Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Проект "Веспасий" (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич - Страница 38


38
Изменить размер шрифта:

Наполеон Бонапарт в лубочно-парадном виде. Автор портрета Joseph Chabord. Источник: rafael.studio

— То, что он держится в седле как мешок с дерьмом, естественно, причиной падения не считается.

Глеб раздражённо сплюнул на траву, соответствуя облику простолюдина.

— Ты всё понимаешь… В том числе рассказ про еврейского Сусанина? — изумился напарник.

— Давний навык. Часть слов знакома через английский, только звучит иначе. Думаешь, нас каждый раз заставляли учить иностранный? Хочешь жить — нахватаешься по верхам. А мы уже третью неделю с лягушатниками.

— Понятно… Ставь палатку.

— Слушай, шляхтич. Не усердствуй, а? Я — армейский полковник, ветеран спецназа, не холуй. Чёрную работу делаем вместе. А что тебе сапожок начистил — то игра на публику. Не надейся на повторение.

Леон (по-белорусски — Лявон), так звали второго члена экспедиции, только засопел недовольно. Он, разбирающийся в медицине и довольно неплохо — в наполеоновской истории, а также прилично знавший французский, чувствовал, что в случае вынужденного расставания его мнимый слуга в одиночку имеет несравнимо больше шансов вернуться под Гродно к «волшебной» яме, открывающей дорогу домой. Сам же, вероятно, даже не найдёт её в лесу, хоть время практически не ограничено, его уверяли — на «Веспасии» промелькнут лишь ничтожные доли секунды.

Перед их отправкой в май 1812 года на базу прибыло несколько начальников — из Администрации Президента Беларуси, и из Кремля. О чём они договорились, Леон и Глеб точно не узнали, но факт: тёрки были сложные и нешуточные. Как результат, никто не назначил руководителя в паре, отставной полковник признавался главным в вопросах безопасности, белорус — главным по исторической части. Как решать, если мнения разойдутся? Элементарно: разбирайтесь сами и договаривайтесь, чай — не маленькие.

Оба сохранили прежний вид, россиянин предпочёл то же тело, что послужило ему в путешествии в 1654 и 1921 год. Леон почувствовал, что здесь он такой же, как и в будущем, только похудевший и в отличной физической форме, словно несколько месяцев регулярно посещал спортзал, что в Минске за ним не водилось. Поклялся себе, что по возвращении непременно займётся собой настоящим, приведёт плоть в порядок. Вот прямо с ближайшего понедельника.

Когда легли спать в палатке, разительно отличающейся от армейских шатров (конечно же — «американская»), Глеб заметил:

— Подкатиться к коротышке можно только одним способом: дождаться, когда тот слезет с коня отлить. Если у Наполеона правда — триппер, спасибо Жозефине и другим подружкам, его скрутит. И ты весь из себя: ваше величество, я — врач, вижу у вас признаки недомогания, от которого имею средство.

— Гонорейный уретрит. Глеб, а ты сам болел?

— Трипаком? Никогда. Есть такая резиновая штука, если ты в курсе, здорово спасает. А на заданиях в странах третьего мира, где секс дешевле банки пива, вообще лучше не надо. Допустим, презик убережёт тебя от гонорени, сифона или СПИДа. Ну а живность переползёт в волосню? И потом, о бабу трёшься. Знаешь, сколько можно подцепить кожных заболеваний? Ту же чесотку. Не, спасибо.

— В начале девятнадцатого века так не рассуждали, — Леон перевернулся на спину и подсунул руку под голову. — Библейская заповедь «не прелюбодействуй» соседствовала с уверенностью, что этот грех замолить — легче лёгкого.

— Инкубационный период сифилиса большой. Хочешь — дерзай. Всё равно тело временное. Как бы временное. Потому что двое моих попутчиков остались в прошлом навсегда. Без антибиотиков.

— Спасибо. Как-нибудь потерплю.

Уснув с невесёлыми мыслями, Леон проснулся довольно рано. Через марлевый полог просочились кусачие инсекты.

Вышел, позавидовав богатырскому храпу Глеба. Не стал его будить, хоть слуге полагается шустрить при подъёме хозяина, и отправился в кустики облегчиться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

По соседству в кустах раздался шум, приглушённое «мерд» (дерьмо), сдобренное проклятиями. Император Франции и доброй половины Центральной Европы стоял один, безо всякой охраны, с приспущенными лосинами и спутанными волосами, не прикрытыми знаменитой треугольной шляпой. Одной рукой держал себя за детородный орган, ногтями другой злобно расчёсывал внутреннюю поверхность бёдер. Сходство с привычными парадными изображениями этого исторического персонажа если и имелось, то минимальное.

Словно само Мироздание, сменив обычную неприязнь на временную милость, подготовило эту встречу.

— Экскюзе муа, сир! Я — доктор. Позвольте облегчить вашу чесотку и прочие недуги.

Великий человек был невелик ростом — ниже «лакея» Глеба. Имел несоразмерно большую голову, по-бычьи склонённую вперёд, и короткие ноги. Правое плечо дёргалось. Несмотря на комичность ситуации — Бонапарт оставался с приспущенными портками — монарх пылал нешуточным гневом и не вызывал желания с ними шутить.

— Как ты мог…

— Всего лишь справлял нужду в тех же кустиках. Осмелюсь заметить, ваша охрана крайне беспечна в дикарских русских землях.

Врач-терапевт по образованию, Леон Ястрбжемский в XXI веке довольно быстро оставил практику и рванул вверх по карьерной лестнице в Минздраве Беларуси. Обрёл вес и самоуверенность, а также приличный опыт общения с начальством. Много раз наблюдал, как его боссы, кому на совещании Первый накрутил хвост, пыжились строить из себя столь же грозных персон. Но им, как и корсиканскому выскочке, было далеко до Президента синеокой республики. Поэтому Лео ничуть не тушевался, глядел участливо. Переждав первый взрыв монаршего недовольства, ввернул:

— Со мной как с врачом будьте откровенны, сир. Вы для меня — страдающий человек, нуждающийся в правильном лечении.

— Ещё один… — теперь в голосе императора сквозили скорее боль и раздражение, нежели гнев. — Меня уже пользовали так называемые светила. В Великой армии их тьма. Но что они могут кроме как отрезать простреленную руку и зашить, после чего раненый умрёт, сгорев в антоновом огне?

Наполеон, наконец, натянул лосины и завязал шнурок.

— Осмелюсь предположить, ваше величество, что чесотка и недомогание при мочеиспускании присущи, увы, не вам одному. Прикажите, и я продемонстрирую своё искусство на другом французе, могу и сам принять лечебные снадобья, дабы вы убедились: вреда они не принесут.

— Назови своё имя. Откуда ты взялся? Акцент… тфу! Через слово не понять.

— Пан Леопольд Ястрбжемский из Виленской шляхты. Более ста лет назад мои предки переплыли океан в поисках лучшей доли в английских колониях. Мы получили письмо об открытии наследства, но вступить во владение препятствовали нелепые русские законы. Посему я с радостью примкнул к Великой армии, нашей главной надежде на свободу Речи Посполитой от проклятых московитов. Поскольку корпус Понятовского, как мне сказали, движется глубоко на юге, путешествую вслед за вашим штабом, сир, дабы при случае оказаться полезным. Поход труден, солдаты маются животом.

Наполеон по обыкновению не страдал многословием, больше слушал.

— После Войны за независимость бывшие колонии — мой естественный союзник против англичан… Что же, пан Леопольд, вы получите шанс принести пользу империи и достойное вознаграждение. Но коль окажетесь таким же мошенником как Ларрей, не взыщите.

На самом деле Доминик Жан Ларрей был светочем, можно сказать — основоположником эффективной военно-полевой медицины Франции. Вечно брюзжащий де ла Флиз вспоминал о Ларрее с уважением и ревностью. Но, видимо, как венеролог тот не состоялся. Чему удивляться, гонорею и сифилис в XIX веке врачевали самыми сомнительными способами, когда болезнь уничтожалась вместе с организмом пациента.