Смертоцвет (СИ) - Зимовец Александр - Страница 38

— Ваш же сообщник Ферапонтов сделал это, и я ни на секунду не поверю, что он действовал без прямого вашего приказа.

— Какой еще Ферапонтов, вы что пытаетесь заговорить мне зубы, обдумывая план спасения? Бросьте заниматься ерундой, Брагинский! У меня к вам серьезный разговор, и, клянусь, я вас пальцем не трону. Мне сейчас не до сведения личных счетов, да и вам, между прочим, тоже.

— Для человека, который подкараулил собеседника в глухом лесу и держит на мушке, вы как-то слишком доброжелательны, — усмехнулся Герман.

— А где мне еще было вас ловить? — пожала плечами Надежда. — Или по-вашему, умнее мне было бы заявиться к вам в жандармерию? Нет уж, разговаривать мы будем там, где мне удобнее.

— Тогда давайте разговаривать, — ответил Герман, сконцентрировавшись на ее лице. В это лицо, которое могло бы быть красивым, но испорченное перечеркнувшей лоб жесткой морщинкой излишней серьезности, а также очень сосредоточенным, неженским выражением, он и засветит сейчас чародейной стрелой. Хватит ли ему сил на то, чтобы пробить щит? Может быть, и да. Во всяком случае, он вложит все, что есть. О, это будет очень мощная стрела. Ярчайший пурпурный всполох, который будет видно во тьме за версту.

Останется ли после него сам Герман в живых — большой вопрос, ведь сил потребуется очень много. А даже если и останется, товарищи Надежды его несомненно добьют. Но уж он отомстит за своих ребят. Если только окончательно придет к мысли, что это была она. Пока же его уверенность слегка поколебалось. Что-то было в ее словах такое… Неужели, она в самом деле не знает, что случилось в Залесском?

— Хорошо, — кивнула Надежда, но пальцы ее все еще сложены были в специфическом жесте. Она тоже держала Германа на прицеле.

— Что же вы хотели мне сообщить?

— Что в Петербурге существует обширный заговор. Он направлен на совершение государственного переворота и либо отстранение императора, либо ограничение его власти заговорщиками.

«Спасибо за ценные сведения, но, видите ли, какое дело, я немножко в курсе, потому что и сам в этом заговоре состою,» — примерно так хотелось ответить Герману, но в действительности он, конечно же, сказал совершенно другое:

— Не кажется ли вам, что вы не тот человек, которому бы следовало уведомлять об этом жандарма, даже если это и правда? Ваши товарищи могут не понять.

— Мои товарищи знают, что такое дисциплина, — отрезала Надежда, которая явно относилась к происходящему без тени иронии. — Они понимают, что если я что-то делаю, то только на благо всего дела. Этот переворот не имеет никакого отношения к освобождению и вообще к делу революции. От него будет только хуже. Или, во всяком случае, лучше точно не будет.

— Хорошо, я вас слушаю.

— Около года назад наша группа успешно экспроприировала средства из одного банка в Варшаве, — начала она. — Вы, может быть, слышали, дело было громкое.

Герман кивнул, хотя на самом деле ни о чем таком не слышал. Год назад он еще был обычным студентом, по жандармскому ведомству не служил, а в газетах предпочитал читать светскую хронику, а не криминальную. Тем более, что о таких щекотливых вещах газеты лишний раз старались и не писать.

— Так вот, вскоре после этой истории на связь с нами вышел некий высокопоставленный человек и пообещал за денежную сумму сопоставимую с взятым в том банке передать нам одну винтовку Бергольца. Чтобы подтвердить серьезность своих намерений, он выложил нам ее характеристики, что само по себе уже делало его государственным преступником, подлежащим отправке на каторгу.

— И кто же этот человек?

— Если вы не полный идиот, но наверняка и сами уже догадались, что этот человек — Святослав Паскевич, — проговорила она. — Но, вероятно, он играет там не первую скрипку.

— Допустим. Дальше.

— Он получил от нас деньги. Мы получили винтовку. А затем потребовали еще одну — за молчание. И еще. Так мы получили несколько штук, а также инструкцию и еще кое-какие документы. Все шло хорошо, и мы уже планировали кое-какие акции с использованием нового оружия, как вдруг нам прислали план нападения. Очень хороший план. Практически идеальный. Мы бы сами никогда не выдумали ничего настолько дерзкого.

— Что же он предусматривает?

— Уничтожение князя Оболенского, генерала Ермолова, министра путей сообщения Свиридовича, тверского губернатора Родичева, а также…

Она загибала пальцы, а у Германа шевелились волосы на голове от масштабов запланированного покушения. Даже приснопамятное нападение на вечере у баронессы фон Аворакш выглядело рядом с этой операцией детской шалостью по масштабам возможных последствий.

— Но почему вы, все же, рассказываете об этом мне? — переспросил Герман. — Мне?

— Потому что я точно знаю, что вы в этом заговоре не состоите, — ответила Надежда.

— Откуда же у вас такая уверенность?

— Все очень просто. Одной из мишеней для устранения являетесь вы. И вы единственный человек в списке, кого я знаю лично, и кто хоть в какой-то мере может мне поверить.

— Но почему бы вам просто не поучаствовать в этом? Такой шанс для вашей организации…

Надежда тяжело вздохнула.

— Потому что я не дура, — твердо проговорила она. — Потому что я понимаю, что такой сыр бывает только в мышеловке. До сих пор я думала, что держу Совершенно очевидно, что изначально он передал нам винтовку не потому, что продулся в карты, как я сперва подумала. Его действия были санкционированы кем-то на самом верху. И этот кто-то хочет использовать меня для того, чтобы я делала за него грязную работу. Вот только революционный авангард — это не чья-то персональная армия, и я не желаю, чтобы меня куда-то вели на веревочке. Ни меня, ни моих товарищей. Тем более, я почти уверена, что после того, как мы сделаем работу, нас постараются ликвидировать так или иначе. Таких свидетелей не оставляют.

— Хорошо. И чего же вы хотите от меня?

— Очнитесь, Брагинский! Я хочу, чтобы вы сделали с этим хоть что-нибудь! Арестуйте Паскевича, допросите его, я не знаю. В конце концов, у вас на руках есть улики.

— Легко сказать, — Герман покачал головой. — С этими уликами его уже почти месяц пытаются взять за хвост, но это не так-то просто. А ваши слова ничего нового не прибавляют, потому что не могу же я представить вас начальству в качестве свидетеля, так ведь? Полагаю, вы не пойдете.

— Разумеется.

— Тогда говорите детали операции.

— Всех деталей я не выдам, потому что это означало бы сдать вам моих товарищей. Скажу одно — стрелять предполагается через неделю, на открытии моста через Волгу неподалеку от Твери. Несколько магов подавят щиты целей и любую другую защитную магию, чтобы нам было проще сделать работу. И пока они не успеют опомниться, мы должны их расстрелять.

Герман кивнул, про достроенный недавно мост он слыхал, хотя и не знал, что на открытие приедут такие персоны.

— Вот только не вздумайте просто отменить открытие, или сделать так, чтобы Оболенский и прочие на него не приехали, — продолжила она. — Этим вы просто подставите меня, а заговорщики останутся невредимы и придумают что-то еще. Я, конечно, просто так им не дамся, но дело будет загублено. И мое, и ваше.

— Откуда вы знаете, что у меня есть какое-то дело?

— Бросьте, Брагинский, не просто так вы забрали себе Узорешитель. И не просто так он выбрал вас. Вы за этим карточным столом тоже игрок, а не зритель. Или по крайней мере, хотите быть игроком. И пока что… я подчеркиваю — пока что мы с вами играем на одной стороне. Во всяком случае, это в ваших интересах.

— Что случилось в Залесском? — резко спросил Герман. — Почему Ферапонтов убил этих людей?

— Мастеровые из Залесского убиты? — переспросила Надежда. Герману показалось, что она побледнела, или это просто лунный свет так лег на ее лицо.

— Да.

— Если так, то их смерть на вашей совести, Брагинский. Я предлагала им уйти. Вы их сами распропагандировали и втравили в какую-то свою игру, а теперь меня же обвиняете в их смерти, не стыдно ли вам⁈ Да они были бы живы, если бы вы дали им уйти из вашего чертова Залесского! И Егор был бы жив, и прочие!