Звезды без пощады (СИ) - Моури Эрли - Страница 45

— Выберемся на ту сторону, там и решим, — заключил Сергей.

Убитых солдат — Ильина и Руднева — положили рядышком в небольшом пенолитовом кармане под бурыми лохмотьями мха. Забрать мертвых с собой или по-человечески похоронить здесь, не было никакой возможности. Но, как говориться, живые о живых. Ирина и Светлана, прихватив, сколько смогли поклажи, двинулись через тоннель первыми. За ними Лугин и Ракитин. Они несли профессора. Майору Гармашу выпала не менее сложная задача: он тянул сразу четыре сумки и рюкзак, связав их веревкой. Лена Чудова взялась доставить драгоценный чемодан с семенами и кое-что из важной мелочи.

Пробирались через не такой уж длинный ход долго, минут пятнадцать, часто останавливаясь, передохнуть и отдышаться. Но в скрюченном виде под низким сводом особо не отдохнешь — так, самообман, в лучшем случае перераспределение напряжения на другие мышцы. Владимиру Ефимовичу во время перехода пришлось особо туго. Иногда Лугин тянул его волоком, потому что Игорь Ракитин, ползший позади на четвереньках, не мог приподнять профессора. А иногда на поворотах у близко сходящихся стен, Владимиру Ефимовичу приходилось сгибаться, и обострившаяся боль едва не доводила его до безумия. Юра Гармаш на одном из таких участков застрял со своей неуклюжей вязанкой сумок. Его ждать не стали: все спешили выбраться из проклятой норы, вытягивающей последние силы будто гигантская черная пиявка.

Когда пространство вдруг расступилось, дохнуло свежим воздухом, Красина и Хитрова испытали немало радости. Оказывается, даже в пещерном аду, и после смерти товарищей можно переживать это зыбкое чувство, от которого снова хочется уцепиться за жизнь. Спуститься по уступам с трехметровой высоты, пусть с нелегкими сумками, куда проще, чем подняться. Светка так запросто спрыгнула на последнем этапе, приняла груз у Ирины. Потом, подсвечивая фонариком, вместе поспешили на помощь мичману. Аккуратно переместили постанывающего Владимира Ефимовича на второй широкий уступ, и оттуда стащили на пол.

Со стороны чужой пещеры звуков преследования не доносилось. Или смылись вовремя, или ублюдки, поселившиеся по ту сторону тоннеля, вовсе ничего не затевали.

— Ну, где там майор? — в нетерпении спросила Хитрова профессорскую дочь, появившуюся на уступе с чемоданом.

Лена остановилась, убирая налипшие на лицо волосы, и разомкнула рот, чтобы ответить, но Красина за спиной мичмана взвизгнула и отскочила куда-то в темноту.

Лугин, выхватив пистолет, повернулся. Сразу два фонаря осветили его и растерянно замершего Ракитина.

— Спокойно, спокойно мышки-норушки, — сказал рослый незнакомец, крепко держа Красину за волосы.

Сергей разглядел наведенный на него АКС. И у другой стены замерло двое, вооруженных обрезами. Дергаться в такой ситуации себе дороже.

— Пистолетик-то наземь кинь, — посоветовал мичману мужик, удерживавший Ирину. — И сюда мелкими шагами.

И как его было не послушать? Сергей медленно разжал пальцы, выпуская ПМ. Сделал шажок, вглядываясь в полумрак, рассеченный желтым светом фонарей. Еще шажок и стал от совсем неприятной неожиданности: посреди прохода возник джинсовый — тот самый, что грабил джип Климыча.

Успел вылезти Гармаш из туннеля или вовремя засек дружинников и затаился, Лугин так и не понял. Крепкий удар приклада сбил его с ног.

Кто-то из темноты ринулся к Ракитину. Профессор застонал на полу, и рядом вскрикнула его дочь.

11

Как сообразил Лугин, хирург в списках администраторов числился. Плохой ли, хороший — другой вопрос, но Перец, едва глянув на профессора, с резкостью распорядился:

— К Мундштуку бегом! Пусть окажет нормальное внимание.

Дружинники поспешили исполнить, Владимира Ефимовича положили на брезент и вчетвером рысцой к западному краю площади. С Лугиным сильно не церемонились, заломили руки и погнали к форту. Заново ощутить на запястьях капроновую удавку оказалось ой как неприятно. Будто рожей с разбегу в то же самое дерьмо. И запястья затянули за спиной не скромнее чем прошлый раз: сволочь, которая вязала жгут при Перце, аж похрюкивала от натуги и удовольствия. Руки затекли, онемели, в висках горячо стучала кровь. Одна радость: в форте не бросили на пол абы как, а культурно посадили на задницу. Перед глазами те же стены сложенных наспех блоков, то бурых с зеленцой, то волокнистых, синих с коричневатыми полосами, другие пористые, похожие на засохшую губку. К фиолетово-серому небу, вернее своду с размытыми пятнами подсветки, поднимается тот же мрачный пест — Серебряный столб. Не видеть бы его никогда, не знать, что есть такой, и какие сволочи поселились рядом с ним!

Куда делись Лисичкина с Ириной и Лена Чудова с Ракитиным, мичман в точности не знал. Когда его толкали мимо выработки в полу, которую теперь важно называли: «карьер», Светлану с Ирой люди Гудвеса завернули к проходу, отмеченному здоровенной табличкой «Шоссе Р» — раньше ее не водилось. Туда же ушли сумки вместе с профессорским важно-семенным чемоданом. Елена Владимировна с Ракитиным вроде как отстали перед площадью. У них имелась некоторая возможность нырнуть между хаток и затеряться — дружинники их за собой особо не тянули.

Шевельнув за спиной пальцами и прикрыв глаза, Сергей подумал о Гармаше. Майор оказался единственным из их неудачливой группы, избежавшим плена. Вовремя он застрял с багажом в туннеле. Присоединиться ко всем Юра, вероятно, успевал, а что не вышел к дружинникам или не затеял перестрелку, так правильно сделал. Стрелять в его положении выглядело полной бессмыслицей. Ну, завалил бы одного-другого из Перцевых людей, взамен свои все полегли. А так у Гармаша оставался шанс сберечь свою шкуру, там, глядишь, и помощь какую оказать Елене Владимировне, рядовому Ракитину, может Светлане с Ириной. Лугину, конечно, вряд ли. Потому что Перец не из тех людей, что любят прощать.

Не успел мичман подумать о Перце, как за соседней стенкой, возникла суета, и появился он сам, легок на помине вместе с Гудвесом.

Вошел следом за чернявым, державшим на плече калаш с подствольником. Остановился у стопки блоков и скривил пасть пренебрежительной улыбкой.

— Как же так, сученок, вышло? — поинтересовался он. — Мы тебя по-братски Лужком нарекли, доверили первое важное задание привести профессора, а получилось, тебя самого сюда под стволом возвращать надо?

— Вот такая неприятная байда, — Лугин оскалился ему с полной взаимностью. — Это я дорогу в потемках попутал.

— Ты Владиславу Михайлычу не хами, слышь, — чернявый угрожающе навис над мичманом.

— Не уважаешь, значит? — поинтересовался Гудвес, присев на корточках в обнимку с бутылкой «Сибирской короны». — Порядки наши презираешь и решил тихо сдрыстнуть с дружками, заодно увести важного для нас человека? А оно вон как хреново обернулось. И главное, важный человек теперь с дыркой в животе, неизвестно выживет или нет, а ты, говнюк, здесь сидишь живехонький. Вдобавок хамишь главе администрации.

— Ну, давай Лужочек, колись, как все было с самого начала: от чего ушли, куда собирались, и как у вас за туннелем вышло, — Перец придвинул пенолитовый блок и устроился рядом с Гудвесом. — Вываливай свою лапшу на уши. Только имей в виду: я твою лапшу сверю по цвету и ширине с тем, что расскажут твои бабы. Если нестыковки обнаружу, обижусь еще больше. И на них, и на тебя.

Врать по большому счету Сергей не собирался. Если Перцу так дорога правда, то он без напряга может опросить по отдельности Хитрову и Красину, затем все это сопрячь с его, Лугина, версией событий. Только зачем нужна ему эта правда? Итак, наглядно все: хотели свалить из Нововладимирска. Кто здесь не хочет? Любого спроси хоть на проспекте Ленина, хоть на Шоссе Р, да в любом из секторов — исчезнуть отсюда желают если не все, то почти все. Даже в окружении самих администраторов, наверняка найдется уйма народа, подумывающего как бы очутиться подальше от Серебряного столба. Ну, правда, так — правда. Мичман шмыгнул носом и преподнес, как все было. Только несколько преувеличил свою инициативу в начале истории. Мол, едва вернулся с площади в хату, всем рассказал, как головы резали, и натолкнул на вывод, что выжить под администраторами невозможно. И про исчезнувшего майора решил не то чтобы совсем скрыть, а чуть исказить истину. Гармаша он вообще не упомянул как отдельную личность, а присовокупил его к солдатам и называл всех одним обтекаемым словом: «военные». Двоих военных застрелили, один запропастился бог знает куда: сгинул во враждебных биотронах с барахлом.