Санитарная рубка - Щукин Михаил Николаевич - Страница 16

— Доброго здоровья и удачного вечера, обворожительная Зиночка, вот этому господину требуется небольшой отдых, чтобы побыть у вас.

— Арлекино, х. рню свою не гони! Цену твой господин знает?

— Еще не объявлял. Ему, Зиночка, пойми правильно, просто надо посидеть, отдохнуть, чаю попить…

— Импотент, что ли? Я с такими не работаю!

— Да ты пойми, просто посидеть! Нехорошие люди ограбить его хотели, он убежал. Вот посидит здесь и уйдет.

— Вечно у тебя, Арлекино, финты какие-то. Ладно, проходите на кухню, чай там сами найдете, хлебайте сколько влезет. Я спать пойду. Но деньги по полной и вперед, сейчас давай.

— Сколько? — спросил Богатырев.

— Сто баксов!

— У меня только рубли.

— Ну, тогда пересчитывай по курсу, считать-то умеешь, яхонтовый ты мой… — И девушка Зина, запрокинув рыжую голову, громко захохотала — клиентом Богатырев оказался здесь, похоже, и впрямь необычным, просмеявшись, деловито сказала: — Ладно, давай рублями, — и хоть до утра тут чай пей, унитаз работает.

Взяла деньги, быстро пересчитала и, снова захохотав, ушла.

На кухне, половину которой занимал широкий стол, имелись в наличии и чай, и сахар, и даже тонко нарезанный лимон на тарелочке.

— Зина — девушка не подзаборная, — пояснил мужичок по прозвищу Арлекино. У нее культурно, в холодильнике всегда закуска имеется, а вот огненной воды, к сожалению, не держит. И сама ни капли не пьет…

— Подожди, — перебил его Богатырев. — Кто такие ленинские? Что за кликуха? При чем тут Ленин?

— Вождь мирового пролетариата, доложу я вам, уважаемый, абсолютно ни при делах, как нынче говорят. Просто-напросто сбились бандюганы в стаю и оказалось, что все они из Ленинского района нашего богоспасаемого Сибирска. Вот так и получилось — ленинские. Суровые ребята, ими скоро детей пугать будут. Еще разъяснения нужны?

— Пока хватит. Чаю наливай. А почему она тебя Арлекино зовет, имени, что ли, нет?

А Имя есть, отчество есть, и даже фамилия имеется. Просто я раньше, в прошлой жизни, служил в нашей филармонии артистом разговорного жанра, известных людей умею пародировать, ну и кое-что показал, когда в этом благословенном месте оказался. Вызвал восторг у невзыскательной публики, они меня пристроили к нынешнему ремеслу, а заодно и нарекли новым именем. Теперь я Арлекино. Сахару сколько сыпать?

— Чего? Сахару? Нет, не надо, так попью. Как думаешь, когда мне отсюда лучше выбраться?

— Не знаю, такси сюда ночью не ходит, только утром можно заказать. Так что, наверное, до утра, уважаемый. Но мешок свой на виду не тащите, очень уж он приметный. А я пошел, провожать не нужно, дверь захлопну.

— Слушай, а почему ты мне помогать решил?

— Из человеколюбия, — усмехнулся мужичок Арлекино. — Исключительно из человеколюбия. Не задавайте много вопросов, уважаемый. Приятных снов!

Богатырев, оставшись один на кухне, развязал мешок и все бумаги, какие в нем были, не разбирая, затрамбовал в свою сумку. Получилось под самую завязку, едва застегнул молнию. Пустой мешок сунул в мусорное ведро под раковиной и принялся допивать свой остывший чай без сахара.

Во второй половине ночи он решил вздремнуть и уснул прямо за столом, положив голову на руки. Спал чутко, легкие шаги расслышал сразу, вскинулся и увидел в дверном проеме рыжую Зину. Она стояла все в том же коротком платьице с узкими лямками на плечах, помаргивала чуть припухшими глазами, глядя на яркий свет, и широко, сладко зевала, забыв прикрыть рот ладошкой. Равнодушно смотрела на Богатырева, как смотрят на примелькавшийся в квартире предмет — без всякого интереса. Лишь спросила, пересилив очередной зевок:

— Время сколько?

Времени оказалось почти пять утра, и за окном уже светало. Пора было уходить. Богатырев поднялся из-за стола.

— Чаю не предлагаю, а то водянка будет. — Зина перестала зевать и коротко хохотнула: — Такого клиента тут еще не видела, тебя хоть как зовут-то, поночевщик?

— Какая тебе разница, зови как хочешь.

— Да никак я не хочу, так, из любопытства спросила. Давай я тебе такси закажу. Сейчас светло, они приедут, прямо к подъезду, нырнешь со своей сумкой, только тебя и видели

— Заказывай.

Такси, на удивление, подъехало довольно быстро. Богатырев, успев еще коротко оглядеться, никого не заметил, быстро уселся на заднее сиденье, и старая «Волга» скоро уже оставила позади 3-й Индустриальный переулок, странного мужичка Арлекино и рыжеволосую проститутку Зину, которая, перед тем как закрыть дверь, послала ему воздушный поцелуй.

16

«Ну, братчик, оставил ты после себя наследство — одна головная боль. Вот уж никогда бы не подумал, что какие-то бумаги столько шума наделают, да еще, похоже, шум этот предварительный. А вот дальше что будет? — Богатырев стоял посреди комнаты, в которой перед поездкой в Первомайск навел относительный порядок, заново ее осматривал, пытаясь понять — не было ли здесь чужих? Кажется, не было. Опустил сумку на пол, наклонился, чтобы раскрыть ее, но в последний момент передумал: — Успею еще, погляжу. Теперь помыться, пожевать, а уж после…»

И тут он споткнулся. Потому что абсолютно не знал, что делать дальше. Знал лишь одно — надо найти Анну. Но где ее искать, ведь нет теперь ни одной, даже маломальской зацепки, кроме этих бумаг, плотно набитых в сумку. Решил, что с бумаг и начнет, вот только помоется, передохнет, чтобы голова была ясной, а там как получится. Снова наклонился, чтобы поднять сумку и поставить ее в угол, и в тот же момент мощный удар по затылку вышиб у него пол из-под ног, а горло перехлестнула тонкая жесткая удавка, так сильно перехлестнула, что хрустнули шейные позвонки. Царапал руками по горлу, пытаясь просунуть пальцы под удавку и ослабить удушье, но пальцы лишь беспомощно скользили. Богатырев захрипел, лишаясь дыхания, руки ослабли, и лишь вспыхнула короткая мысль, что он теряет сознание, уплывает куда-то, не имея власти над своим телом.

Удавка ослабла, когда он уже сидел в углу и руки, завернутые за спину, были скованы наручниками. Хватал на полную грудь воздух раскрытым ртом, лоб покрывался испариной, в глазах переставали мелькать цветные кругляши, и все вокруг начинало принимать правильные очертания. Трое парней чернявого вида спокойно стояли и ждали, когда он очухается и полностью придет в себя. Стояли грамотно, будто расставленные по номерам: один у окна, второй — ближе к двери, а третий нависал над Богатыревым, и ясно было, что ни одно движение не укроется от его цепкого взгляда. Вот этот третий и заговорил:

— Если живым быть желаешь — кричать не надо, ничего делать не надо. Я скажу — тогда делай. Встаешь спокойно и едешь с нами. Вставай.

Подтягивая под себя ноги, упираясь плечом в стену, Богатырев кое-как поднялся. Полностью еще не придя в себя, он покачивался из стороны в сторону, как выпивший, но голова теперь уже была ясной, и думал он четко: «Вошли неслышно, значит, у них ключ был. Откуда? Сумку забрали или нет?» Скосил глаза и увидел, что сумка стояла на прежнем месте, никто ее не трогал. С двух сторон его цепко ухватили за локти, быстро, почти бегом, вывели из подъезда и засунули в машину. Ловко натянули на голову матерчатый мешок и заставили согнуться. Сухо щелкнула скорость, машина гулко взревела и лихо сорвалась с места. Согнувшийся, будто напополам переломленный, крепко зажатый с двух сторон, Богатырев тоскливо понимал, что вырваться ему навряд ли удастся.

Ехали довольно долго на большой скорости, закладывая крутые виражи, — видимо, человек, сидевший за рулем, любил быструю езду и ездить умел. Наконец, машина остановилась. Богатырева вытащили из нее и повели, не снимая мешка с головы, по каким-то ступеням вверх. Снова цепко держали с двух сторон за локти. Куда-то привели, прислонили спиной к стене, и за все это время не было сказано ни одного слова. Молчаливые попались ребята и очень серьезные, взяли Богатырева, можно сказать, тепленьким, до сих полностью очухаться не успел. Стоял, упираясь в стену и широко расставив ноги, чтобы не качаться, чутко вслушивался — должен ведь кто-то заговорить! Дождался: