Русская война 1854. Книга вторая (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич - Страница 14

— Ядра уже набрали температуру. Если враг решится подойти хотя бы на пятьсот саженей, сожжем его. Как пить дать сожжем! — Корнилов не стал поправлять разволновавшегося мичмана.

Немного можно. Сегодня все нервничают, даже он сам: вместо того, чтобы следить за всем боем сразу, носится по передовой. Хорошо еще, что Щербачев повесил на каждом бастионе свои шары, и они, как и в обычные дни, собирают информацию и передают ему. Как же это удобно видеть всю картину целиком, не волноваться зря, правильно распределять силы… Такая мелочь, и такая польза.

— Куда дальше, Владимир Алексеевич? — Тотлебен убедился, что на четвертом бастионе все хорошо, и присоединился к свите Корнилова.

— На Малахов курган, — адмирал все-таки решился. — Истомин передает, что справляется, но… Лучше взглянуть своими глазами, чтобы потом проще ориентироваться в отчетах «Карпов», а после вернемся в штаб. Нужно будет подумать, как нам распределить резервы и не получится ли где ущипнуть союзников сильнее, чем они могли бы этого ожидать.

Последняя мысль, что у них получится не только отбиться, но и самим ударить, пришла адмиралу в голову, когда он увидел еще одну команду ракетчиков Щербачева. Пятерка солдат проползла почти пятьдесят метров, окопалась, с невероятной скоростью вгрызаясь в землю странными короткими лопатами, а потом, выждав момент, они прямо из укрытия запустили сразу три ракеты Константинова по английскому шару. Островитяне решили, что увели тот достаточно далеко назад, но этих ребят в черных казачьих бурках, казалось, не остановить.

— И позовите ко мне штабс-капитана… — Корнилов подумал, что у того может быть план, который, как минимум, стоит выслушать.

— Если вы про Щербачева, то вон он, — улыбнулся Тотлебен, указывая на знакомую фигуру рядом с Истоминым.

Адмирал и штабс-капитан стояли за башней Малахова кургана и что-то еле слышно обсуждали.

[1] Имеется в виду кусочек той речи Корнилова, что он произнес перед первой бомбардировкой Севастополя. Сейчас, учитывая положение на поле боя, те же слова уже не могут быть сказаны, но нам хочется, чтобы вы еще раз их прочитали. «Товарищи!.. на нас лежит честь защиты Севастополя, защиты родного нам флота! Будем драться до последнего! Отступать нам некуда, сзади нас море. Всем начальникам частей я запрещаю бить отбой, барабанщики должны забыть этот бой! Если кто из начальников прикажет бить отбой, заколите, братцы, такого начальника, заколите и барабанщика, который осмелится бить позорный отбой! Товарищи, если бы я приказал ударить отбой, не слушайте, и тот из вас будет подлец, кто не убьет меня!..»

Глава 7

Стою, веду светские беседы под грохот артиллерии и свист пуль. Раньше думал, такое бывает разве что в фильмах, но нет… Иногда бой словно замирает, и только и остается, что болтать ни о чем, чтобы не сойти с ума от ожидания.

— Значит, говорите, с десятого вам очень помогают? — задумчиво уточнил Истомин.

— Да, поставили несколько пушек на закруглении бастиона и вовсю пользуются своим положением. Там же и калибры морские, бьют далеко, так еще и с возвышенности. Французы просто воют и стараются давить севернее, в районе четвертого бастиона. Но там уже «Карпы» и ракетчики готовы их наказать, если зарвутся.

— Видел ваших ребят, — усмехнулся Истомин. — Сначала, скажу честно, сомневался. Встречал я ракеты на кораблях — не впечатлили, а молодое поколение, гонясь за новинками, иногда забывает, для чего они прежде всего нужны. Но ваши ракетчики — молодцы. Всю мелочь, что англичане рискнули подтянуть поближе, причесали, шары выбили. До тяжелых пушек, конечно, не добрались, но те и стоят слишком далеко. И знаете что, Григорий Дмитриевич… — глаза Истомина блеснули. — Что-то мне подсказывает, что они так берегутся именно из-за нашего нового оружия. Шары, ракеты — сами по себе они, наверно, не смогли бы изменить ход боя, но как дополнение к артиллерии и крепким штыкам словно в несколько раз увеличивают наши силы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Мне тоже кажется, что нет и не может быть чудо-оружия, которое разом решит любую проблему, — закивал я. — А главная мощь армии, да и флота тоже, в том, чтобы знать силу и слабость всего, что у тебя есть, и правильно их комбинировать.

— Хорошие слова, — кивнул Истомин, параллельно делая какие-то расчеты у себя в блокноте.

Невольно вспомнились ролики и статьи из будущего, когда разные историки с высоты прошедшего времени снисходительно обсуждали «недалекость» наших офицеров и генералов. Мол, если и продержался так долго Севастополь, то только благодаря храбрости простого солдата и ошибкам союзников. Ссылались на устроенную однажды Сперанским проверку, после которой он доложил царю, что лишь тринадцать процентов армейских имеют соответствующее образование.

Вот только как могло быть по-другому, по крайней мере после 1812 года, когда война помогла получить офицерские чины множеству простых солдат? Наоборот, стоило бы отметить социальные лифты. В любом случае та проверка была почти сорок лет назад. Сейчас же… С 1832 года открыта Императорская военная академия Генерального штаба, куда может поступить почти любой офицер. Поступить и выпуститься, если по первому разряду, то уже следующим чином, дав новый виток своей карьере. И эта новая волна военных, которые умели смотреть на поле боя с научной точки зрения, понемногу меняли подход в армии в целом.

Так, какие-то решения теперь могли приниматься не потому, что был отдан соответствующий приказ, а потому что это было разумно. Те же заслоны перед пушками. В начале боя их оттащили в сторону, чтобы не мешались. Вроде бы мелочь: поставить сбитый или плетеный щит на время перезарядки, потом отодвинуть — вот только сэкономленные секунды складывались в минуты, а минуты превращались в дополнительные выстрелы, которые, возможно, и сдержали первый натиск врага… А потом, увидев, что напор спадает, заслоны вернули обратно. Пусть пушки стреляют чуть реже, зато случайных жертв будет меньше.

Или сам подход к стрельбе. Англичане и французы сразу открывали огонь всей батареей, стараясь сразу подавить массой любое сопротивление противника. Наши же артиллеристы работали по схеме, которую приняли еще на флоте. Сначала пристрелка отдельными орудиями и только потом общий залп. Истомин как раз получил данные с «Карпа» о новой батарее и перенес огонь в новый квадрат.

В этот момент к нам и подъехали Корнилов с Тотлебеном и остальные сопровождающие их офицеры.

— Вижу, вы тоже держитесь. Молодцы! Орлы! — последние слова Корнилов сказал погромче, чтобы их смогли услышать и солдаты. Те действительно услышали и приободрились. Довольный адмирал внушал веру в успех, да и просто любили в Севастополе Владимира Алексеевича.

— А вы, Григорий Дмитриевич, что тут делаете так далеко от своих позиций? — спросил Тотлебен, заодно крепко пожав мне руку.

— Увидел сверху, как вы путешествуете вдоль наших позиций, а потом обратил внимание на неожиданную активность артиллерии англичан за Малаховым курганом, — осторожно начал я.

Истомин, которому я ничего не рассказал об этой причине своего появления, напрягся и смерил меня тяжелым взглядом. Остальные тоже нахмурились.

— Поясните, штабс-капитан, — Корнилов от недовольства аж перешел с имен на звания. Ну да ничего, переживу. Главное, чтобы и адмирал пережил этот день.

— Смотрите, — я указал на траншеи между башней Малахова кургана и первым бастионом. — С неба это было очевидно. Адмирал как глава обороны города объезжает все позиции. В том числе и ту, где из-за каменистой почвы почти нет укреплений. Дальше, вы видите по пути к Камчатскому люнету следы от десятков выстрелов? На пустом месте! То есть там нет позиций, а враг при этом зачем-то пристреливал свои орудия.

— Хотите сказать, что меня ждали? — Корнилов усмехнулся. — Все мы рано или поздно умрем, и бегать от старухи с косой я не собираюсь.