1928 год: ликвидировать ликвидаторов (СИ) - Ангелов Августин - Страница 43

Сталин пыхнул трубкой и неожиданно задал трудный вопрос:

— Как вы думаете, товарищ Менжинский, стоит ли нам вести переговоры с Персией о выдаче этих беглецов, или вы уверены в том, что их обязательно ликвидируют?

Уверенным на сто процентов я, конечно, не был, хотя и обговорил с Трилиссером многие детали и запасные варианты. Но, не говорить же о своей неуверенности Сталину? Поэтому, вспомнив, что переговоры по этой ситуации не привели в прошлый раз к результатам, я проговорил:

— Думаю, что ликвидируют успешно. В переговорах необходимости нет.

Припомнил я и о том, что Бажанов сдал советскую резидентуру в Иране. Причем, не разведчиков от ОГПУ, о которых он знал мало, а именно резидентов по линии партийного аппарата. Потому я добавил:

— Необходимо срочно принять меры для спасения всех агентов советского влияния, кто там имеется от Политбюро ЦК. Иначе Бажанов всех сдаст. Касательно агентуры ОГПУ, мы с товарищем Трилиссером соответствующие меры уже приняли.

— Получается, что вам и про нашу партийную агентурную сеть известно? — нахмурился Сталин.

— Служба такая, Иосиф Виссарионович, — улыбнулся я.

Он тоже смягчился, перестав хмуриться, потом еще раз пыхнул своей курительной трубкой и поинтересовался другой темой:

— А как у вас, товарищ Менжинский, обстоят дела с охотой на селезня?

Я бодро отрапортовал:

— Как раз хотел вас обрадовать, что селезень благополучно доставлен в гнездо сегодня утром!

— Быстро же вы справились! — воскликнул Сталин. И тут же поинтересовался:

— И как Троцкий воспринял переезд в Горки?

— Возмущался, конечно. Особенно тем, что поселили его во флигеле, а не в хозяйском доме. Но, ничего, привыкнет. Все необходимые меры для охраны нами приняты, — сообщил я.

И из воспоминаний Менжинского, и из того, что я сам прочитал, я знал, что Сталин оценивал людей по степени их полезности для себя. Потому с председателем ОГПУ он общался вежливо и на «вы», при этом, многих других приближенных называя на «ты», не взирая на их заслуги и ранги. Снова сделав затяжку, он вытащил мундштук трубки изо рта и проговорил, глядя в упор:

— Товарищ Менжинский, вы хорошо поработали. Но, почему же вы не рассказали мне об опасности, которой подверглись на дороге?

От такого вопроса я внутренне вздрогнул, но внешне не показал вида. Получалось, что вопреки моему желанию засекретить покушение, информация о нем разошлась достаточно широко. Впрочем, если раненый водитель проинформировал Паукера, то ничего не мешало уже Паукеру доложить Сталину. И мне пришлось выкручиваться, сказав:

— Иосиф Виссарионович, мне совсем не хотелось расстраивать вас этим досадным инцидентом. Все закончилось благополучно, если не считать ранений шофера. Но, они не опасные. А нападавшие ликвидированы на месте. К тому же, мою охрану товарищ Паукер усилил.

— Мне передали, что их всех застрелили вы сами. Это так? — спросил Сталин, вновь поднося мундштук своей трубки к губам.

Я кивнул и только тут обратил внимание на бумаги, лежащие у генерального секретаря на рабочем столе. Несмотря на еще светлое дневное время за высокими окнами, тяжелые бордовые шторы с которых были отодвинуты, письменный стол дополнительно освещался настольной лампой с зеленым абажуром. Под ней лежали какие-то листы с машинописным текстом и правками красным карандашом на полях. А посередине, в самом центре светового круга, находилась раскрытая картонная папка, на титульном листе которой значилась фамилия: «Менжинский». И это красноречиво свидетельствовало о том, что Сталин перед встречей зачем-то поднял досье председателя ОГПУ. Интересно, что он хотел там найти? Впрочем, генсек тут же сам ответил на этот вопрос. Заметив направление моего взгляда, он проговорил:

— Я намеренно заглянул в ваше личное дело, но там нет информации о том, что вы настолько хорошо владеете оружием. Трудно поверить, что сам председатель ОГПУ способен ликвидировать четверых вооруженных бандитов. Это просто удивительно! Тем более, что нигде не сказано, что вы специально обучались стрельбе.

Сталин внимательно наблюдал за моей реакцией. Похоже, он каким-то своим кавказским чутьем джигита заподозрил, что с Менжинским произошли некоторые изменения. И Сталин пытался их осознать, сравнивая материалы дела с человеком, которого видел сейчас перед собой.

Глава 32

Я собирался что-то придумать в оправдание своей слишком удачной стрельбы, но совершенно неожиданно Сталин предложил:

— Раз вы такой меткий стрелок, то предлагаю сыграть в бильярд.

Он положил свою недокуренную трубку на пепельницу, выточенную из серого мрамора, сделал несколько шагов от письменного стола и открыл дверь в соседнее помещение, скрытую за бордовыми шторами. Не ту дверь, через которую я входил в его кабинет из приемной, а совсем другую, ведущую, как оказалось, в довольно просторную комнату отдыха с диваном и книжными шкафами, посередине которой стоял самый настоящий бильярдный стол, покрытый зеленым сукном. Проследовав за Сталиным, я сразу обратил внимание, что пятнадцать белых шаров уже были кем-то заботливо сложены в виде пирамиды. А шестнадцатый ярко-желтый лежал отдельно, дожидаясь, когда по нему ударят, начав игру.

Конечно, в своей прошлой жизни я что-то читал о любви Сталина к бильярду. Но, никак не ожидал, что он предложит мне, то есть Менжинскому, сыграть с ним. А об этой игре, надо сказать, я имел представление весьма поверхностное и никогда не был ее фанатом, хотя и приходилось мне играть сколько-то раз с коллегами по уголовному розыску. Обычно, в бильярд мы играли вдвоем или пара на пару. Но, моя игровая квалификация так и не продвинулась дальше уровня новичка.

Знал я, конечно, что русский бильярд, например, отличается от американского более мелкими лузами, куда загнать шар гораздо сложнее, а в Московскую пирамиду играют не произвольными шарами, а только битком, то есть, надо бить кием по цветному шару-битку, а не напрямую по каждому из пятнадцати белых шаров, сложенных предварительно в пирамиду. Если не попадаешь или как-то нарушаешь правила, то ход переходит к сопернику. Да еще и за нарушение правил штраф положен в виде прибавки счета противнику. Выигрывает тот, кто первым сумеет загнать шар в лузу восемь раз. Причем, можно и просто на штрафах проиграть или выиграть за счет штрафов соперника.

Сталин сразу подошел к столу и взял правой рукой кий, лежащий вдоль бортика, сказав:

— Право первого хода я предоставляю вам, товарищ Менжинский.

Я понимал, что со стороны генсека это была маленькая хитрость. Поскольку тот игрок, который разбивает пирамиду, вряд ли может сразу загнать какой-либо шар в лузу, если только он не мастер экстра-класса. Пришлось мне под пристальным взглядом Сталина браться за кий и стукать его кончиком по желтому шарику, отчего красиво сложенная пирамидка под ударом битка разлетелась. И белые шары вальяжно раскатились от желтого по зеленой поверхности стола.

Генсек делал свой ход неторопливо. Он осторожно клал свою больную левую руку на стол, корректируя удар кия, зажатого в правой руке, с помощью изменения положения большого пальца левой. И, надо сказать, у него неплохо получалось попадать по шарам. Во всяком случае, даже получше, чем у меня. Было заметно, что он по-настоящему увлечен этой игрой, требующей точности и внимательности. И, разумеется, он победил, после чего сказал то ли в шутку, то ли всерьез:

— Вообще-то проигравший должен залезть под стол и три раза пролаять по-собачьи, но от вас я этого требовать не буду. Я пожалею вашу больную спину. Вы неплохо играете, товарищ Менжинский. И, думаю, что нам стоит продолжить.

Отложив кий, Сталин подошел к шкафу и достал оттуда хрустальный графин, полный вина. Потом вынул и два граненых стакана. Наполнив их, он предложил весьма неожиданный тост:

— Выпьем же за нашу дружбу! За дружбу партии и ОГПУ!

Вино оказалось вкусным и ароматным. Пригубив из стакана, Сталин поставил его на стол, стоящий отдельно от бильярдного и, подняв телефонную трубку, распорядился: