Сантехник - Белов Иннокентий - Страница 4

Даже на той же Ладожской в районах новостроек, так что я ничего, кроме премии, теоретически не потеряю, если сейчас грубо пошлю старуху с ее гребанным котом куда подальше.

После этого гордо развернусь и просто уйду, как уважающая себя личность и очень занятый человек труда.

Однако премия мне конкретно нужна, поэтому я максимально ласковым тоном, как разговаривают с больными детьми и опасными психами, отвечаю бабке:

– Ну что вы, Марфа Никаноровна, мне позвонили в тринадцать пятьдесят, а уже в четырнадцать ноль пять я успел забрать ключи от подвала и стою перед вами. Посмотрите время на телефоне.

Аж самому противно! От такого пресмыкательства перед сильно пожилой и крайне вредной женщиной, ну вот очень противно!

Я даже обещаю себе в сердцах в этот момент дождаться получения премии на карту и сразу уйти на хрен из этого сраного ЖЭКа без отработки положенного времени.

Уйду, отдохну немного от начальства и постоянно недовольного лица своей бывшей, потом подумаю о жизни.

Хотя чего я себе то вру, через месяц с небольшим у меня летний отпуск в июле подходит, есть смысл дождаться его и тогда уже срываться на новое место сразу после получения отпускных.

Пошлю на хрен и мастера, и бывший ЖЭК с новым названием, и бабку с внучком-чинушей!

Те же сорок пять, а то и пятьдесят тысяч опять очень не помешают молодому парню с ипотекой. Можно сразу сократить срок почти пожизненного рабства на пару месяцев и еще отдохнуть, как следует.

Ага, как следует, ипотека заставит тебя и в отпуске работать не покладая рук, если можно неустанным трудом уменьшить ее аж на целых пять процентов.

Это же ого-го какой выхлоп! Будешь должен банку не ровно два миллиона, а всего то миллион девятьсот тысяч, а с премией так даже всего-то миллион восемьсот пятьдесят.

Такие потенциально возможные цифры снижения ипотеки очень радуют мои глаза, однако добиться их ой как не просто. Вкалывать придется как Папе Карле!

Вот так чертов капитализм, общество эксплуатации человека человеком и дергает за крючки доверчивых граждан, обещая щадящую ипотеку в случае легального, подтвержденного дохода.

Ну, тело долга понизить на сто пятьдесят тысяч, да хотя бы на сто всего – это стоит того, чтобы вкалывать без выходных в свой законный отпуск.

Так то оно, это тело, очень медленно уменьшается, без таких волевых вложений на грани возможного.

Только теперь даже заметно выжившую из ума старую перечницу с ее сраным котом послать никак не можно, ибо премия очень мне нужна. Да и отпускные тоже

Хотя это совсем не моя обязанность – искать ее животное и выносить его с риском для рук из подвала, однако приказ мастера абсолютно конкретен:

– Угодить старухе и не злить ее ни в коем случае!

Поэтому я молча, проглотив негодование и пытаясь его переварить, спускаюсь в подвал, открываю дверь и подумав, почему-то не оставляю ключ с замком на какой-нибудь притолоке. А кладу в свой ящик для инструментов, типа, поближе положишь, быстрее возьмешь.

Включаю свет, всего пара ламп отзываются на электроимпульс выключателя, после чего медленно бреду в центр подвала. Медленно, чтобы в полутьме не вписаться башкой в какую-нибудь коварно притаившуюся канализационную трубу.

Где я слышал утробное завывание кота, только пока его не вижу, скотину такую!

Еще и прячется от своего спасителя, этот негодный комок рыжей шерсти!

Дойдя до середины, я включаю фонарик и начинаю с довольно фальшиво звучащей нежностью в голосе звать и кискать кота.

– Кис-кис-кис! Где же ты, чертов котяра? Чтоб ты сдох! Улетел и не обещал вернуться! – вспоминаю я в меру упитанного мужчину из далекой Швеции.

Через маленькие окошки слышно, как продолжает завывать имя кота Марфа Никаноровна во дворе и вскоре он отзывается ей гнусавым воем.

– Ага, где-то здесь! – я прохожу еще десяток метров и на высоко расположенной каналье в полутьме вижу рыжую масть.

Опять та же самая ситуация, гадкое животное забралось на самый верх труб, идущих под потолком и представляет кое-какую опасность во время эвакуации. Особенно для моих глаз, лица и рук.

Чего он туда постоянно лезет? Крыса, что ли, здоровая попалась? Эти могут всерьез шугануть домашнего котика, это ему не над беззащитными мышами глумиться с мордой поперек себя шире.

Поэтому я ставлю ящик на пол подвала, уже непонятно из чего сделанный незадолго перед той самой Великой Октябрьской Социалистической революцией, как прочитал про этот дом в Википедии.

Вот обломался хозяин дома, когда через пять лет новые власти почти новый дом национализировали, оставив ему с семьей одну комнату в личное пользование.

Достаю из ящика защитные очки на резинке, надеваю их на лицо, выключаю и убираю в ящик фонарь, натягиваю грубые брезентовые перчатки. И только готовлюсь схватить кота за передние лапы, как вдруг чертова животина приседает подальше от моих рук и завывает страшным, угрожающим голосом.

Меня самого берет оторопь от низкого и протяжного воя кота, я даже замираю на несколько секунд. И хорошо при этом слышу, как почтенная Марфа Никаноровна разряжается на улице кучей проклятий в мой адрес, решив, что это я нещадно мучаю животинку, пока она этого не видит.

Однако потом я замечаю, что кот со своей высоты не на меня шипит и воет, а на что-то у меня за спиной. Вытаращился своими круглыми зрачками и протяжно так подвывает то ли с угрозой, то ли в большом испуге.

Теперь я и сам слышу какой-то треск сзади, потом вдруг все вокруг вспыхивает ярко-зеленым светом.

На остатках последней смелости я успеваю повернуться и наблюдаю в остолбенении какую-то зеленую пелену в метре от меня, прижатого спиной к трубам.

Она такая, как кисея, с множеством огоньков внутри непонятной субстанции, вдруг начинает закручиваться стремительным водоворотом.

Прошло всего две секунды, как водоворот раскрутился на полную мощь во всю кисею, меня вдруг самого оторвало от земли, подхватило и быстро несет прямо в него.

Тело потеряло вес, я пытаюсь ухватиться за какую-нибудь трубу или еще что-то, однако мгновенно оказываюсь внутри кисеи, где наступает полная темнота.

Глава 2

Первый раз осознал себя снова живым человеком я в тот момент, когда яркий солнечный свет внезапно ударил меня по глазам.

Что со мной было до этого момента – в голове только сплошная темнота и больше ничего там нет.

Однако осознание это произошло со мной в момент свободного падения к моему откровенному ужасу.

Душа стремительно улетела в пятки за доли мгновения, меня просто проморозило от ожидания страшного удара в конце затянувшегося полета.

– Пора открыть глаза, посмотреть вниз, еще раз испугаться до полусмерти и приготовиться к окончательной смерти, – успел подумать я, как случилось очень радостное, правда достаточно болезненное событие.

Я с какой-то не очень большой высоты рухнул плашмя на твердую землю, сильно отбил себе затылок, спину, задницу и пятки, даже в армейских берцах умудрился это сделать.

– Больно то как! Раз больно, значит я существую! – одновременно извиваюсь от боли во всем теле и радуюсь, что полет мой сразу же закончился.

Не успел я никуда сильно разогнаться в пространстве до сверхзвуковой скорости.

– Пусть лучше болит, чем ничего не чувствовать!

Светит в лицо слишком яркое солнце, глаза тоже режет, я не могу их открыть, только тру руками, однако что-то им мешает добраться до моего лица.

Ладонь в чем-то очень жестком нащупывает на глазах что-то твердое и я в проблеске сознания узнаю этот предмет:

– Это же мои рабочие защитные очки! Бляха муха! Они сохранились даже! А на руках брезентовые рукавицы для защиты от кота! Остался я при полном защитном параде!

Пока глаза привыкают к яркому свету, я ощупываю обоими руками около себя то, на чем я лежу и понимаю, что это обычная утоптанная земля с частыми камнями, попадающимися в ней. Такая достаточно пыльная и очень горячая, нагретая жаркими лучами солнца, которое здорово припекает мне лицо.