Обитатели холмов - Адамс Ричард - Страница 33

На следующий день все шло как обычно. Если не считать, что разговоров только и было о Пятике и тех, кто ушел за ним. Все уже знали, что Пятик предсказал нам какие-то ужасы, поползли слухи. Большинство посчитало их вздором, но кое-кто говорил, будто Пятик пообещал хорьковую охоту.[19] А для кроликов страшнее такой охоты и куриной слепоты ничего нет на свете.

Мы с Орешником пошли поговорить об этом с Треарахом.

— Знаю я этих предсказателей, — заявил Треарах, — встречал. Не стоит слушать все, что они говорят. Во-первых, большинство из них просто несчастные горемыки. Просто слабые кролики, которые по своей слабости даже надежду потеряли добиться в жизни чего-нибудь путного и иногда, стараясь придать себе важности, пытаются прослыть предсказателями Забавно, но если такой кролик научился как следует притворяться и у него хорошо подвешен язык, его друзья просто не замечают, когда предсказания не сбываются. С другой стороны, дар предсказания все-таки существует, и предположим, наш Пятик и впрямь обладает этой необыкновенной способностью. Он напророчил нам наводнение или там охоту с хорьками. Отлично. Значит, кому-то из кроликов больше никогда не придется бегать. Какой же у нас выбор? Организовать переселение всего племени — задача нелегкая. Кто-то все равно пожелает остаться. Но Старшина должен будет уйти — неважно, сколько пойдет за ним, — и подвергнуть свой авторитет самому суровому испытанию. А уж если он его потеряет, вернуть уважение племени не так-то просто. Так что в лучшем случае мы превратимся в орду бездомных «хлессилей», да, возможно, еще и с крольчихами и детворой в придачу. Встречи с элилями не избежать. Так что будет лечение хуже болезни. Почти всегда безопасней пересидеть и переждать в своих норах.

— Конечно, я никогда не мог сесть и как следует все обдумать, — сказал Пятик. — А Треарах мог. Я же просто до смерти боялся. Фрит золотой! Надеюсь, никогда в жизни мне не будет больше так страшно! Никогда не забуду, да еще ту самую ночь, когда я просидел под тисовым деревом. Сколько страшного есть на свете!

— Все от людей, — сказал Падуб. — Даже элили делают только необходимое, и Фрит помогает им так же, как нам Элиль бегает по земле, и ему нужно что-то есть. Человек же не успокоится, пока не изгадит всю землю, не погубит всех зверей и животных. Но я хотел бы продолжить рассказ.

На следующий день после полудня начался дождь.

— Помнишь, мы тогда рыли норки на склоне, — шепнул Одуванчику Алтейка.

Все укрылись в норах — кто грыз что-нибудь, кто спал. Несколько раз я выбегал наверх посмотреть, что и как. Один раз забежал на опушку леса, почти к самой канаве, и вдруг увидел, как на противоположном склоне из ворот, где висела доска, вышло несколько человек. Я не знаю, сколько их было, — наверное, трое или четверо. Ноги у них были гладкие, черные, а во рту они держали коптящие белые палочки. Казалось, они никуда не собираются. Они медленно прогуливались под дождем, время от времени поглядывая на изгородь и на ручей. Вскоре они перешли на нашу сторону и подошли к городку. А я подумал: «Ну и пусть, у них ведь ни ружей нет, ни хорьков». Но что-то мне в них не нравилось.

— А что сказал Треарах? — спросил Серебряный.

— Понятия не имею. Ни я и никто другой его не спрашивал. Я пошел спать, а когда проснулся, сверху не доносилось ни звука. Наступил вечер, я вышел в «силфли». Дождь припустил, но я все равно вылез из норы и поужинал. Ничего такого я не заметил, а на то, что кто-то заткнул несколько выходов из нор, не обратил внимания.

Следующее утро выдалось замечательно ясным. И как обычно, все побежали в «силфли». Я помню еще, Паслен сказал Треараху, чтобы тот не переутомлялся, мол, все же он не молоденький, а Треарах сказал, что сейчас покажет, кто тут «не молоденький», толкнул Паслена, и тот покатился по склону. Все было без зла, со смешком, но Треарах Паслена проучил и показал и кто Старшина, и что рано его списывать со счетов. В то утро я собрался за салатом, причем вышло так, что решил я сбегать один.

— Обычно за салатом бегали втроем, — сказал Шишак. — Да, обычно втроем, но в то утро у меня была причина изменить правилу. Дело в том, что мне захотелось проверить, не поспела ли ранняя морковь на одном огороде — по моим соображениям, уже наступала самая пора, — я и решил, что в разведку в незнакомое место безопасней идти одному. Меня не было почти все утро, вернулся я незадолго до «на-Фрита». Я возвращался мимо Тихого Обрыва — знаю, почти все больше любили ходить по Зеленому Спуску, — но я всегда возвращался мимо Обрыва. Я выбежал из леса там, где начинался луг, который спускается к старой изгороди, и в поле, на вершине противоположного склона, заметил «храдада». Он стоял возле ворот, у доски, и из него выходили люди. Там был и мальчик, он нес ружье. Взрослые доставали из «храдада» какие-то длинные большие штуки — я даже не знаю, как их описать, — сделаны они были из того же, что и «храдада», и, наверное, очень тяжелые, потому что каждую брали два человека. Люди перенесли все это в поле — там сидело в траве несколько кроликов, которые тотчас же спрятались в норах. А я остался наблюдать. Я же видел ружье и теперь подумал, что люди, скорее всего, готовят хорьков или сети. Так что я не двинулся с места и наблюдал. Я подумал: «Когда увижу, что у них все готово, побегу предупрежу Треараха».

Люди все болтали между собой и коптили белыми палочками. Они ведь никогда не спешат, не так ли? Потом один из них взял лопату и начал засыпать выходы из всех нор, какие только смог отыскать. Возле каждой поры он снимал слой земли вместе с травой и кидал внутрь. Это меня озадачило, потому что хорьки обычно гонят кроликов из нор наружу. Я решил, что несколько выходов люди оставят открытыми и поставят возле них сети, хотя для охоты с хорьками все это не годится — ведь если хорек убьет кролика в засыпанном коридоре, то человеку достать из норы даже хорька будет, как вы понимаете, непросто.

— Не напускай на нас страху, — сказал Орех, потому что Плошка, представив гонящегося за кроликом хорька и засыпанный коридор, задрожал от ужаса.

— Страху? — горько переспросил Капитан. — Я ведь еще и не начал. Может, кто-нибудь хочет уйти?

Никто не шелохнулся, и, подождав немного, Падуб продолжал;

— Потом несколько человек принесли какие-то тонкие, длинные висячие штуки. Я не знаю, как они называются, но они были с большую плеть куманики. Каждый взял по такой штуке, прикрепил к тому, что они принесли раньше. Что-то зашипело, и… и… конечно, вам трудно это понять, но воздух там стал каким-то плохим. Я сидел в стороне, довольно далеко, но почему-то все же услышал сильный запах, который шел от этих «куманичных плетей», и не мог ни смотреть, ни думать. Мне показалось, что я падаю. Я пытался вскочить и удрать, но не знал, где я, а потом вдруг увидел, что бегу вниз, к лесу, прямиком на людей. Я остановился как раз вовремя. Я забыл обо всем, забыл предупредить Треараха. Я просто сел и не мог двинуться с места.

Люди совали свои «плети» во все незасыпанные норы, и какое-то время ничего не происходило. А потом я увидел Василька — вы помните Василька? Они не заметили нору около изгороди, вот Василек и выбрался оттуда. Я сразу понял, что он надышался этой отравы. Он совсем не понимал, что делает. А люди сначала не заметили его, но потом один из них поднял руку, показал на Василька, и мальчик выстрелил. Он только ранил его — я слышал крик, — и тогда подошел взрослый, подобрал его и убил. Я от души надеюсь, что Василек не страдал, ибо гадкий воздух лишил его разума, но лучше бы мне этого не видеть. Потом человек нагнулся к норе, из которой выбрался Василек.

К тому времени отравленный воздух, должно быть, распространился уже по всем норам и переходам. Могу себе представить, что там творилось…

— Нет, — сказал Колокольчик, — не можешь.

Падуб замолчал, и дальше заговорил Колокольчик:

— Я не сразу почувствовал запах — сначала услышал какой-то шум. Крольчихи, кажется, первые поняли, что творится неладное, и попытались выбраться. Но они не желали оставлять малышей и бросались на каждого, кто оказывался рядом. Как вы понимаете, они дрались, чтобы защитить своих крольчат. Скоро все переходы были забиты царапающимися кроликами, которые лезли друг через друга. Они бежали по знакомому коридору и упирались в засыпанный выход. Кому-то удавалось даже развернуться, но выбраться было уже невозможно, потому что сзади напирали другие. Скоро коридоры оказались завалены не только снаружи, — завалены мертвыми кроликами, а живые рвали их в клочья.