Санитарная рубка - Щукин Михаил Николаевич - Страница 6

— Будьте добры, дайте мне сигарету, Николай Ильич, а то не по себе…

Он молча подал ей сигарету, чиркнул зажигалку и увидел — губы у Анны вздрагивали, словно она собиралась вот-вот расплакаться. Неумело затянувшись, закашлялась и отбросила сигарету в сторону, усмехнулась:

— Современной дамы из меня явно не получится. Алексей Ильич говорил, что я опоздала родиться. Времена тургеневских барышень, увы, прошли, и для нынешней жизни я представляю сплошное недоразумение.

— А какая она нынешняя жизнь?

— Страшная! Анна осеклась, замолчала и вдруг неожиданно, без всякого перехода, выпалила: Его убили.

— Его убили. Теперь я точно знаю. Точно и наверняка.

— Кто? — снова спросил Богатырев.

Я не знаю, только догадываюсь, он не хотел подробно рассказывать, но догадываюсь… Подождите, по порядку, а то у меня сумбурно получается… Я в архиве работаю, в областном архиве, Алексей Ильич документы искал по истории церкви. Здесь ведь раньше село было, до того как райцентр организовался, Успенское, это уже райцентр в Первомайск переименовали. Так вот, церковь здесь стояла — Успения Пресвятой Богородицы. И в этой церкви находилась чудотворная икона. При Советской власти церковь, конечно, закрыли, икона куда-то бесследно исчезла. В самой церкви клуб был, склад, потом кафе, потом снова клуб, а несколько лет назад она сгорела окончательно. Вон там пожарище еще сейчас видно…

— Да знаю я это все, бабка Дарья еще рассказывала, а пацаном был, видел, как купол сворачивали. Алексей-то каким боком ко всему этому? Стихи про церковь писал? И за это убили?

— Подождите, я же сказала — по порядку… Алексею Ильичу я помогала искать, и мы нашли…

— Что нашли?

— Документы.

— А дальше что?

— А дальше началось непонятное. Ему сам Караваев звонил, угрожал, подробностей я не знаю, Алексей Ильич не рассказывал… Но после этих звонков он принес мне свои записи, копии всех документов и велел спрятать… А через два дня все и случилось…

— Кто такой Караваев?

— Вам еще не рассказали?

— Нет.

— Если в двух словах — почти хозяин области. Король бензоколонок, как его называют. А раньше торговал пивом, здесь, в Первомайске, ваш земляк. Может, и знали…

— Не помню такого.

— Спросите у Светланы с Сергеем, они вам подробно расскажут.

— Неужели могли убить из-за каких-то бумаг? Может, ты…

— Сочиняешь? Это вы хотели сказать? Нет, я не обижаюсь. Поймите, я слишком далека от таких дел, я даже детективов принципиально не читаю. Давайте я еще раз, с самого начала, а то получается, как всегда у меня, бестолково… Сначала был купец Скворешнев, который построил церковь, а в церкви находилась икона Богородицы. Семистрельная или, по-другому, Умягчение злых сердец. Со временем ее стали считать местной святыней. На первых порах Алексей Ильич искал все, что касается именно этого купца Скворешнева, а затем уже вместе мы стали искать следы иконы, которая при Советской власти исчезла. Алексей Ильич днями у нас в архиве просиживал, выпивать совершенно перестал, он сильно выпивал, когда из издательства с ушел, а тут — как переродился. Мы уйму документов перевернули — ничего, пусто. А недавно Алексей Ильич заходит ко мне в кабинет, кладет на стол папку и сообщает: кажется, я нашел. Папку я ему дала на дом, сама вынесла из архива, хотя это категорически запрещается по нашим правилам» дознаются — уволить могут. Но не в этом дело. Вскоре Алексей Ильич пришел ко мне домой» передал связку бумаг, в том числе и ту самую папку. Попросил спрятать на время и никому ни слова не говорить. Я стала расспрашивать, он молчит. Ну а что было дальше, я уже сказала.

— За что могли убить?

— Надо разбирать бумаги, там дневники Алексея Ильича, я еще ничего не трогала. Там, я уверена, и разгадка.

— Если это все правда, бумаги лучше всего отдать мне и забыть про них. Тебе забыть. Ты меня поняла?

— Об Алексее Ильиче тоже забыть? Тогда уж заодно и подскажите — как это сделать? — Голос у Анны стал резким, срывающимся. — У меня не получится, я забыть… Не смогу! Надеюсь, что поможете мне разыскать тех, кто убил. Если будете помогать, тогда дам бумаги, если нет, будем считать, что разговора этого не было.

— Стоп, стоп, стоп. — Богатырев положил Анне ладонь на плечо, желая ее успокоить. — Подожди, не так резко, как отец у нас говорил — не рви постромки, еще в хозяйстве пригодятся. Давай так договоримся: ты даешь мне свой адрес, а я дня через три приеду, сейчас дома хочу побыть. Хорошо?

— Я не зря надеялась на вас, Николай Ильич. Держите адрес. — Из кармана курточки Анна достала листок бумаги и вложила его в ладонь Богатыреву.

9

Всю ночь старый дом вздыхал, скользили по его стенам неясные шорохи, блеклый лунный свет половинчатой луны просачивался через окна и ложился на пол узкими ровными полосами. Пел свою песню сверчок, будто тянул тонюсенькую серебряную нитку и опутывал ею, желая успокоить уставших, издерганных людей: хватит, милые, хватит, завтра горечь и печаль снова подступят к вам, а на сегодня хватит — спите. И они, сморенные переживаниями и хлопотами долгого дня, спали.

Под утро Анна услышала чуть хрипловатый голос Алексея. Он что-то ласково рассказывал ей, и это что- то было связано с домом, в котором она сейчас спала. Пытаясь вникнуть в смысл, разобрать слова, хотела попросить, чтобы он говорил громче, но не могла этого сделать — будто лишилась дара речи. И вдруг ясно, отчетливо расслышала: «Не трогай, ты еще жить должна…» Она вскинулась, желая спросить — чего нельзя трогать? И проснулась.

Было уже светло. В маленькой боковой комнатке, где вчера Светлана постелила ей на старой кровати с панцирной сеткой, властвовало сквозь легкие занавески утреннее солнце. Анна открыла глаза, прищуриваясь от яркого света, и первое, что увидела — черный гипюровый шарфик на блестящей железной спинке кровати. Свет в комнатке сразу же поблек.

— Поспала бы еще, куда так торопишься, пусть дорога подсохнет. — Светлана отошла от плиты, шагнула навстречу Анне и легонько приобняла ее: — Умывайся и садись кушать, мужики-то уже поели. А после на кладбище сходим, тогда и поедешь.

От жара плиты лицо Светланы было розовым, пахло от нее печеным тестом, и вся она, круглолицая, полная, казалась такой уютной и домашней, что хотелось уткнуться ей в плечо, замереть и успокоиться.

— Спасибо вам, — тихо сказала Анна, словно выдохнула.

— Да за что? — Искренне удивилась Светлана.

— За все, за все спасибо…

На кладбище пошли вчетвером. Солнце, поднимаясь все выше, усиленно поджаривало землю, и грязь, размешанная вчера после дождя, засыхала комками — вся дорога лежала в буграх, и почему-то казалось, что ровной она уже никогда не будет.

Постояли возле свежей могилы молча и так же молча пошли обратно. Встречала и провожала их невидимая в старых березах птичка, которая, как и вчера, все допытывалась — витювидел, витювидел? Легкий, едва ощутимый ветерок кружил над головами, как снежинки, черемуховые лепестки.

Сергей замедлил шаг, затем остановился и зло сверкнул черными, угольными: глазами, заговорил хрипло и торопливо:

— Вот, Коля, спрашивал ты меня — как нынче у нас народ живет? А он не живет, он помирает! Погляди на могилки — все свежие! Вон их докуда докопали, до самого края, скоро ограду надо будет переносить — места не хватает. А почитай — какие годы на памятниках и на крестах написаны! Один молодняк! Войны у нас вроде нет, а могил — как после сражения. Так и живем — ни богу свечка, ни черту кочерга, будто мы лишние тут, будто нас всех закопать желают!

— Да ладно тебе, Сережа, не заводись. — Светлана взяла мужа под руку, легонько подтолкнула его, чтобы он шел вперед, ласково и негромко, как маленькому, внушала: — Как ни ругайся, а толку нет, зачем себя зря изводить, нервы трепать, они еще пригодятся…

— Ну, поучи меня, как жить и трудиться! — сердито буркнул в ответ Сергей. Хотел еще что-то добавить, но лишь сверкнул глазами и поджал губы.