Живи, пусть умирают другие - Флеминг Ян - Страница 24

— Боже праведный! — воскликнул Лейтер. — Ясное дело — он. Владельцем считается один грек, помнишь, тот, что фигурирует в отчете, который мы читали в Нью-Йорке. Но это явно декоративная фигура. Может, он даже и не знает, что происходит у него за спиной. А нам нужен его приказчик, Роббер, Грабитель. Ну ясно, он.

Лейтер вскочил.

— Давай, двинулись. Едем туда и осмотримся. Я так или иначе собирался предложить это, ведь «Секатур» всегда швартуется у их причала. Между прочим, сейчас он на Кубе, — добавил Лейтер, — в Гаване. Ушел отсюда неделю назад. Обыскивали его и по прибытии и по отбытии до донышка, но, конечно, ничего не нашли. Решили, что у него двойное дно. Почти отодрали обшивку. Пришлось ремонтировать. Ничего. Ни намека на какую-нибудь контрабанду, не говоря уж о груде золотых монет. И все же надо пойти туда и принюхаться. Да и на нашего приятеля Грабителя не худо бы посмотреть. Позвоню вот только в Орландо и Вашингтон. Надо доложить им, что к чему. И хорошо бы, чтобы они поскорее взяли этого Бигова головореза с поезда. Только, боюсь, что уже поздно. А ты пойди и глянь, как там Солитер. Скажи, пусть не высовывает носа, пока мы не вернемся. Лучше запри ее. А вечером мы с ней поужинаем в Тампе. У них там лучшая кухня на всем побережье. По дороге остановимся в аэропорту и купим ей на завтра билет.

Лейтер потянулся к телефону и заказал междугородный разговор. Бонд вышел.

Десять минут спустя они уже были в пути. Солитер не хотела оставаться одна. Она приникла к Бонду.

— Я хочу уйти отсюда, — в ее глазах застыл страх. У меня такое чувство… — она оборвала фразу. Бонд поцеловал девушку.

— Не волнуйся, все будет в порядке, — сказал он. — Через часок мы вернемся. А потом уже не расстанемся до самого самолета. Можно даже остаться на ночь в Тампе и на рассвете тронуться в аэропорт оттуда.

— Да, если можно, — нервно откликнулась Солитер. — Так будет лучше всего. Здесь мне страшно. Здесь мы в опасности. — Она обняла его за шею. — Не думай, я не истеричка. — Она поцеловала его. — Ну ладно, иди. Только возвращайся побыстрее.

Послышался голос Лейтера. Бонд вышел из комнаты и запер дверь.

Он проследовал за Лейтером к машине, ощущая какое-то смутное беспокойство. Он не мог представить себе, что девушке что-нибудь грозит в этом мирном, законопослушном местечке или что Биг Мэн каким-нибудь образом выследил ее здесь, ведь Эвергледз — лишь один из многочисленных лагерей такого рода на острове Сокровищ. Но он с доверием относился к ее исключительной интуиции, и ее нервный срыв несколько обеспокоил его.

Впрочем, при виде Лейтеровой машины все эти мысли вылетели у него из головы.

Бонд любил скоростные автомобили, и ему нравилось водить их самому. Большинство американских марок навевало на него тоску, В них не было индивидуальности, личностного характера, какой свойствен европейским машинам. Это были просто «транспортные средства», все на один лад и одной формы. И даже клаксоны у них звучали одинаково. Они изготавливались, чтобы отслужить свое в течение года, а затем частично пойти в уплату за модель года будущего. А вместе с отказом от рычага переключения скоростей, вместе с введением системы автоматического управления ушло удовольствие от вождения. Того чувства единения шофера с машиной и дорогой, того вызова мастерству и нервам, какие хорошо известны европейскому водителю, здесь, в Америке, уже не испытаешь. В глазах Бонда американские машины представляли собой лишь большие, похожие на жуков, ящики, в которых передвигаешься, положив одну руку на руль, включив радио и манипулируя кнопками, автоматически поднимающими и опускающими окна, чтобы уберечься от сквозняка.

Но у Лейтера был старый «корд», одна из немногих американских моделей, сохранивших чувство собственного достоинства, и Бонд с удовольствием залез в низкий салон, услышал резкий звук переключения передач и рев выхлопной трубы.

«Этой марке, наверное, не менее пятнадцати лет, а выглядит она как одна из самых современных машин в мире», — подумал Бонд.

Они выехали на дамбу и двинулись вдоль застывшей морской полосы, отделяющей остров длиной в двадцать миль от большого полуострова, на котором и располагался Сент-Питерсбург с пригородами.

Едва въехав на Сентрал-авеню, протянувшуюся через весь город к яхт-клубу, главной гавани и большим отелям, Бонд ощутил ту особенность местной атмосферы, которой городок обязан своим прозвищем «Пристанище стариков». У всех людей, толпившихся на тротуарах и сидевших на знаменитых скамейках, так живописно описанных Солитер в разговоре с Бондом, были седые волосы или лысины.

Бонду бросилось в глаза, что дамы о чем-то ворчали, даже не закрывая рта, и старики в рубашках «труменовках», выставив под солнце высохшие руки и плечи, не отставали от них. Чтобы услышать эту оживленную болтовню, сплетни, новости, приглашения на вечернюю партию бриджа, похвальбу письмами от детей и внуков, обсуждение цен в магазинах и мотелях, вовсе не обязательно было находиться среди этих людей. Достаточно увидеть, как трясутся их редкие волосенки, как похлопывают они друг друга по спине, как хихикают и перемигиваются.

Увидев, как Бонд в ужасе закатил глаза, Лейтер заметил:

— Да, прямо в гроб хочется залезть, и пусть заколотят крышку. То ли еще будет, когда выйдем из машины. Если на них сзади упадет твоя тень, они припустят с такой скоростью, будто над ними в банке склонился старший кассир. Кошмар. Вроде как если бы младший клерк неожиданно явился домой в полдень и застал жену в постели с президентом банка. А потом вернулся в банк, и сказал сослуживцам: «Ну, ребята, не знаю, как и вырвался, он чуть не застукал меня».

Бонд рассмеялся.

— Ко всему прочему тут у всех в карманах тикают золотые часы, — продолжал Лейтер. — Тут полно всякого рода дельцов, ломбарды набиты золотыми часами и масонскими кольцами, и еще янтарем да медальонами. Возьми хоть «Ломбард тетушки Милли» — там целая толпа этих стариков и старушек; жуют чизбургеры, глазеют на прилавки и болтают себе. Впрочем, здесь не только старики. Глянь-ка сюда, — и он указал на огромный щит, рекламировавший одежду для беременных.

— Поехали отсюда, — застонал Бонд. — В конце концов это не входит в наши обязанности.

Они подъехали к набережной, повернули направо и двинулись в сторону стоянки гидропланов и поста береговой охраны. Тут на улицах уже не было стариканов, открывалась обычная картина гавани — верфи, склады, лавки, перевернутые вверх днищем лодки, сохнувшие сети, доносился крик чаек и весьма специфический запах моря. На фоне большого кладбища, которое представлял собой город, надпись над гаражом — «Пэт Грейди. Смеющийся ирландец. Подержанные автомобили» — напоминала о том, что существует и живой, деятельный мир.

— Пожалуй, остановимся здесь и дальше пойдем пешком, — решил Лейтер. — Грабитель — рядом, через квартал.

Они оставили машину прямо у гавани и пошли мимо дровяного склада, рядом с которым стояли нефтяные цистерны. Обогнув его слева, они снова вышли к морю.

Переулок упирался в узкий, покосившийся от непогоды причал, уходивший на двадцать футов в море. Рядом, по правую сторону, было приземистое железное строение — склад. Над двойной дверью красными буквами по белому полю написано: «Уробурос инкорпорейтед. Рыбные консервы. Кораллы, раковины, морские дары тропиков. Только оптовая продажа». В одну из створок была вделана еще одна дверь, поменьше, с французским замком. На ней надпись: «Только для служащих. Не входить».

На кухонном стуле сидел, прислонившись к стене, мужчина с бейсбольной кепочкой на затылке и зубочисткой в зубах. Он чистил ружье — «реминггон-30», — подумал Бонд. На мужчине была надета грязная (когда-то белая) майка, обнажавшая пучки темных волос под мышками, мятые полотняные брюки и туфли на каучуке. Было ему лет сорок, лицо такое же морщинистое и изрезанное шрамами, как перила на причале, но тонкое, удивленное и губы тоже узкие, бескровные. Весь он был какого-то желтовато-табачного цвета. Вид мрачный и жестокий, как у злодеев в фильмах об игроках в покер золотых приисках.