Луна предателя - Флевелинг Линн - Страница 69

Выпрямившись, насколько мог, в тесном пространстве, он попытался собрать шары, но они, как яйца, выскальзывали из его пальцев и разбивались, выплескивая гниль, благовония, звуки музыки, кусочки обугленных костей. Серегил не мог пошевелиться без того, чтобы не раздавить еще несколько; часть шаров укатилась в темноту, и Серегил их больше не видел.

— Это невозможно! — воскликнул Серегил. — И вовсе они не мои! Я не хочу их!

— Тогда тебе придется делать выбор, и скоро, — сказал ему Лиал; его голос был одновременно добрым и безжалостным. — За улыбками скрываются кинжалы.

Свет погас, погрузив Серегила в непроглядную тьму.

— За улыбками скрываются кинжалы, — снова раздался шепот Лиала — так близко, что Серегил подпрыгнул и вскинул руку. Рука не встретила ничего, кроме воздуха. Серегил помедлил мгновение, потом осторожно протянул руку снова.

Шары исчезли. Лиал исчез тоже.

Растерянный, сердитый, так ничего и не узнавший, Серегил пополз к двери, но не смог ее найти. Держась за стенку здоровой рукой, он несколько раз обошел тесное помещение и в конце концов сдался: двери не было.

Серегил вернулся на циновку и скорчился на ней, обхватив колени руками. Последние слова руиауро, странные стеклянные шары, которые преследовали теперь его и наяву, — за всем этим должно было скрываться нечто важное. Серегил нутром чувствовал, что так оно и есть, но да заберет его Билайри, если здесь можно уловить какой-то смысл!

Сорвав маску, Серегил вытер пот с лица и опустил голову на колени.

— Благодарю тебя за то, что ты меня просветил, достопочтенный, — с горечью бросил он во тьму.

Серегил проснулся в общей комнате для медитаций. Голова его болела, он был полностью одет, лицо прикрывала серебряная маска. Он рывком поднял левую руку, но она оказалась неповрежденной. Никакого драконьего укуса. Ни следа лисенка. Серегил почти пожалел об этом: такая отметина была бы кстати. Интересно, спускался ли он в пещеру вообще, гадал Серегил, или наркотический дым просто вызвал у него видение?

Поднявшись так поспешно, как только это позволяла пульсирующая боль за глазами, он обнаружил, что на соседней подстилке сидит Алек. Его лицо все еще скрывала маска; казалось, юноша смотрит в пустоту, погруженный в свои мысли.

Серегил двинулся к нему. При этом из складок его кафтана выскользнул и покатился к лестнице маленький шарик из черного стекла. Прежде чем Серегил смог что-нибудь сделать, шарик скатился через край ступени и беззвучно исчез. Серегил, вытаращив глаза, мгновение смотрел ему вслед, потом направился к Алеку.

Юноша вздрогнул, когда Серегил коснулся его плеча.

— Можем мы теперь уйти? — прошептал он, неуверенно поднимаясь на ноги.

— Да, я думаю, нас отпустили.

Сняв маски, они оставили их на полу рядом с дремлющим привратником и вышли наружу.

Алек выглядел ошеломленным, все еще погруженным в то, что произошло с ним в башне. Он не сел на коня, а пошел пешком, ведя лошадь в поводу. Юноша молчал, но Серегил почувствовал, что того гнетет печаль. Протянув руку, он остановил Алека и только тут увидел, что юноша плачет.

— Что с тобой, тали? Что случилось там в башне?

— Это не было… я ожидал другого. Ты оказался прав насчет моей матери. Ее убили ее собственные родичи сразу же после того, как я родился. Ее имя — Ирейя-а-Шаар.

— Что ж, для начала уже кое-что. — Серегил придвинулся и хотел обнять Алека за плечи, но тот отстранился.

— Есть такой клан — Акавишел?

— Я по крайней мере о нем не знаю. Само название означает «смешение кровей».

Алек опустил голову, и слезы полились еще сильнее.

— Просто еще одно название для полукровки. Всегда и никогда…

— Что еще он тебе сказал? — тихо спросил Серегил.

— Что у меня никогда не будет детей. Явное отчаяние Алека удивило Серегила.

— Руиауро редко говорят о чем-то так определенно, — пробормотал он. — Каковы именно были его слова?

— Что я буду отцом ребенку, которого не родит ни одна женщина, — ответил Алек. — Мне кажется, это достаточно ясно.

Так оно и было, и Серегил некоторое время молчал, обдумывая услышанное. Наконец он сказал:

— Я и не знал, что ты хочешь детей.

Алек издал странный звук — полусмех, полурыдание.

— Я тоже не знал. Я хочу сказать, что никогда раньше особенно о таком не задумывался — просто считал, что это рано или поздно случится. Каждый мужчина хочет иметь детей, верно? Чтобы его имя сохранилось…

Эти слова вонзились в Серегила, как кинжал.

— Только не я, — ответил он быстро, пытаясь обратить все в шутку. — Но ведь я и не был воспитан как приверженец Далны. Ты ведь не рассчитывал, что я рожу тебе ребятишек, надеюсь?

Они были слишком близки друг другу, чтобы Серегилу удалось скрыть внезапную вспышку страха и гнева. Одного взгляда на пораженное лицо Алека оказалось достаточно, чтобы он понял, что зашел слишком далеко.

— Ничто никогда не разлучит нас, — прошептал Алек. На этот раз он не воспротивился, когда Серегил его обнял; напротив, он тесно прижался к другу.

Серегил гладил его по плечу и удивлялся жгучей смеси своих чувств — любви и страдания.

— Этот руиауро… — Голос Алека, уткнувшегося в грудь Серегилу, звучал глухо. — Я не могу объяснить, что я видел или что чувствовал. Потроха Билайри, теперь я понимаю, почему ты ненавидишь это место!

— Что бы они, как тебе кажется, ни показали тебе здесь, тали, мы будем вместе — до последнего моего вздоха.

Через минуту Алек отодвинулся и вытер глаза рукавом.

— Я видел, как умирала моя мать. Я ощущал это. — В голосе юноши все еще звучала глубокая скорбь, но теперь к ней прибавилось благоговение. — Она погибла, чтобы спасти меня, но отец никогда не говорил о ней. Ни разу!

Серегил откинул прядь волос со щеки Алека.

— О некоторых вещах говорить слишком больно. Он, должно быть, очень ее любил.

На лице Алека появилось отсутствующее выражение, словно он видел что-то, недоступное Серегилу.

— Да, так и было. — Он снова вытер глаза. — А что они хотели от тебя?

Серегил вспомнил об этих сводящих с ума стеклянных шарах, о снежинках, грязи, прелестной бабочке. В этой мешанине неясных намеков была какая-то система, проглядывало нечто знакомое.

«Они твои».

— Я так и не понял.

— Сказал руиауро что-нибудь о том, что приговор об изгнании отменят?

— Мне и в голову не пришло спросить об этом.

«Или, может быть, я не хотел услышать ответ», — подумал про себя Серегил.

Серегила охватила полная апатия. К тому времени, когда они добрались до дому и расседлали коней, тяжесть безнадежности он ощущал, кажется, каждой косточкой.

Ведущую наверх лестницу освещало несколько ламп. Алек обнял Серегила за талию, и тот молча приник к другу, благодарный за поддержку.

Серегил был так измучен, что почти не обратил внимания на полоску света, падающего из-под двери на втором этаже.

Легкое, как дуновение, прикосновение к груди Теро разбудило его среди ночи. В испуге подскочив, молодой маг оглядел углы своей комнаты.

Там никого не было. Маленькие охранные знаки, которые он начертил на двери, поселившись здесь, были на месте.

Только после тщательного осмотра комнаты Теро заметил сложенный лист пергамента у себя на постели.

Маг схватил послание и взломал восковую печать. Лист был чист, за исключением маленького символа в углу — пометки Магианы.

Теро помедлил, услышав шаги в коридоре. Поспешно прочитав позволяющее видеть сквозь стены заклинание, он убедился, что это всего лишь возвращающиеся к себе Серегил и Алек, и только тогда снова взглянул на письмо Магианы.

«Руки, сердце, глаза», — произнес он мысленно и провел рукой над пергаментом. На нем проявились написанные неразборчивым почерком волшебницы строки:

«Мой дорогой Теро, я тайно и очень рискуя сообщаю тебе печальное известие — через твои руки, сердце и глаза . « Читая дальше, молодой маг ощутил в горле тяжелый комок ужаса и горя. Дочитав до конца, Теро накинул мантию и босиком прокрался к двери Клиа.