"Та самая Аннушка". Часть первая: "Аннушка и ее Черт" (СИ) - Иевлев Павел Сергеевич - Страница 18

— Лифта нет, — с досадой сообщила девушка, — но есть лестница. Техническая, узкая и крутая, тащить по ней бензин будет тем ещё приключением. Ты-то хоть вскарабкаешься, солдат?

Я заглянул дверь с надписью «Аварийный пожарный выход» — да, спиральный металлический трап не рассчитан на одноногих.

— На коленях заползу, если придётся. Обо мне не беспокойся, смотри, чтобы у тебя пупок не развязался.

— Ничего, ступенька за ступенькой, ступенька за ступенькой… Подожди здесь, я поднимусь, гляну, что там. Вдруг тупик? — Аннушка полезла вверх по лестнице, я проводил её задницу взглядом, а когда всё интересное закончилось, вернулся к пультам, читать надписи.

Не было её довольно долго, я уже начал беспокоиться, но потом по ступенькам загремели ботинки.

— Не заскучал? — спросила девушка.

— Нет, меня тут развлекали, — я махнул рукой в сторону стёкол.

— Это кто же?

— Зубастики навелись на свет в диспетчерской. Пытались допрыгнуть. Пока безуспешно, но не потому, что они плохо стараются.

За окном послышался глухой удар и скрежет когтей. Очередной претендент на мою провонявшую бензином тушку не удержался на поверхности с обратным уклоном, которую представляет собой стена диспетчерской. До самого стекла они пока не достают, но, возможно, просто ещё не разогрелись.

— Посветить бы туда, — сказала Аннушка. — Интересно, что за твари.

— Я нашёл рубильники прожекторов, но не стал пока включать. Мало ли, перегорит что-нибудь от нагрузки. Будем опять в темноте ковыряться.

— Да ладно, перегорит — и хрен с ним. Я была наверху, там типа гаража. Десяток машин, сильно получше той мыльницы, на которой мы приехали. Технички, судя по всему. Тяжёлые, широкие, ветрозащищённые, на серьёзных покрышках с подкачкой. Идеальный вариант — акк вставь и езжай. Я одну уже подготовила, зачистила провода. Последняя проблема — выволочь наверх бидон и тебя.

— Я вылезу.

— Тогда только бидон. Свет для этого не нужен. Включу один прожектор, вырубит — так вырубит. Больно охота глянуть…

Аннушка решительно протянула руку к выключателю, моя чуйка взвыла дурниной, я крикнул «Не-е-ет!». Но опоздал.

Внизу над рельсами зажглись нескольких ярких светильников, с пронзительно-магниевым, как у дуговых прожекторов, спектром. В их свете стало видно, что моя бестолковая стрельба была не совсем безрезультатной. Во-первых, несколько чёрных тушек на рельсах валяется; во-вторых, из пробитых цистерн прилично натекло, и теперь вагоны стоят в мелком, чуть выше шпал, но широком озере рандомно-химического состава.

Заодно предоставилась возможность разглядеть виновников переполоха — чёрных тварей, похожих на тупоносых акул на мускулистых длинных лапах. Обтекаемые, с плотной глянцевой кожей, сужающиеся к задней части тела без признаков шеи, зато с широкой пастью в переднем торце. Выглядят странно и неестественно, никогда не видел ничего похожего.

А вот и точка, с которой они нацелились на меня — крыша товарного вагона. На ней как раз сжался, подобравшись для прыжка, крупный, размером с раскормленного добермана, экземпляр. Зажёгшийся над головой прожектор ему не понравился, и он изменил направление, выстрелив собой прямо в его свет. Чёрная округлая башка грянулась в основание светильника, тот слетел с кронштейна и рухнул вниз, искря полуоборванным проводом.

— Твою мать! — успел сказать я до того, как внизу сработал импровизированный термобарический боеприпас размером со стадион.

Глава 7

Застрять в текстурах

— Иначе представлял себе загробный мир, — сказал я, поднимаясь из лежачего положения в сидячее.

— И что тебя не устраивает? — мрачно спросила Аннушка, садясь рядом.

— У меня всё ещё полторы ноги, причём половинка зверски болит. А ещё тут холодно и воняет бензином.

— Бензином от бидона, — пояснила девушка. — Я его каким-то образом прихватила с собой. Не знаю, как так вышло. Наверное, успела к нему привязаться.

— И ко мне?

— Нет, тебя я утащила специально. Ты спрашивал про мой аварийный выход? Ну так это он.

— Ты говорила, что пассажиров не берёшь.

— И не без причин. Но авось обойдётся.

— А почему вокруг туман и холод?

— Туман, потому что ты не умеешь правильно смотреть. Тут довольно красиво, как по мне. Но твой мозг не даёт тебе это увидеть.

— Почему?

— Боится, что кукуха вылетит. Изнанка мироздания — зрелище, требующее привычки.

— Так где мы?

— «Застряли в текстурах», как говорил один отважный юноша, большой любитель игрушек. В некотором смысле мы нигде. Точнее, «в нигде». Мультиверсум состоит из множества миров. Обычно для наглядности это представляют как бесконечную стопку бумаги, где на каждой странице картинка. Одна страница — один мир, поэтому их обычно называют «срезами». Такие, как вы, лазальщики-в-дырки, перелезаете с листа на лист сквозь прогрызенные какими-то жучками ходы и не можете выбирать, где окажетесь. Такие, как я, «люди дороги», едут куда захотят… Ну, ладно, не так красиво, у нас тоже свои пути, но возможностей всяко больше. Очень редкие специальные люди умеют выпрыгнуть из плоскости листов в несуществующий промежуток между ними. В нём-то мы и сидим, как дураки, в обнимку с бидоном бензина. В моменте мне это показалось лучше, чем сгореть к чертям.

— Как мы можем в нём сидеть, если он несуществующий?

— Я не сильна в теории. Как-то. Отстань.

— Судя по твоему настроению, это не лучшее место на свете?

— Я удивляюсь, что мы ещё живы, — призналась она. — Точнее, что жив ты. Я-то девушка привычная, могу прогуляться, вылезти в другом срезе, осмотреться, подумать, как я дошла до жизни такой, как бы мне добраться до обитаемых мест, найти помощь и вернуться за «Чёртом». Но с тобой совсем другая история.

— Я вроде бы в порядке, — сказал я, прислушавшись к ощущениям в организме. — Только огрызок ноги болит и холод собачий, как в морозилке. Удивляюсь, как ты не мёрзнешь в курточке своей.

— В этом-то и проблема… Ладно, встать можешь?

— Костыли, ты, похоже, не прихватила.

— Ну, блин, извини. Пара миллисекунд — это маловато времени на сборы.

— Ладно, неважно.

Я оперся на тележку, которая перенеслась вместе с бидоном, и, держась за её ручку, встал, стараясь не наступать на протез. Больно, но терпеть можно. Вокруг как будто туманный шар, в центре которого я, а за стенками тьма. Никаких источников света, но себя, бидон, тележку и Аннушку я вижу совершенно отчётливо, а больше тут ничего и нет. Мне кажется, или стало ещё холоднее? Аж сводит всё.

— Ты как?

— Мёрзну, как моржовый хрен. В остальном не хуже, чем раньше.

— Идти можешь?

— Скорее, ковылять. Но, если опираясь на тележку…

— Поковыляли быстрее. Обопрись на меня.

Аннушка толкнула ручку тележки, я повис, частично опершись на неё, частично на ту же ручку. Три ноги и четыре колёсика. Скорость передвижения соответствующая.

— Чёрт, — сказала Аннушка минутой позже. — Что за, сука, засада?

— В чём дело?

От мороза у меня уже мутится в глазах. Уже не столько холодно, сколько больно. Ощущение, как будто меня медленно погружают в жидкий азот.

— Мы не движемся. Что-то не так. Очень, сука, сильно не так.

— Но-но, — попытался возразить я, — целых десять шагов, я считал!

— Мы шевелим ногами, но не движемся! Как будто и правда застряли… Я не могу вытащить тебя! Ты весишь тонну! В метафизическом смысле.

— К чёрту… Я всё равно так замёрз, что сейчас раскрошусь в лёд для виски… Только спину что-то греет…

— Вот я дура! Терпи! Сейчас! Секунду!

Аннушка сдёрнула с меня винтовку, шипя и срывая ногти; голыми руками выкрутила пробку, достала источник питания. Он как будто стал светлее, уже не переливаясь угольной чернотой, а наполняясь оттенками серого.