Гремучий Коктейль 5 (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович - Страница 17

Глядя, как незаметно исчезает подозрительный парень, я поздравил себя с очередной возможностью надавить на Томилина Якова Владимировича. Главный полицмейстер города был слишком старой и слишком удобной фигурой, чтобы его менять, а вот вынудить его прекратить содействие людям Крутова — было бы очень неплохо. Но этим уже будет заниматься контора стряпчих.

Мастера защиты чужих прав выдавливали блеющих полицейских из моего дома, а я продолжал сидеть в кресле неподалеку от покойного Амадея и напряженно размышлять. Его неприятели себя показали существами умелыми, расчетливыми и влиятельными. Всё-таки, вызвать в качестве прикрытия наряд полиции, чтобы вломиться в дом Истинного князя — это не в лужу пёрнуть.

Я почти не сомневался в том, что после того, как останусь один, существо вернется, чтобы удовлетворить своё любопытство беседой, но увы, ошибся, просидев рядом с трупом лошади аж три часа. И нет, я сознательно не хочу называть эту клячу единорогом! Просто из принципа!

Пришлось вызывать портал, выволакивать с Гарамона с пару десятков взбудораженных гоблинов и приказывать им тащить клячу к себе. Ну и делать с ней, что заблагорассудится. Вторым делом я нанял срочным вызовом охранную службу из егерей-ветеранов, выставив пятеро бравых мужиков на внутреннюю охрану и еще двух на внешнюю. Попутно и сигнализацию выкрутил на максимум. Теперь можно было возвращать девчонок.

Вовремя, потому как ко мне через дорогу уже шла делегация маленьких низших эйн, посланная Пиатой. За едой и её нычками со сладостями, конечно. Бедняги так обрадовались при виде меня, что даже стало немного совестно. Вернувшись назад с подкреплением в виде меня, слуги Азова сдали мне как саму виновницу их мучений, уже бывшую размерами почти с Кристину, так и своего хозяина, спавшего без задних ног у себя. Разбуженный Константин, вяло жалуясь на жизнь и на козлов-братьев, выдал мне назад дочь, а затем упал спать назад, наказав больше к нему без высшей эйны не возвращаться.

— Я её себе оставлю, — проворчал я, покидая общество изможденного блондина, — Всё равно она у меня почти постоянно сидит.

— Оставляй. Хоть на месяц, — зевнул мне в спину блондин, — Я все равно об этом хотел попросить. Ну, пока матушка успокоится.

Отлично, через пару часов я получу тренированного убийцу и разведчика!

Вернувшись домой с дочерью на руках (та была крайне недовольна тем, что её сегодня таскают туда-сюда), я увидел, как зажигает сама Пиата. Эйна, с которой ручьями тёк пот, сидела на полу в своей комнате и сонно (но жадно) грызла еду. Периодически, когда ей нужно было избавиться от излишков уже принятой и переработанной пищи, девушка вставала, кутаясь в простыню, и шла таким образом в отхожее место. Процесс шёл сам собой, так что я, принеся новую порцию еды, ушёл уже добывать что-то себе и приехавшей охране.

Поздно вечером процесс «возвышения», наконец-то, кончился. Я безобидно работал у себя в кабинете, обложившись бумагами и огнестрелом в то время, как дверь распахнулось, а показавшееся мне на глаза нечто мучительно прохрипело:

— Убейте меняяя…

Я испуганно икнул.

Мама у Кости женщиной была потрясающей по человеческим меркам. Высокая, не ниже метра семидесяти пяти, фигуристая, с очень внушительной грудью и тонкой талией, с безупречно чистой, белой кожей, такими же белыми волосами и лучистыми глазами, она была очень красива. Не настолько, чтобы начинать в Руси войну или становиться персоной нон-грата среди обычных аристократок, но близко…

Ковыляющая ко мне девушка, закутанная в насквозь мокрую простынь, была на азовскую родительницу слегка похожа. Насчет красоты что-то говорить было невозможно — опухшее лицо, на котором сопли, слёзы и слюни создавали свою особую гармонию, различить было сложно, там еще и волос чересчур намешалось, зато вот тело?

…с ним всё было прекрасно. Даже чересчур.

Во-первых, Пиата Батьковна теперь была не ниже меня. Натурально, все два метра с хвостиком, причем это босиком и на трясущихся ногах. На очень длинных, великолепно сформированных, растущих из роскошных широких бедер, ногах. Из пышной задницы выше поднималась изящная узкая талия, на которой вовсю демонстрировала немного ребер и много сисек верхняя часть этой супергорничной. Пятый размер, не меньше… причем, благодаря росту, оно не выглядит крупным… Ну, шея с головой, как я уже заметил ранее, ничего особого продемонстрировать пока не могли, но я как-то сразу заподозревал, что когда Пиата успокоится, умоется и высморкается, то её красоте позавидуют многие.

— Я огромная…! — продолжало плаксиво жаловаться существо нифига не своим прежним тонким и писклявым голоском, — Я ужасная!

— Ну да, — охотно согласился я, — Здоровая получилась. Азов охренеет.

— Ыыыы… — высшая эйна брякнулась на гостевую софу, не рассчитав, конечно же, своих габаритов, от чего и брямкнулась лбом об подлокотник, — Аааа!!!

— Ну не убивайся ты так, — пожалел я бедняжку, — Не убьешься ведь.

— Я огромная как лошадь! И у меня болит рот, горло и попа! — пожаловалось с софы, — … и внутри всё трясется…

— Ну а еще твой хозяин отдал тебя мне… — пробубнил я, рассматривая письма, переданные вечером специальным курьером, — … на месяц. Так что готовься к дороге дальней, Пиата.

— Какая дорога, я сейчас умру…

— Не умрёшь, я тебе сейчас валерианочки дам, а потом ты поспишь. Потом встанешь, пописаешь, попьешь, еще поспишь. А вот через пару деньков уже будешь здорова… как лошадь.

— Кейн…

— А?

— Ты плохой…

— Я-то? — задумчиво переспросил я, откладывая официальный вызов в столицу в стопку прочитанных писем и открывая следующее, содержащее официальное извинение от главного полицмейстера, — Нет, я добрый. Хочешь печенюшку?

— Угх…

Интерлюдия

Огромное, неуклюжее, заметное. Не тело, а сплошное наказание, особенно для той, кто проводила большую часть жизни в незаметности, могла куда угодно проскользнуть и откуда угодно выбраться. Как теперь жить? Она не знает.

Пиата стала высшей эйной. Огромной, тяжелой, мясистой увальней, которую не просто все видят! От неё взглядов не отрывают!

Эйна с ненавистью потыкала себя пальцем в левую грудь. Та, нахально покачиваясь, послушно бумкнула о правую, лиф заскрипел, прося пощады, а сама хозяйка всего этого богатства… получила по рукам от той, кого она банально не заметила из-за этих самых сисек!

— Прекрати, — потребовала от неё недовольная Кристина Дайхард, выглядывающая из-под правой груди, — Не веди себя как ребенок.

— Я просто кусок мяса… — пожаловалась Пиата подруге, возвышаясь над ней как башня, — Огромная и бесполезная. Не знаю, зачем он меня берет с собой. Ничего не могу.

Мимопробегавший вокзальный служитель, мальчишка лет пятнадцати, остановился как вкопанный, рассматривая злую и обиженную на весь мир Пиату, за что и огреб мощнейшую затрещину от своего коллеги, выглянувшего из вагона. Эйна, тяжело вздохнув, попыталась закинуть свою огромную косу волос наперед, чтобы нервно потеребить её в руках, но вместо этого шваркнула своей волосней княгиню, сбивая c той шляпку. Кристина злобно зашипела и начала тыкать пальцами Пиату в стяжки корсета.

— Ну вот видишь, — всхлипнула сквозь хихиканье высшая эйна, — Я как беременная слониха!

— Ничего, привыкнешь! — фыркнула маленькая брюнетка, — И чем скорее, тем лучше. Тебе я, в отличие от Фелиции, доверяю. К тому же, больше некого отправить. Я даже дочь забираю теперь в это училище.

— Вот и меня бы взяла, — попыталась вымолить пощаду высоченная и нечеловечески красивая блондинка, — А с Кейном бы Мао Хан отправился.

— Нет, он мне нужнее, чем ты, — тут же отрезала хрупкая брюнетка, жестами подзывающая носильщиков с чемоданами, искавшими здесь как раз их, — Кейн справился бы и один, но ему наверняка потребуется пара для выхода в свет. Ты в этом плане… идеальна.

— Да в задницу эту идеальность… — зло и печально прошипела Пиата, — Меня совсем не радует, что мужики теперь глаз оторвать не могут! Совсем!