Обитатели холмов - Адамс Ричард - Страница 35

— Я скажу, что это немыслимый позор, — заявил Земляничка, прежде чем кто-то успел раскрыть рот.

— Мы побежали по полю вдоль маленького ручейка, — продолжал Падуб. — Часть этих негодяев все еще гналась за нами, и я неожиданно решил: «Ну, одного-то я успею прикончить». После гибели Первоцвета мне все стало безразлично и расхотелось спасать свою шкуру. Я увидел, что Барабанчик бежит впереди всех и здорово оторвался от своих. Я дал ему себя догнать, а потом резко развернулся и пошел в наступление. Я сбил его с ног и хотел прикончить, но тут он завопил: «Я скажу, куда ушли твои приятели». — «Тогда поторапливайся», — сказал я, прижав задние ноги к его брюху. «Они ушли к холмам, — выдохнул он. — Вон к тем высоким холмам. Они ушли вчера утром». Я притворился, что не поверил и собираюсь убить его. Но Барабанчик твердил свое, так что я лишь расцарапал его и отпустил. День стоял ясный, и холмы хорошо было видно.

Но дальше началось самое трудное. И если бы не шуточки и не болтовня Колокольчика, мы бы уже давно перестали бегать по земле.

— Из меня с одной стороны летит помет, а с другой — шутки, — хмыкнул Колокольчик. — Катишь перед собой носом какую-нибудь шуточку, и идти легче. Так мы и доплелись.

— Остальное я помню плохо, — говорил Падуб. — Ухо страшно болело, и все время меня не оставляла мысль, что я виноват в гибели Первоцвета. Если бы я не заснул, он бы остался жив. Как-то мы попытались отдохнуть, и мне приснился такой страшный сон, что это было выше моих сил. Я действительно был не в себе. В голове осталось только одно — найти Шишака и сказать, что он прав.

К холмам мы подошли на следующий день, когда уже начинало смеркаться, Мы уже ничего не боялись и даже открыто шли в час сов. Не знаю, на что я рассчитывал. На хорошее можно надеяться только тогда, когда знаешь, куда идти и что делать. Да и то, стоит добраться до места, выясняется, что и там все не так-то просто. Но меня вела какая-то дурацкая уверенность, что Шишак нас ждет. Холмы были огромные — мы таких никогда не видели. Ни леса, ни кроликов, ни укрытия. Стемнело. Я звал Шишака, но на самом деле вовсе не ожидал, что он меня услышит, — я был уверен, что он теперь где-нибудь далеко-далеко. Я помню, как выбрался из-под изгороди, — я и впрямь хотел, чтобы кто-нибудь положил конец моим мучениям. А когда я пришел в себя, рядом сидел Шишак. Сначала мне показалось, что я умер, а потом стало интересно проверить, настоящий Шишак или нет. Ну, остальное вы знаете. Мне очень жаль, что я так напугал вас. Я, конечно, не Черный Кролик, но вряд ли на свете найдется живое существо, которое было бы на него похоже больше, чем я.

И, помолчав немного, он добавил:

— Вы и представить себе не можете, что для нас значило вдруг оказаться в норе, среди своих. Это не я хотел арестовать тебя, Шишак, — это был совсем другой кролик, и давным-давно.

22

ИСПЫТАНИЕ ЭЛЬ-АХРАЙРАХА

Мистер Локкли пишет, что во многих отношениях кролики похожи на людей. И похожи в первую очередь своей несокрушимой способностью противостоять ударам судьбы, отдаваясь течению времени, которое уносит все невзгоды и все несчастья. В характере кроликов есть черта, которую даже очень приблизительно не определишь как бесчувственность или равнодушие. Это скорее подсказанное интуицией знание, что жизнь — это только то, что существует сейчас. Дня не прошло с тех пор, как Капитан Падуб, полубезумный от страха, добрался до подножия Уотершипского холма. Но он уже снова радовался солнцу, а легкомысленный Колокольчик едва ли не позабыл жесточайшую трагедию, разыгравшуюся в Сэндлфорде. Во время рассказа Орех и его приятели не раз содрогнулись от ужаса и сострадания. Услышав о смерти Василька, Плошка заплакал от жалости и задрожал, а когда Падуб начал рассказывать о ядовитом газе, уничтожившем весь городок, Желудь и Плющик и сами начали задыхаться. Но для них, как и для примитивных людей, в самой силе и живости сострадания уже заключалась разрядка. Чувства кроликов неподдельны и непритворны. В них нет той отстраненности и отчуждения, какое может почувствовать добрейший человек, пробегая глазами газету. Но рассказ окончился — и голос собственной трудной, нехитрой жизни снова пробрался в кроличье сердце, в нервы, и в кровь, и в пустой животик. Если бы мертвые были живы!

Падуб еще только заканчивал свой рассказ, а Орех уже принялся обнюхивать его раненое ухо. Накануне он не успел заняться этим как следует, и не сообразил, что Капитан так плох не только из-за пережитого ужаса и лишений. Раны оказались серьезные — серьезней, чем у Алтейки. Кроме того, Падуб наверняка потерял много крови. Ухо висело лохмотьями, в ранки попала грязь. Орех даже рассердился на Одуванчика. И когда, привлеченные запахом мягкой июньской ночи, сиянием полной луны, кролики побежали в «силфли», Орех попросил Черничку остаться. Серебряный, уже стоя на выходе, услышал, тоже вернулся и пристроился рядышком.

— Похоже, в компании нашей милой троицы ты немного повеселел, — сказал Капитану Орех. — Жаль, что они не вычистили тебе рану. Это скверная грязь.

— Но, знаешь… — начал было Колокольчик, который так и сидел рядом с Падубом.

— Хватит шутить, — перебил Орех. — Ты, кажется, думаешь…

— И не собирался, — отозвался Колокольчик. — Я только хотел сказать, что пробовал почистить ранку, но до уха было не дотронуться.

— Он правду говорит, — сказал Падуб. — Боюсь, я сам заставил их отказаться от этой мысли. Но сейчас мне уже лучше, так что поступай как знаешь.

Орех взялся за работу. Кровь запеклась, почернела, и Ореху понадобилось призвать на помощь все свое терпение. Через некоторое время длинные рваные ранки снова закровоточили, и не сразу, но постепенно кровь вымыла грязь. Серебряный помогал. Падуб рычал, царапал землю, изо всех сил стараясь не удрать, и Серебряный решил его отвлечь.

— Слушай, Орех, — спросил он, — а что это ты затеял с мышью? Ты обещал всем все объяснить. Может, сначала на нас потренируешься?

— Все, — ответил Орех, — очень просто — в нынешнем положении мы не можем себе позволить оттолкнуть любого, кто так или иначе мог бы пригодиться. Здешних мест мы не знаем, и друзья нам очень нужны. Всякие — птицы, мыши, йони и им подобные. Мы, кролики, редко общаемся с ними, но враги ведь у нас общие. И сейчас, по-моему, нужно изо всех сил стараться наладить с ними хорошие отношения. «Флэйрах стоит прогулки».

— Ну и ну, — сказал Серебряный, вытирая кровь с носа Падуба. — По мне, вся эта мелочь заслуживает больше презрения, чем доверия. Рыть норы они не помощники, пищу искать — тоже, драться за нас не станут. Нашу помощь они примут, конечно, и назовут нас друзьями, но на этом-то все и кончится. Сегодня вечером я слышал, как твоя мышь сказала другим: «Он вам нужен, я пойду». Будь уверен — это друзья, пока им с нами сытно и тепло, но нам-то зачем жуки да мыши?

— Что ж, — ответил Орех, — я вовсе не предлагаю присматривать за каждой полевкой да приглашать сюда жить. Они сами за это спасибо не скажут. Но вчера… вчера мы спасли мыши жизнь…

— Ты хочешь сказать, ты спас ей жизнь, — перебил Черничка.

— Хорошо, мышь вчера спаслась. И она этого не забудет.

— Ну а нам-то что? — спросил Колокольчик.

— Во-первых, она может что-нибудь рассказать про здешние места…

— Да что она расскажет! Разве знает она, что нужно кроликам!

— Конечно, согласен — мышь, может, пригодится, а может, и нет, — сказал Орех. — Но вот птица пригодилась бы обязательно — в этом я уверен, — если бы захотела. Мы летать не умеем, а птице сверху видно далеко. И вот что я хочу вам втолковать. Если какому-нибудь зверьку или птице понадобится помощь, не упустите такой возможности. Это же ясно, как морковка.

— Что ты на это скажешь? — обратился к Черничке Серебряный.