Авиатор: назад в СССР 10 - Дорин Михаил - Страница 9

– Ты меня вообще слышишь? – громко спросил Тимур Борисович по внутренней связи.

– Слышу, – ответил я, проверяя работу автоматического радиокомпаса.

Продолжение разговора не последовало. И чего отвлекает?! Нужно бы ещё карту района лучше изучить. А то сегодня на аэродроме только один привод и с одним стартом работает. И ведь есть средства локации и навигации, да только выходной у ангольцев. Вот и не работают, а наших специалистов, видимо, не привлекли.

– Выруливаю, 101й, – доложил Совенко и самостоятельно начал рулить.

В кабине-то жарковато, вот и хочет побыстрее в воздух подняться. Я сам уже прилип к креслу, обильно вспотев.

Самолёт был готов занять исполнительный, но руководитель разрешение не давал. Я посмотрел по сторонам и в сектор взлёта и посадки. Никого! Чего ж тогда ждём. Чувствую, как капелька пота скатилась на кончик носа, неприятно пощекотав его.

– Лубанго, 101й, готов на полосу, – настойчиво повторил Тимур Борисович.

– 101й, вам запрет на вылет. Местные не разрешают, – грустно ответил нам руководитель.

– Причина?

– Африканский час.

Мда, известное явление. В это время суток очень жарко и никого на открытом воздухе нет. Значит, и в работе перерыв. Только не совсем понимаю, причём здесь командно-диспетчерский пункт, где дежурная смена сидит в тапочках и под кондиционером.

– 101й, разберись там, а мы пока вырулим на полосу, – сказал Тимур Борисович, и руководитель полётами принял к сведению эту информацию.

Выруливал на полосу уже я сам, выравниваясь по осевой линии. Вокруг ни души. Окрестности аэродрома – это небольшая равнина. Чуть дальше она переходит в холмы и в горный хребет.

– На радиовысотомере опасную высоту установил. Готов к взлёту, – доложил я.

– Управление передал, – сказал Совенко.

Как будто и не я сейчас выруливал, а он. Вообще, как-то уж слишком высокомерен этот полковник. Не знаю его регалий, но не думаю, что у него большой боевой опыт.

– Теперь покажи, как ты летал в Афганистане. Хочу посмотреть, – ехидно посмеялся Совенко.

Вряд ли он захочет прочувствовать все слаломы, которые мы с товарищами выполняли в Панджшере. Какие-то желания у Совенко совсем небезопасные. С другой стороны, может, перестанет хорохориться.

– Как скажете. Обороты вывожу на максимал, – доложил я и плавно перевёл рычаг управления двигателем в соответствующее положение.

МиГ-21 слегка затрясло. Обороты и температура газов двигателя на приборах вышли на соответствующие режиму значения. Я продолжал удерживать самолёт на месте.

– Взлёт. Форсаж! – сказал я.

Слабый рывок назад, и самолёт помчался по полосе. Направление выдерживал аккуратно, отслеживая нужное значение скорости. Ручку управления слегка на себя.

– Подъём, – сказал я по внутренней связи, когда скорость подошла к значению 200 км/ч.

Плавно поднял носовое колесо и жду скорости 330 км/ч. Совенко молчит, не произнося ни звука.

Отрыв и мы поднимаемся в ангольское небо. Скорость растёт, шасси убрано.

– Взлетать умеешь, но что-то есть интересное в твоём арсенале? – спросил Совенко.

Что ж, придётся показать ему пограничный режим. Ручку управления самолётом отклонил на себя, хотя шасси ещё до конца не убрались. Не страшно! Запас прочности есть. В Циолковске такое уже делал с инструктором.

МиГ пошёл выполнять полупетлю. По внутренней связи слышно, как Совенко начал тяжело дышать, но пока замечаний не делал.

Пошёл рост перегрузки. Считаю до трёх и буквально кладу самолёт «на спину». Скорость в верхней точке подошла к 150 км/ч, а МиГ даже не затрясло.

– Переворот, – произнёс я и вывел самолёт в нормальное положение. Тут же стрелка на указателе скорости пошла в правую сторону на увеличение.

Хороший самолёт, этот наш МиГ-21! Даже на таком режиме устойчив и не переходит в режим сваливания.

– Ты чего… творишь? – спросил Совенко, прерываясь на вдох.

– Полупетля на взлёте. Теперь в пилотажную зону буду запрашивать отход, – сказал я, заметив на карте нанесённый круг на севере от Лубанго, обозначенный как «Зона номер 4».

– Выходи на аэродром. Над точкой поработаем, – ответил мне Тимур Борисович и сам запросил у руководителя полётами разрешение на пилотаж над полосой.

– Прошу снижение до 20 метров и проход над полосой, – запросил я вдогонку.

– Разрешил, – с энтузиазмом сказал руководитель полётами.

Совенко, наверняка, чуть слюной не подавился сзади.

– Родин, это совсем не по заданию, – спокойно сказал он.

– Товарищ полковник, а у меня и нет задания. Мне выполнять проход?

– Давай. Аккуратнее только.

Конечно! Ручку управления отклонил от себя и очень быстро снизился с 1000 метров до предельно-малой высоты.

Краем глаза увидел, как в стороне осталась гора со статуей Иисуса Христа. Интересно, а кто-нибудь пролетал над ней кубинцев как можно ниже?

Быстро пронёсся над полосой и снова потащил самолёт на полупетлю. Переворот в верхней точке, и пошёл вираж. При инструкторе Гене я выполнял эту фигуру и на меньшей скорости. Сейчас не буду рисковать.

Одна управляемая бочка, вторая, третья! Переворот и снова уход на предельно-малую. Вывод меньше чем на ста метрах. Руководитель полётами через раз повторяет команду на вывод.

Несколько таких минут потовыжималки, и я уже сам слегка подустал. Будто манёвренный бой кручу сейчас против нескольких противников.

– Крайний манёвр и на посадку, Сергей, – сказал мне Совенко, который тоже выдохся от таких манёвров.

– Понял, – отвечаю я и решаюсь на нестандартный манёвр.

Разгон на форсаже, скорость почти 800 км/ч. Ручку на три счёта на себя и МиГ резко задирает нос. Смотреть нужно на скорость сейчас, которая падает очень быстро.

210… 190… 180 и толкаю ручку от себя. Отворот влево и выход в сторону от солнца. Ещё один вираж, переворот и ухожу вниз.

Ищу глазами аэродром. Если всё верно рассчитал, должен сразу выйти в створ полосы. Так и есть!

– 101й, прошу посадку. Шасси, механизация выпущены, – доложил я, выравнивая самолёт.

– Разрешил посадку.

Несколько секунд и плавно касаюсь полосы. Длина её почти 3000 метров, а вот ширина не такая большая.

– Вылезешь, поговорим, – сказал Совенко недовольным голосом, когда я сбрасывал парашют рядом с подборщиками.

На стоянке нас уже встречали техники, а также командирский УАЗ. Рядом с самолётом уже Вениамин Бубко. Втягивается в рабочий процесс со своими коллегами. Как только открыл фонарь, он подставил мне стремянку, чтобы я вылез из самолёта.

– Как аппарат, Сергеич? – спросил он, здороваясь со мной.

– Нормально. Жарко только! – воскликнул я. – Когда кондиционеры будут уже в самолётах?

– А зачем? Лишнее место занимает. На высоте всё равно комфортно, – сказал он, но я не разделяю этой мысли.

К самолёту подъехал УАЗик. Бубко шепнул, что это за Совенко.

– Улетает сейчас советник Главкома ВВС и ПВО Анголы в Луанду, – сказал Веня и выпрямился, когда Тимур Борисович спустился на бетонку

– Товарищ полковник, разрешите получить замечания? – спросил я, поправляя на себе снаряжение и вытягиваясь в струнку.

– Нормально. Даже хорошо, – сказал Совенко и пошёл к УАЗику, вытирая лоб подшлемником.

Пройдя пару шагов, он повернулся ко мне.

– Только я тебя пристрелю, если этому же научишь ангольцев, понял?

– Так точно, – улыбнулся я, провожая взглядом нашего советника.

Со следующего дня начались полёты с нашими ангольскими товарищами. Парни они оказались смышлёные, грамотные и трудолюбивые. Всё идёт по накатанной, и вот я уже начинаю выполнять с ангольцами к полёты на сложный пилотаж.

По прошествии полутора недель, все трое привыкли к моим требованиям. Особенно они всегда ждали, когда я их соберу на лавочке за домиком высотного снаряжения.

Тут был навес и очень тихая обстановка. Никто нам тут не мешал делиться впечатлениями. А главное – всем так проще анализировать свои полёты вдали от посторонних глаз.