Эскимо с Хоккайдо - Адамсон Айзек - Страница 11

— Вы мне так и не ответили, — напомнил я Суде.

— Сейчас не время для журналистов! — возмутился Синий Костюм.

Остальные запели в лад, но я уже не слушал. Я повернулся и пошел вслед за Аки и Маки, а в раздевалке набирал обороты интимный разговор.

Мы прошли по узкому коридору в гараж, где стоял большой черный «БМВ» с тонированными стеклами. Дружно забрались внутрь. Аки сел за руль, его брат — на место охранника.

— Из какого вы штата? — спросил Маки. Аки тем временем прогревал мотор.

— Я вообще-то из Кливленда.

Маки кивнул.

— «Уокин Токин» Билл Хокинс, — начал игру Аки.

— Алан Фрид, — откликнулся Маки.

— Эдвин Коллинз…

— Агент Ноль-Ноль-Соул.41

— Война! У-ху!

— Господи боже!

— В Зале Славы рок-н-ролла был? — спросил меня Аки.

Я признался, что избегаю музеев. Он так на меня посмотрел, будто я глупость сморозил. Дверь гаража поехала вверх, мы потихоньку вырулили в узкий проулок, сплошь в лужах. Маки осмотрел территорию. Он подал знак брату, и тот нажал на газ.

Голова моя резко дернулась назад — мы космической ракетой помчались по проулку. На углу дожидалась толпа репортеров, их уже сотни собрались. Среди них и заплаканные обожатели Ёси, по большей части девчонки. Высокие платформы сандалий подросли еще на несколько дюймов, а короткие юбки на столько же дюймов укоротились, но в целом мода не слишком изменялась с последнего моего приезда. Или, скорее, она успела поменяться раз пять или шесть, и наступила очередная эпоха ретро.

Вслед за поклонниками рока явились и силы порядка. Патрульные выстроились шеренгой, стараясь удержать молодежь, пока работали фотокамеры. Подростки изо всех сил мешали репортерам, репортеры уделяли подросткам внимание, о каком те могли только мечтать. Со стороны эти отношения казались идиллическими. Впрочем, со стороны кажется, будто фермер кормит коров исключительно по доброте сердечной.

И вдруг один из журналистов заприметил нашу машину.

Какая-то девчонка взвизгнула.

Шеренга полицейских дрогнула, и вся человеческая масса устремилась к нам.

Аки завернул за угол, едва не зацепив самого проворного фотографа. Тот отскочил, камера запрокинулась, фотографируя небо.

Я попытался что-нибудь разглядеть через плечо сквозь темное стекло. Мы уносились прочь; журналисты, толкая друг друга, неслись вслед, тщетно пытаясь настичь стремительный автомобиль. Большинство сдалось на первых же шагах.

Из толпы вырвалась девочка-подросток в школьной форме — какая-то матроска, белые носки сползли на лодыжки. Даже издали я увидел: отнюдь не красотка. Она мчалась за нами с поразительной для таких толстеньких ножек скоростью. Замелькали вспышки — репортеры почуяли запах жареного. Криков ее я разобрать не мог, но слезы на лице девочки даже издали казались искренними.

Аки щелкнул кнопкой магнитофона и, заглушая все внешние шумы, в «БМВ» загрохотали зубодробительные ударные: «Святая стрела», альбом «Космический дневник», вторая сторона.

5

Мой номер располагался на четвертом этаже отеля «Рояль», то бишь на этаже Ч. Ч — четвертый этаж, но в большинстве японских отелей четвертый этаж отсутствует, поскольку «си», то есть «четыре», означает также «смерть». Это очень несчастливое число, а потому некоторые рок-квартеты приглашают дополнительного пятого участника — пусть играет на тамбурине или просто по сцене скачет.

Номер как номер: мебель дешевая, тут Суда не обманул, но само помещение достаточно просторное для Токио. Выглянув из окна, я обнаружил напротив глухую цементную стену. Что ж, когда двадцать миллионов человек скучится в одном городе, на всех красивых видов не хватит. На стене — большая пестрая реклама презервативов «Мамору». Бодрый лиловый человечек-презерватив с выходящим из головы пузырем: «Я буду беречь тебя и хранить, пока я жив». Знакомые каждому японцу слова — их произнес наследный принц Нарухито, делая предложение принцессе Масако.42 Династия Ямато наверняка гадает, какие еще унижения заготовило для них новое столетие.

Распаковался я за три минуты. Закончив, пролистал записную книжку в поисках каких-нибудь ниточек к Ёси. Множество устаревших номеров типа «она вышла замуж» или «он больше здесь не работает». Как будто все на свете разом изменили свою жизнь. Дойдя до конца списка, я решил позвонить в «Балаган» Такэси.

Вот до чего я дошел.

«Балаган» прежде был шалым журнальчиком, костяшки в кровь, его адвокаты трудились не меньше мальчиков на побегушках. Потом его поглотил концерн «Тубусими», и ребята получили внутреннюю инструкцию — перечень родственных «Тубусими» компаний и людей, которых не следует огорчать. Тринадцать страниц, две колонки, через один интервал. В конце следовало краткое уведомление: зарплата снижается на десять процентов, добро пожаловать в дружную семью «Тубусими».

После этого лучшие парни из «Балагана» свалили, но мой приятель Такэси все еще гнул там спину. Хорошим писакой его не назовешь, но он славный парень. И если в Токио что-то затевалось, Такэси узнавал об этом одним из первых.

Я набрал его номер. Такэси подошел только после шестого гудка.

— Ч-черт! — прошипел он в трубку. — Хватитуже! Нечего звонить мне на работу. Ясно?! Делаю все, что в моих силах. Оставьте меня в покое!

— Это Чака, — представился я.

— А?

— Это ты о чем?

— Да так, — хихикнул он. — Обознался. Шутка, долго объяснять. Как дела, Билли? Слыхал, ты устроил разборку с господином Тондой? Челюсть ему сломал?

Я не ответил. Я вспоминал, кто это вывел такой закон: лживые слухи распространяются быстрее правдивых?

— Не могу тебя осуждать, — продолжал Такэси. — Знаешь, что этот тип сделал с ручной обезьянкой Анны Вонг? Я с тех пор и смотреть на бананы не могу. Гадость какая! Пакость, да и только!

— Верю на слово, — сказал я. — А ты так и живешь в коробке?

С год тому назад Такэси поселился в центральном парке Синдзюку в домике из картонных коробок. Оборудовал настоящую двухкомнатную квартирку: гостиная, спальня и кухонька. Утеплил свое жилье голубым брезентом. Стены были из толстого картона, не хуже, чем в большинстве токийских домов. Настоящие бездомные могли ему позавидовать.

Тем не менее по японским понятиям даже заговаривать о картонном домике было невежливо. Впрочем, чего и ждать от Билли, он же гайдзин! Мне кажется, Такэси моя неделикатность даже радовала, потому что больше поговорить на эту тему было не с кем.

— Ну, ты же понимаешь… — завздыхал он.

С его женой я был знаком, так что, можно сказать, понимал. Такэси именовал свою супругу окура-сё, то бишь «Министерство финансов». Иными словами, она его обанкротила. Жить госпожа Такэси желала не иначе как в дорогущих апартаментах в Эбису, однако, по ее мнению, квартирка была тесновата для двоих. Не знаю, почему Такэси не разводился. Однажды он попытался объяснить мне свою позицию, сыпал положенными словами: самопожертвование, долг, ответственность. Я все равно не понял, и тогда он вздохнул и сказал, что я не японец.

— Как поживает та девчонка, с которой ты хороводился? — напомнил мне Такэси — яд так и сочился из его голоса. — Кажется, ее Сара звали?

— Лучше не бывает. Собирается уходить из журнала, а меня обозвала гусеницей.

В трубке воцарилось молчание.

— Гусеницей? — пробормотал наконец Такэси. — Да, крепко она тебя. Впрочем, по заслугам.

— В каком это смысле?

— О тебе довольно! — внезапно ожил Такэси. — Слыхал какие-нибудь новости об интересных людях?

— Нуда. Ёси перекинулся.

— Со дэсу ка?43 Вот черт.

— Что-нибудь знаешь об этом?

— Может, и знаю. Мы живем в информационную эпоху. Отдавать информацию за так неправильно. Вся экономика нарушится.