Эскимо с Хоккайдо - Адамсон Айзек - Страница 59

Лицо Ёси растворилось, сменившись логотипом «Святой стрелы» и словами: Ре/ин/троспекция «Индустрия развлечений „Сэппуку“» — скоро!

Траур, по-видимому, подошел к концу.

Охранник по-прежнему охранял белую вывеску «Индустрия развлечений „Сэппуку“» и по-прежнему выглядел расписным индейцем из дешевой лавки. Женщина-мышка в синей блузе со времени моего последнего визита открыла в себе источник гиперсексуальности. Сегодня она сидела за конторкой в облегающем красном свитере (по нему я мог сделать вывод о температуре помещения) и в черной юбке (по ней я мог сделать вывод о том, что девица не щадит себя на «Стэйрмастере»). А по улыбке красных губ я мог сделать вывод, что девица не ожидала меня.

— Чем могу помочь? — От ее голоса у меня волосы зашевелились. Таким бы голосом стекло резать.

— Я пришел к господину Сугаваре.

— Не могли бы вы представиться?

— Майкл Джексон, — пропищал я.

Она повторила имя, взяв октавой выше.

— Точно, — сказал я. — Тигры Сугавары исполняют песни «Битлз» без моего разрешения. Я пришел положить этому конец.

Девушка выпятила нижнюю губу и склонила голову набок. Наверное, решила, что я передразниваю ее голосок, а я просто довольно скверно изображал Майкла Джексона. Подражаю знаменитостям я из рук вон плохо, но удержаться не могу. Я понимаю так: если Джона Бон Джови151 снимают в кино, а Киану Ривза152 пустили играть в рок-группу, я лично вправе изображать звезд.

Секретарша смотрела на это иначе. Она схватила трубку и набрала номер. В шести футах слева от нее запищал пейджер охранника. Тот ожил, словно ему в прорезь бросили монетку, шагнул вперед и спросил меня:

— Если вы — Майкл Джексон, где же ваша ручная обезьянка?

— Прямо передо мной.

Охранник только фыркнул:

— Двигай!

— О'кей! Вы сами этого хотели. — И прежде чем охранник осмыслил каламбур, я врезал ему по морде и вырвал из нагрудного кармана магнитную карту-ключ. Секретарша охнула, когда я врезал охраннику во второй раз, и испустила пронзительный вопль. Когда я попытался нанести третий удар, охранник перехватил мои запястья, но я отреагировал на это приемом тэнти-нагэ, броском из айкидо, и он пролетел полкомнаты. Я мог бы еще много движений продемонстрировать, но усовестился. Полицейских я готов расшвыривать во все стороны, но бить охранников — все равно что заику передразнивать.

Я подошел к двери, сунул магнитную карточку в щель и, подавив желание изобразить походку астронавта на Луне, затопал по длинному извилистому коридору. Несколько мгновений спустя я распахнул дверь в кабинет господина Сугавары.

Сугавара, все в том же желтом кардигане мистера Роджерса, стоял у дальней стены спиной ко мне. Факс молчал, Синих Костюмов в поле зрения не наблюдалось. Я тихонько прикрыл и запер дверь. Вместо электроники тут имелся старомодный металлический замок. Сугавара стоял неподвижно, глядя в окно.

— Не хочу портить праздник, — заговорил я, делая шаг вперед, — но при всем вашем чутье на шоу-бизнес кто-то вас одурачил.

Сугавара не шелохнулся. Я обошел стол.

— Если вздумаете еще использовать мой голос, — прорычал я, — сначала разрешения попросите.

А он все стоял и таращился на улицы Гиндзы. Я затопал ногами, подходя к нему, но он не двигался. Я хлопнул в ладоши — ноль эмоций.

Тогда я похлопал его по плечу.

Сугавара резко обернулся. Подбородок отвис, как пустой носок, все лицо свела резиновая гримаса ужаса. Слои пудры взметнулись, скрыв его черты. Сугавара двинулся бочком в сторону, точно осьминог, удирающий в облаке чернил. Даже швабра-паричок съежилась в страхе, сдвинулась к затылку, когда Сугавара отшатнулся от меня.

— Кто-нибудь! — завопил он. — Скорей на помощь!

— Успокойтесь! — попросил я, показывая пустые ладони.

Осознав, что я не собираюсь на него наброситься, Сугавара отчасти пришел в себя. Он сфокусировал на мне взгляд сквозь туман распылившейся косметики и выжал слабую улыбку.

— Доброе утро, доброе утро! — тревожно и слишком громко произнес он.

Я отметил, как Сугавара цепляется за спинку стула, будто теряя равновесие. Отметил, как странные голубоватые глаза сосредоточились на моих губах — вернее, там, где мои губы прятались под бинтами.

И внезапно я все понял.

— Я СХОРОНИЛ ПОЛА!

Сугавара не дрогнул от моего крика, только наклонил голову и с выжидательной полуулыбкой вперился в мой рот. Он не разобрал ни слова.

— Об-ла-ди, об-ла-да, — произнес за моей спиной издевательский голос. — Отосклероз.

Я обернулся и увидел, как Кидзугути входит в кабинет, убирая ключи в карман. В строгом костюме цвета васаби, под стать освеженной прическе «Цезарь». Шрамы на лбу уже не так бросались в глаза. Наверное, их эффект ослабел по сравнению с отрезанным языком на полу. Но все-таки шрамы были кстати, они напомнили мне об укусах, покрывавших все тело Кидзугути. Нельзя забывать, что я имею дело с опасным психом.

Синие Костюмы ввалились по пятам за Кидзугути. И — последний, но немаловажный, любимый всеми немой, тот, кто вертится юлой, и ни слова долой, единственный и неповторимый диджей Това. Он так и не избавился от тюремных джинсов, но свой огромный двухкассетник где-то оставил. Без него Това лишился равновесия, тело его все так же клонилось вперед под тяжестью отсутствующего предмета. Исчез и микрофон, но огромные нелепые наушники остались. Бессильно свисал ни к чему не подключенный провод.

— Авто — что? — переспросил я.

— Отосклероз, — повторил Кидзугути, произнося термин с густым акцентом осакского гангстера.

— Это медицинское название неизлечимой битломании?

— Отосклероз вызывается разрастанием губчатой кости во внутреннее ухо, — продолжал Кидзугути. — Поначалу отрубаются только низкие частоты, но со временем человек полностью глохнет. Так объяснил мне отоларинголог Сугавары, а мы проследили, чтобы некое дело о медицинской халатности растворилось. В общем, Сугавара-сан утратил слух много лет назад. Единственный внятный ему голос — это голос его секретарши.

Так вот каким образом Кидзугути влез в этот бизнес. Обтяпал грязное дельце для врача и получил в обмен материал для доброго старого шантажа. Болезнью Сугавары вполне объяснялись и некоторые выпущенные в последнее время диски «Сэппуку». Непонятно другое — почему ребятишки покупают такое дерьмо, — но подобного рода неразрешимые вопросы лучше передать на усмотрение учителей дзэн и эндокринологов.

Кидзугути обошел меня, вплотную приблизившись к дефективным ушам Сугавары. Голова Сугавары дергалась вправо-влево, он тщетно пытался уследить за нашим разговором.

— Сугавара-сама уходит в отставку. — Кидзугути положил руку на плечо босса. — Он создал империю. Настало время: выключи мысль, расслабься, с потоком плыви. Правильно? — Улыбка Сугавары отнюдь не казалась умиротворенной. Он таращился на Кидзугути, стараясь уловить смысл его слов. — Господин Сугавара! — Произнес Кидзугути, преувеличенно шевеля губами. — Этот человек в бинтах — Билли Чака. Вы его помните?

— Приветик! Приветик! — закричал Сугавара, просветлев лицом. — День — то что надо, спору нет.

— Ну еще бы, — подтвердил Кидзугути. — А теперь мистер Сугавара должен извиниться перед вами — время пить чай.

Время пить чай — это Сугавара улавливал на любой частоте. Он радостно закивал, и двое Синих Костюмов выступили вперед, чтобы его проводить. Глядя ему вслед, я видел, как исчезает иллюзия человека, неподвластного возрасту. Сугавара превратился в усталого старика. Что-то станется с его тиграми?

— Значит, вы — новый оябун?153 — теперь я сосредоточил внимание на Кидзугути. Жаль, что он стал боссом. Сугавара был глух, но, по крайней мере, любил музыку. И, насколько мне известно, Сугавара людей не убивал.