кто его прочитает быстро?

Первым письмо развернул Данила Романович и довольно сносно, но водя пальцем по тексту, начал читать.

— Ну ты-то не пойдёшь ко мне в дьяки, Данила Романович, — улыбнулся Фёдор. — Или я чего-то не знаю?

Дядька крякнул и, покраснев, передал письмо сынам. Фёдор Данилович — муж лет тридцати, кряхтя и «экая», за минуту осилил три предложения и тоже покраснел, как маков цвет. Иван Данилович, глядя на брата, даже не стал браться, передвинув свиток дальше по столу. Лучше всех читали Яковлевичи, но всё одно, эти «аз, буки, веди», мешали им принимать текст слогами. Особенно не очень знакомые слова. Словарный запас письменных слов у современных грамотеев насчитывал от силы слов пятьсот. И писали грамотеи, используя знакомые слова и жутким образом коверкая слова ранее не читанные. А заставь написать сочинение на вольную тему — не напишут. Ибо не было у «современных» учителей книг типа букваря и текстов, типа: «мама мыла раму».

Произношение слова и его написание заучивали целиком, без запоминания буквиц и складывания из них складов и слогов. Наш попаданец в тело Фёдора, «играя» сызмальства с молитвословом выучил его наизусть, разбил на слоги и буквы и, имея опыт изучения русской грамоты, научился читать слогами и, самое главное, складывать из них новые слова. Чему поначалу сильно удивлялся Иван Васильевич, считая навык быстрого чтения и составление новых слов «чародейством». Однако, когда сам освоил азбуку, слоги и поняв смысл частей слова, от обвинений Фёдора в оном отказался, назвав сие действо «чаромудрием». Он даже написал это им самим придуманное слово самостоятельно.