Мунрейкер - Флеминг Ян - Страница 6

— Малость барахлит нагнетатель, — предупредил Бонда механик, ветеран ВВС, ухаживавший за «бентли» Бонда как за своим собственным. — Если завтра в обед машина вам не понадобится, оставьте, я посмотрю.

— Спасибо, — поблагодарил Бонд. — Буду очень признателен. — Он осторожно вырулил со стоянки и под аккомпанемент двухдюймовой выхлопной трубы, выплевывавшей клубы жирного дыма, покатил в сторону Бейкер-Стрит.

Через пятнадцать минут он был у дома. Оставив машину под сенью платанов в маленьком скверике, он поднялся на первый этаж перестроенного, эпохи Регентства дома и прошел в гостиную с тянувшимися вдоль стен книжными стеллажами, откуда после недолгого поиска вытянул книгу «Скарн о картах», которую положил на изящный ампирный столик возле широкого окна.

Затем, перейдя в небольшую спальню с бело-золотыми обоями и темно-красными шторами, он разделся, сложив кое-как одежду на стеганом темно-синем покрывале двуспальной кровати. Зашел в ванную и наскоро принял душ. Прежде чем покинуть ванную он внимательно изучил в зеркале лицо и пришел к выводу, что не вправе жертвовать издавна заведенной привычкой бриться дважды в день.

Из глубины зеркала на него глядели серо-голубые глаза, светившиеся теперь дополнительным блеском, который приобретали всегда, когда мозг их обладателя был занят поисками решений. Худощавое, с жесткими чертами лицо придавало глазам выражение алчности, готовности вступить в схватку. Было что-то хищное и решительное в жесте руки, которой он провел по щеке, та же решительность сквозила в том нетерпеливом движении, которым он откинул щеткой свесившуюся на дюйм над правой бровью прядь черных волос. Вдруг он заметил, что по мере того, как сходит загар, белевший на правой щеке рубец становится все менее явным: машинально осматривая свое обнаженное тело, он обратил внимание, что и неприличная светлая полоса, оставленная купальным костюмом, выделялась уже не так резко. Что-то вспомнив, он улыбнулся и вернулся в спальню.

Десять минут спустя в тяжелой белой шелковой сорочке, темно-синих саржевых брюках, темно-синих носках и до блеска отполированных черных туфлях он сидел за письменным столом с колодой карт в руке, держа перед собой в раскрытом виде замечательное руководство Скарна по шулерологии.

С полчаса, пробегая глазами раздел, посвященный различным техническим приемам, он упражнялся в маскировке и имитации снятия. В то время, как взгляд его скользил вдоль строк, руки работали сами собой. К своему удовлетворению Бонд обнаружил, что пальцы его по-прежнему были гибки и уверенны, и даже когда он выполнял самые сложные приемы одной рукой, карты не шелестели. Ровно в пять-тридцать он отложил карты и захлопнул книгу.

Вернувшись в спальню, он наполнил сигаретами портсигар, положил его в задний карман брюк, повязал черный шелковый плетеный галстук, надел пиджак, проверил, на месте ли чековая книжка.

Мгновение он стоял в нерешительности. Затем выбрал два белых шелковых платка, тщательно сложил их и сунул в боковые карманы пиджака.

Закурив сигарету, он вернулся в гостиную, где снова сел у стола и минут десять отдыхал, глядя в окно на пустынный сквер, предаваясь мыслям о грядущем вечере и о самом клубе «Блейдс», который, наверное, был самым известным частным карточным клубом в мире.

Точную дату основания «Блейдса» назвать трудно. Вторая половина XVIII века явилась свидетельницей открытия десятков кофейных домов и игорных комнат, однако непостоянство моды и фортуны заставляло их часто менять свое местонахождение и владельцев. Клуб «Уайтс» был основан в 1755 году, «Альмакс» — в 1764, «Брукс» — в 1774, в том же году в тихом уголке Лондона, неподалеку от Сент-Джеймсского дворца, на Парк-Стрит распахнул свои двери «Скавуар Вивр», из лона которого и вышел впоследствии «Блейдс».

«Скавуар Вивр» был эксклюзивным клубом и потому по прошествии года прекратил свое существование из-за отсутствия достаточно аристократических кандидатов. Хорас Уолпол писал в 1776 году по этому поводу: «Новый клуб открылся неподалеку от улицы св.Якова и кичится безмерно своим превосходством над предшественниками». А в 1778 в письме историка Гиббона впервые встречается название «Блейдс», Гиббон связывал этот клуб с именем его основателя немца Лоншана, содержавшего в это же время «Жокей Клуб» в Ньюмаркете.

С самого первого своего дня «Блейдс» оказался прибыльным предприятием, в 1782 году герцог Вюртембергский восторженно писал домой младшему брату: «Это подлинный „Клуб клубов“! В комнате стоит четыре или пять булиотовых столов, за которыми кипит игра, далее идут столы для виста и пикета, а за ними — роскошный стол для игры в кости. Я принял участие в двух столах одновременно. Двух сундуков, набитых свертками по 4.000 гиней каждый, едва хватало для обращения одной ночи».

Упоминание о костях дает, по-видимому, ясное представление об источниках процветания клуба. Позволение играть в столь рискованную, сколь и популярную игру, как кости, вероятно, было дано правлением в обход своему же собственному постановлению, гласившему: «В означенном собрании не дозволяется играть ни в какие игры, исключая шахматы, пикет, криббидж, кадриль, ломбер и тредриль».

Однако как бы там ни было, клуб неуклонно процветал и до сего дня оставался прибежищем любителей азартных игр из «самых высоких сфер общества». Правда, теперь он уже не столь аристократичен, каким был некогда, — процесс перераспределения богатства сделал свое дело, — но до сей поры пребывает в числе самых труднодоступных клубов Лондона. Количество членов «Блейдса» ограничивается двумя сотнями, каждый кандидат для участия в выборах обязан предоставить две рекомендации, а также вести себя сообразно званию джентльмена и быть в состоянии выложить по первому требованию 100.000 фунтов наличными или золотом.

Помимо возможности вести азартные игры «Блейдс» стремится предоставить своим членам максимум удобств, поэтому правлением клуба было введено положение, в соответствии с которым каждый член клуба должен в течении года выиграть или проиграть на территории клуба не менее пятисот фунтов, либо уплатить годовой штраф в размере двухсот пятидесяти фунтов. Здесь лучшие в Лондоне кухня и вина, и не предъявляют счетов — стоимость обедов и ужинов в конце каждой недели автоматически вычитается просто из выигрыша победителей. Если учесть, что каждую неделю за столами из рук в руки переходит до пяти тысяч фунтов, то налог этот не кажется слишком обременительным, вдобавок проигравшие получают удовлетворение частичной компенсацией неудачи; тем же обосновывается справедливость налога для тех, кто уклоняется от игры.

Слуги — либо опора, либо погибель любого клуба, слуги «Блейдса» не имеют себе равных, Полдюжины официанток, обслуживающих обеденную залу, подобраны в соответствии с такими высокими стандартами внешности, что известны случаи, когда иные молодые члены клуба протаскивали их инкогнито на бал дебютанток, ну а если какая-либо из девушек позволяла уговорить себя остаться на ночь в одной из дюжины спален, устроенных в задних комнатах, то это рассматривалось как сугубо личное дело члена клуба.

Существуют еще две-три мелочи, которые лишь усиливают атмосферу комфорта в клубе. При расчетах здесь выдаются только новенькие банкноты и серебро, а если вы остаетесь на ночь, то слуга, который приносит утром чай и свежий номер «Таймс», заберет ваши деньги и обменяет их. Ни одна газета не займет своего места в читальном зале, пока не будет хорошенько отутюжена. В уборных и спальнях все да имеется мыло и лосьоны; из конторки портье всегда можно связаться по прямой линии с «Лэдброксом»; клуб абонирует лучшие ложи и трибуны на главных спортивных состязаниях Англии — крикетных матчах на стадионе «Лордс», хенлейской регате, теннисном турнире «Уимблдон»; а путешествуя за границей, член «Блейдса» автоматически принимается в лучшие клубы всех европейских столиц.

Короче говоря, членство в «Блейдс» всего лишь за сто фунтов вступительного взноса и пятьдесят фунтов годовой подписки обеспечит вам викторианский стандарт роскоши плюс возможность весьма комфортно проиграть или выиграть любую сумму в пределах двадцати тысяч фунтов в год.