Одесса-мама книга 2 (СИ) - Дашко Дмитрий - Страница 16

Негромкий хлопок, тело бандита чуть дёрнулось, принимая на себя осколки.

После такого, увы, не живут.

Понятия не имею, ко такие эти корректоры реальности, но теперь им придётся найти кого-то другого. Аллигатор приказал долго жить, причём уже дважды.

Искренне верю, что эта тварь больше никогда не возродится в другом обличии.

Судя по звукам снаружи — на даче пошла веселуха, сухо затрещали винтовки, захлопали пистолет и шпалера, раздались разъярённые крики. В плен никого не брали.

Беспорядочная пальба закончилась так же резко, как началась.

Я услышал дробный топот ног. Это мог быть кто-то из уцелевших людей Ягоды, так что радоваться рано.

— Бодров, ты где⁈

— Осип, ты?

— Ну я, а кого ты ещё ждал тут увидеть?

В кабинет ввалился огромный почти двухметровый Шор с маузером в руке.

— Гриша, ты как? — обеспокоенно воскликнул он.

— Нормально, а вот Папе серьёзно не поздоровилось, — я кивнул на распростёртое тело Аллигатора.

Появился ещё один, дотоле незнакомый мне человек в расстёгнутой шинели и без шапки. У него были густые тёмные волосы с небольшими залысинами на лбу, такие же густые усы и серые холодные глаза.

— Товарищ Дерибас, — представил его Осип.

На фоне высоченного Шора чекист немного терялся, но и карликом, как о нём порой отзывались в Одессе, он точно не был. Нормальный мужчина, ростом даже выше среднего, крепкого телосложения, с умным и открытым лицом. Ну никак не похож на опереточного персонажа, каким его пытались представить некоторые злопыхатели.

Дерибас сдержанно кивнул. Не говоря ни слова, подошёл к трупу Аллигатора, перевернул на спину и хмуро посмотрел на меня.

— Это ведь товарищ Ягода? Да?

После того, что я с ним сотворил, узнать Ягоду было не так-то просто. Вместо лица осталась только окровавленная маска.

— Точно, — подтвердил я и добавил:

— А так же по совместительству известный на всю страну и, где-то ещё примерно на половину России, преступный главарь по прозвищу Папа.

— Что ж, жаль, что он сам теперь об этом не расскажет, — вздохнул Дерибас.

Он брезгливо вытер руки и спрятал их в карманы.

Я пристально наблюдал за выражением его лица.

— А ведь вы знали… — задумчиво произнёс я.

— Что, простите? — недоумённо откликнулся он.

— Я сказал, что вы — знали и, наверное, уже давно.

Дерибас усмехнулся.

— Скорее — подозревал. Но в целом вы правы. Не зря в Москве высоко отзываются о ваших талантах, товарищ… Быстров.

Я мгновенно перевёл взгляд на Шора. Осип кивнул.

— Терентий Дмитриевич в курсе с самого начала. По сути он разрабатывал всю операцию по твоему… скажем так, внедрению, вместе с Трепаловым.

— На этом хорошие новости ещё не закончились, — улыбнулся Дерибас. — Я ведь не зря прилюдно назвал вас Быстровым. С этого дня вы снова можете жить под своей настоящей фамилией, ничего не опасаясь.

— Вы хотите сказать… — Я замер, почти не дыша.

Неужели, всё закончилось, моя одиссея завершена, и мы с Настей и Степановной можем вернуться в Москву, к привычной жизни?

Господи, какое же это счастье! Только б не спугнуть…

Дерибас правильно прочитал мои мысли.

— Я хочу сказать, что товарищ Сталин вернулся с лечения и снова приступил к работе. На днях об этом сообщат все газеты.

— А покушение?

— Какое покушение? Никакого покушения не было! — развёл руками Дерибас.

— А что было? — удивился я.

— Были заранее согласованные учения, проведенные совместно МУУР и ГПУ, по результатам которых приняли решение усилить охрану первых лиц страны. Вам, товарищ Быстров, будет объявлена благодарность. Так же вы награждены орденом «Красного Знамени» РСФСР. Официально об этом объявят чуть позже. Но я очень рад, что стал первым, кто вас поздравил!

Я невольно присвистнул. В той жизни мои заслуги так высоко не ценили, взысканий у меня было куда больше, чем наград.

Приятно, гром меня раздери! Так приятно, что аж в горле запершило и защипало глаза. Понятно, что работаю не ради орденов и медалей, но всё же…

— Служу трудовому народу! — тихо произнёс я.

Дерибас кивнул.

— И у вас хорошо получается.

— Спасибо. А как же Троцкий… Что с ним?

Терентий Дмитриевич печально вздохнул:

— Увы, Лев Давидович серьёзно подорвал своё здоровье. Врачи сейчас сражаются за его жизнь…

Я понимающе кивнул.

— Медицина творит чудеса. Но, если что-то произойдёт, нам будет очень не хватать Льва Революции.

— Конечно. Это будет серьёзная потеря для страны. Но давайте не будем о плохом. Вы много сделали для страны, товарищ Быстров! Очень жаль, что работаете не в ГПУ… Однако это легко исправить. Ну как — пойдёте? Например, в мои замы, — с надеждой спросил он.

Я покачал головой.

— Спасибо за щедрое предложение! Увы, мой ответ — нет.

— Почему? — удивился он. — Вас что-то не устраивает?

— Меня всё устраивает.

— Тогда я решительно не понимаю вашего отказа… Или вы переживаете из-за таких как он? — Дерибас бросил взгляд на мёртвого Ягоду.

— Нет, Терентий Дмитриевич. Причина моего отказа в другом. Когда-то я уже отвечал на такое предложение. Повторю мой ответ: я делаю то, что у меня получается лучше всего — ловлю преступников. В других местах от меня пользы мало.

Он с сомнением посмотрел на меня, но отговаривать не стал.

— Я услышал вас, товарищ Быстров. Тем не менее, моё предложение всё ещё в силе.

— Как долго?

— Шесть месяцев.

— Откуда такой точный срок?

— А вы не поняли?

— Признаюсь, нет.

— Столько времени мы с вами пробудем в городе, где каждый из нас займётся своим делом: я буду чистить здешнее ГПУ, ну а вас ждёт преступный мир Одессы. Всё очень запущено, товарищ Быстров. Без вас не обойтись.

Глава 13

Окна в кабинете Барышева были нараспашку, в помещении гулял сквозняк. Сам же хозяин всего одесского угро мрачно рассматривал лежавшие перед ним бумаги. Документы эти на стол положил товарищ Дерибас, вежливо попросил Дмитрия Михайловича тщательно их изучить, а потом так же вежливо и тихо удалился, оставив меня и Барышева тет-а-тет.

За спиной Барышева висел плакат «Самогон — яд», на нём был изображён в обнимку с здоровенным бутылём высотой в человеческий рост наполовину красный, наполовину зелёный забулдыга. Должно быть так художник видел процесс отравления организма алкоголем.

Я сидел в углу, поближе к натопленной печке. Тут было тепло и сухо, а главное — никто не задавал вопросы, на часть из которых у меня тупо не было ответов.

Иногда так хочется побыть одному и в тишине…

Мысли унесли меня куда-то вперёд, в такие дали, куда я ещё никогда не заглядывал. Я внезапно нашёл врага из прошлой жизни, победил его и теперь где-то там замаячил горизонт за которым… За которым — что?

Ход истории изменился, Троцкого больше нет, скоро не станет Ленина, Ягода — вернее тот, кто занял собой его тело, пал от моей руки. Всё это неизбежно повлечёт за собой перемены. Что-то к лучшему, что-то, обязательно, к худшему.

Вряд ли удастся избежать большой войны, слишком многие в ней заинтересованы, но есть крохотный шанс, что к ней мы подготовимся значительно лучше.

Эх, дай бог! Только бы снова не вмешались пресловутые «корректоры»…

Дмитрий Михайлович перевернул последний лист, устало вздохнул и посмотрел на меня. Я встрепенулся, ожил и отклеился от нагретой стены.

Сейчас начнётся.

— Ну что Григорий… простите, Георгий Олегович… Как будем жить теперь после этого? — скосил он взгляд на документы Дерибаса.

— Надеюсь, что дружно, Дмитрий Михайлович, — убеждённо произнёс я.

— А это возможно? — удивился он.

Я не знал, но догадывался, что в нём сейчас говорила обида. И понять его можно: мы проворачивали операцию фактически за его спиной, не поставив в известность. А ведь это не хухры-мухры, а самый главный сыскарь губернии. Тут даже святой оскорбится, а святых в нашей непростой профессии нет. Мы просто учимся…