Солнце мое (СИ) - Войлошников Владимир - Страница 13

— Понятно.

— О, смотри — семёрка, — к остановке подкатил троллейбус. — Поедем?

Семёрка нам подходила не очень, но до Мухиной она нас довезёт, а там до дома полтора километра всего. А двойку в выходные до морковкина заговенья можно ждать.

Мы, видать, не одни такие рассудительные оказались — заполнена семёрка была довольно плотно. Мы пристроились на задней площадке, Вова одной рукой держался за перекладину, а другой держал меня. Троллейбус иногда мотало, и он прижимал меня к себе плотнее — может быть, сильнее, чем требовалось, но у меня такая тактика принципиальных возражений не вызывала.

При этом мы успевали негромко друг с другом болтать.

— Слушай, а у тебя какой рост? — я вспомнила, что ещё с прошлого раза хотела спросить.

— Метр девяносто шесть.

Я скептически сощурилась:

— А точно девяносто шесть? Не восемьдесят?

И тут он усмехнулся и выпрямился. Ощущение получилось оглушающее, как будто человек внезапно вырос на голову.

— Так нормально?

— Вполне, — согласилась я. — Чё там наверху, какая температура?

И так нас пробило на поржать, что мы чуть не проехали свою остановку. Выскочили последними — а прямо напротив остановочного кармана киоск стоит.

— Ну, мороженое-то можно? — уточнил Вова.

— Против мороженого принципиального возражения не имею!

Мы выбрали по стаканчику и пошли дальше, куда более довольные жизнью.

Недостаток расположения Юбилейного в том, что он стоит на сопке. На самой верхушке этой сопке отстроен большой комплекс зданий областной больницы, а мой дом, я уже говорила — практически через дорогу от ограды этой самой больницы, тоже на самом верху. А значит, если идёшь пешком — с любой стороны — обязательно надо в горку чапать. А в горку я ходить не люблю.

Зато когда надо было догнать автобус (был у меня регулярный прикол в одиннадцатом классе — на полминуты на автобус опаздывать), я благополучно сбега́ла с горы по длинной-предлинной лестнице и догоняла его внизу, на третьей уже остановке. Ну и бегала я как олень, честно скажем. И поскольку на занятия в УПК* нужно было ездить раз в неделю, раз в неделю я догоняла автобус, а мои одноклассницы за меня болели изнутри, мдэ.

*Учебно-производственный комбинат,

где мы, типа,

приобретали всякие специальности.

Мы с Анной, в частности, учились

на художника-оформителя — два года!

Там и задружились.

Так-то мы из разных классов,

хоть и с одной параллели.

Но это я отвлеклась.

С Мухиной мы спускались чуть больше полукилометра под горку, а потом в полтора раза длиннее кусок — в гору, и это было куда более уныло. Но не сегодня! Вовка развлекал меня всякими ролевыми и армейскими байками, так что дорога кончилась даже слишком быстро.

Болтая, мы зашли в подъезд, поднялись на третий этаж. Нет, почти поднялись. На площадке между вторым и третьим этажом он вдруг развернул меня к себе, словно в танце. И так всё быстро получилось, я даже сообразить ничего не успела. Вот только что мы смеялись — и вот он меня целует.

Губы у него были тёплые и мягкие, язык нежно скользнул по моим губам… От колен вверх, к низу живота подкатила горячая волна, пробежала жаром, закачала, словно нахлынувшее море. И я потерялась совершенно.

Мы целовались, пока на пятом этаже не лязгнула железная дверь, и соседи не начали спускаться, громко переговариваясь между собой.

— В следующее воскресенье, — сказал Вовка, — у танка в девять тридцать.

Я глупо кивнула, чувствуя, что у меня горят щёки.

И он ушёл.

ПОСЛЕВКУСИЕ

Я совершенно деревянно поздоровалась с соседями — не поняла даже, кто это, дошла до квартиры и нажала на кнопку звонка.

Бабушка, видать, ждала меня в кухне, потому что подошла очень быстро.

— Ну что, как свидание?

— Обалдеть, — честно выдала я, сунула ей конфетный букетик, проскочила в ванную и быстренько закрылась. Включила воду и села на край ванны, опустив руку под струю.

Божечки мои, это вот что сейчас было, а? Я посмотрела на себя в зеркало. Щёки натурально горели, но это всё мелочи жизни. Что сигналило о моей непосредственной и острой реакции на этого парня — так это бугорки сосков, выпирающие сквозь ткань платья и бюстгальтер. Вот это ни фига себе… Но, Господи, как же он пахнет обалденно… От этой мысли внизу живота снова образовался жаркий сгусток. А он заметил? И что делать, если да? Я тихонько замычала и ткнулась лбом в ладони.

В дверь постучали:

— Оля, ты кушать будешь?

Я встрепенулась и села прямее:

— Да, баб! Щас в душ залезу быстренько, жарко сегодня!

Я постояла под тёплыми струями и маленько успокоилась, замоталась в полотенце и пошла переодеваться. В кухню выползла уже более-менее соображающая. Поела — и понеслась к Анне. Она в пятницу последний экзамен сдала и тоже свободна как ветер. Надо журнал отдать. И обсудить прошедший день в подробностях. Где были, что говорили, кто на кого как посмотрел. И вот это про запах, я с таким вообще первый раз столкнулась, чтоб аж отвал башки…

Девчонки — они такие. Иногда мне кажется, что у нас без таких обсуждений аналитическая функция вообще не работает…

07. ЖИЗНЬ КАК КАЛЕЙДОСКОП

ХАЛТУРА

12 июня, понедельник.

С утра позвонила мама:

— Оля, запиши номер!

Я весь вечер писала статью про иватушников, потом полночи читала очередную книгу, поэтому девять — было критически рано, и соображала я плохо. Дошла до комнаты, пока нашла ручку и бумагу, более-менее проснулась.

— И что это за номер?

— Это Альбины Константиновны.

— Это которая сейчас вместо заведующей в шестьдесят втором саду?

— Да! Позвони ей, срочно! Она тебе всё объяснит.

Мама в своей излюбленной манере отключилась прямо на полном ходу. Я тупо посмотрела на пикающую трубку и подумала, что если я умоюсь, то всем это пойдёт только на пользу. Как минимум, соображать начну.

Я включила чайник (проверить спираль!), совершила утренние процедуры (практически, извините за подробности, уснула в туалете, но треснуться лбом в дверь — это, знаете ли, бодрит), налила себе горячего чаю и набрала записанный номер. Из трубки строго сказали:

— Ясли-сад номер шестьдесят два, слушаю вас!

— Альбина Константиновна?

— Да.

— Это Ольга, Галины Николаевны дочка.

— А-а-а, Олечка! — голос сразу перестал быть официозным. — Скажи пожалуйста, ты же на художника-оформителя училась?

— Ну-у… было дело.

— Оля, у меня для тебя есть работа…

Короче, чтоб не утомлять вас пересказом: в саду сделали основательный ремонт. С обдиранием старой штукатурки, выравниванием стен и прочими процедурами. И теперь он стал равномерно бежевый. А они хотят, чтобы снова всякие картинки — центральный коридор расписать, и стены лестничных пролётов, и ещё этот угол и тот… Объём, короче, масштабный. И всё за три недели. Но не бесплатно же! На вопрос «сколько денег?» Альбина Константиновна несколько сдавленным тоном ответила, что четыре миллиона, но если получится, то может быть ещё тысяч триста-пятьсот сверху.

Ценники на оформительские и исполнительские работы мы, пока на этих художников учились, от преподавательницы примерно узнали. Понятно, что такой объём за такие деньги никто из опытных оформителей не взялся бы делать. Тем более, они теперь все дизайнеры(новомодное слово!), а это ещё дороже. Да ещё в сжатый срок. Но ведь мне на каникулах всё равно заняться особо нечем. Да и денежка нужна. Боюсь только, не успею…

— Альбина Константиновна, если точно пятьсот сверху — то можно и поработать с вами. Но по времени боюсь не успеть. Давайте я сейчас узнаю, если моя подруга сможет мне помочь, я возьмусь.

— А она тоже художница?

— Да, мы с ней вместе учились у одного преподавателя.

— Ну, хорошо.

— Я сейчас выясню и вам перезвоню.