Грустная дама червей - Бочарова Татьяна - Страница 20

Остановиться? Вернуться назад, в пустую, сонную и унылую жизнь? Отказаться от счастья, которое после стольких лет скитаний нашло наконец тропинку к ее дому?

Нет, ни за что! Никому на свете не отдаст она это счастье! Олег верно сказал — они оба заслужили его.

Олег. Карина представила себе его лицо — строгое и вдохновенное, похожее на иконописный лик.

Теперь она знала наверняка: тот, другой, которого она считала смыслом существования, лишь жалкая тень, отблеск, будничная репетиция перед блестящей и ослепительной премьерой. И послан он ей был как подготовка к самому главному, самому важному в ее жизни — взаимной любви, взаимному счастью и пониманию.

21

Она задремала лишь на рассвете, всю ночь ворочаясь с боку на бок, не в силах унять волнение и сладкую дрожь во всем теле. И тут же вскочила, едва электронный будильник гнусаво завел свою утреннюю песню.

Ей было одновременно и радостно, и жутковато, но вчерашние сомнения исчезли без следа.

Карина приняла душ, выпила чашку кофе и оделась точно так же, как вчера, добавив к наряду еще короткую бежевую жакетку.

В восемь она была совершенно готова. Бесцельно побродила по квартире, вышла зачем-то в коридор, снова вернулась в комнату, села на диван.

Ей казалось, стрелки на часах едва ползут. Она ждет уже целую вечность, а на циферблате лишь пять минут девятого. Десять, двенадцать…

Отчетливо хлопнула дверь соседней квартиры. Карина вздрогнула и бросилась в прихожую Тут же раздался звонок.

— Доброе утро. — Олег стоял перед ней в знакомой темно-зеленой куртке, без шапки, со скрипкой за плечом.

Лицо его было серьезным, сосредоточенным, и Карине показалось, что он зашел сюда, по обыкновению, спросить, не у нее ли Леля.

Она отступила на шаг, стараясь побороть вдруг участившееся дыхание, молча кивнула ему в ответ.

— Молодец, уже готова, — все так же сдержанно, без улыбки похвалил Олег. — Одевайся, и пошли.

Он не делал попытки ни обнять ее, ни поцеловать, не произнес ни одного слова о том, что было вчера, будто бы и не помнил об этом вовсе. Будто все, о чем они с Кариной договорились накануне, это ее переход на новую работу.

Во дворе было еще темно. Кружился легкий снег, первый в этом сезоне. Олег щелкнул пультом и справа от подъезда вспыхнули и погасли фары новенькой «восьмерки», которую он купил, вернувшись из Испании.

— Садись, — распахнул он перед Кариной дверцу, подождал, пока она заберется на сиденье, аккуратно пристроил сзади скрипку и сел рядом.

Молча достал из кармана сигареты, закурил, взглянул на часы.

Карина искоса смотрела на него. Чужой, совсем чужой, непонятный, загадочный. Кто знает, что у него на уме? О чем он думает сейчас, слегка нахмурившись, рассеянно подбрасывая на ладони брелок с машинными ключами? О том, что зря все затеял, сглупил, а теперь нужно как-то выпутываться, исправлять положение? А может быть, ни о чем, просто не выспался, устал, никуда не хочется ехать по холоду и темноте?

Олег выбросил окурок в окно, вставил ключ в замок и повернулся к Карине:

— Я вчера забыл спросить, ты с листа хорошо читаешь?

— Нормально. — Это было первое слово, которое Карина произнесла вслух с тех пор, как встала.

Голос прозвучал чуть хрипло.

— Это хорошо, — Олег удовлетворенно кивнул, — значит, справишься. А то там текст серьезный: Бах, Гендель. Ритка долю въехать не могла, ноты домой брала.

— Не беспокойся, я сыграю и Генделя и Баха.

Он глянул на нее удивленно:

— Ты что, обиделась?

— Нет, почему? — Карина пожала плечами.

— Тон какой-то странный. — Олег повернул стартер.

Тихо заработал двигатель.

— Нормальный тон. Каким говорят о работе.

Олег наконец улыбнулся, обнял Карину за плечи, притянул к себе:

— Брось. Ты же не Лелька, которой двадцать четыре часа в сутки нужно, чтобы на нее смотрели с обожанием. Мы едем в серьезное место, и я хочу, чтобы у нас все вышло на отлично. Там надо работать, понимаешь меня? — Он пристально поглядел ей в глаза. — Там тяжело работать. Но интересно. Ты не пожалеешь.

Карина слушала и кивала. Ей хотелось, чтобы эго длилось вечно: пустынный двор, темный салон машины, тихий снег за окном, объятия Олега, его негромкий голое, терпеливо, точно ребенку, втолковывающий ей что-то… Карине было все равно что — лишь бы он говорил, лишь бы не выпускал из своих крепких рук, не уходил…

Двигатель, прогревшись, загудел на одной низкой ноте, едва слышно, почти беззвучно. Олег осторожно отстранил Карину и крутанул руль.

22

Капелла репетировала в бывшей церкви, некогда заброшенной, а затем, еще в советские времена, перестроенной в клуб.

Прежде чем войти внутрь, Карина невольно загляделась на купола, голубые, с потускневшей позолотой, на уходящие стрелами ввысь, в розовеющее небо, темные силуэты крестов. На одном из них сидела большая черная галка, задумчиво склонив голову набок.

Помещение после ремонта получилось двухэтажным, благодаря построенным перекрытиям, и на второй этаж вела узкая, деревянная лестница. Собственно репетиционная площадка была наверху, внизу же располагались подсобки, офис и небольшой зал для хоровых спевок.

Основная масса народу еще не пришла, и вестибюль выглядел пустым и сумрачным. У дверей на стуле сидел пожилой, усатый мужчина в камуфляже.

Увидев Олега, он улыбнулся и кивнул.

— Она со мной, — бросил на ходу тот, указав на Карину. — Шеф пришел?

— У себя, — с готовностью подтвердил охранник.

— Пойдем-ка, — Олег потянул Карину за руку к двери с табличкой «Художественный руководитель».

В комнате, низко склонившись над столом, сидел маленький, лысый человечек с розовым, как у младенца, лицом и носом картошкой. Карина тут же узнала в нем дирижера, который руководил концертом в Большом зале, несмотря на то что тогда, во фраке, он показался ей гораздо более представительным и солидным.

— Здорово, Михалыч, — приветствовал лысого Олег, заходя в кабинет и расстегивая куртку.

— Олежка, ты? — Мужчина поднял ¡олову, подслеповато прищурился на Карину, нашаривая на столе очки. — А это что за барышня?

— Пианистка, на место Риты. Я тебе вчера говорил о ней по телефону, помнишь?

— А… да-да. — Дирижер рассеянно кивнул и снова углубился в лежащий перед ним лист партитуры.

— Куда ей? — поинтересовался Олег. — В зале посидеть для начала?

— Да пусть идет прямо к Любаше, посмотрят, что к чему. Потом, чуть позже, солисты должны подойти.

— Ясно. — Олег повесил куртку на рогатую вешалку, стоящую в самом углу, пристроил туда Каринину дубленку. Они вышли обратно в холл. — Значит, смотри. Идешь вон туда, — он махнул рукой в сторону обшарпанной двери с надписью «Камерный зал», — там сидишь и ждешь хормейстера. Ее зовут Любовь Константиновна. Дама, сразу предупреждаю, с норовом и выражений не выбирает. Когда начнет наезжать, особо не переживай, привыкнешь потом. Если хочешь, можешь разыграться, пока хор не собрался. — С этими словами Олег повернулся и направился к лестнице.

Карина растерянно смотрела, как он поднимается наверх, не делая даже попытки оглянуться назад. Мгновение — и она осталась одна посреди вестибюля, постепенно наполняющегося музыкантами.

Мимо сновали мужчины и женщины со скрипичными и виолончельными футлярами в руках. Кто-то поздоровался с Кариной, кто-то больно задел её тяжелой сумкой.

Она неуверенно двинулась туда, куда велел Олег, и в это время ее окликнули.

Позади стоял Вадим, черная шевелюра его была припорошена снегом. Он улыбался Карине во все тридцать два зуба.

— Кого я вижу! — Вадим театрально развел руками. — Соседка! Послушать нас пришла?

— Работать, — коротко ответила Карина.

— Работать? — изумился Вадим. — Кем?