Вперед в прошлое 4 (СИ) - Ратманов Денис - Страница 43

Фантазия не успела разгуляться — к нам вышел лысоватый мужчина с обвислыми щеками и печальным взглядом, представился:

— Валерий Степанович Русак.

Пока он пожимал руки взрослым, я заметил дорогие часы на его запястье. Остановив на мне взгляд, Русак сказал:

— Мальчик, тебе лучше подождать здесь.

— Нет, мальчик пойдет с нами, — настоял дед. — Это сын Романа.

Русак скользнул в отделение, кивнул на пожелтевшие от старости халаты, висящие у входа.

— Наденьте, пожалуйста. И тапочки. У нас стерильно.

Мне достался халат с бурыми пятнами — то ли ржавчина, то ли кровь не отстиралась. Мы переобулись и пошли за врачом по коридору. Он ступал осторожно, будто боялся потревожить больных, и все тоже начали идти на цыпочках мимо дверей с прозрачными окошками, они напоминали раздаточные, но застекленные.

В палатах было около шести кроватей — я не останавливался, чтобы сосчитать их: таращиться казалось неприличным. Больные лежали под капельницами, некоторые стонали, отходя от наркоза. Мимо пробежала медсестричка с капельницей — мы посторонились. В третьей палате обзор загораживала седая тетка с жидкой косой и еще одна, темноволосая, они что-то рассказывали больным.

Мы миновали ординаторскую, кабинет завотделением с табличкой «Русак В. С.», сестринский пост. Врач остановился у ближайшей от поста двери.

— Это здесь. Тут тяжелые больные, я бы не рекомендовал заходить.

Мы уставились окошко. Из-за двери доносился писк медицинского оборудования, и кроватей было четыре. Отца я узнал не сразу из-за кислородной маски на лице. Бледный до синевы, с ввалившимися глазами, похожий на утопленника, он лежал у двери справа, накрытый белой простыней. От его кровати тянулись провода к оборудованию, и катетер — в утку.

Глаза Лялиной увлажнились, и она отвернулась, но лицо осталось неподвижным, как у куклы. Как ей это удается?

— К сожалению, Роман по-прежнему находится в коме и подключен к ИВЛ, — вполголоса проговорил врач. — Не буду вас ни обнадеживать, ни пугать. Просто факты: чем дольше человек в коме, тем меньше шансов из нее выйти. За такими больными нужен особый уход, и только в стационаре, иначе образуются пролежни, — он не смотрел никому в глаза, уставился на стену, словно там был только ему видимый телетекст. — Их нужно обрабатывать, больного — переворачивать и мыть. К тому же аппаратов ИВЛ у нас мало, и мы не сможем на нем держать Романа долго.

— Давайте прямо, — командирским голосом заявил Игорь.

— Завтра утром мы отключим Романа от аппарата, который помогает ему дышать, — спокойно сказал он, и Анна стиснула пальцы на плече деда.

Врач продолжил:

— Но давление и пульс у него в норме. С большой вероятностью, он сможет дышать самостоятельно. Но риск есть. К тому же нужны дорогостоящие лекарства и уход. Я составил список, идемте в кабинет, он там.

Против списка никто не возражал. В стране был дефицит всего, больницы не снабжались и не ремонтировались, потому больными покупалось все: от спирта и ваты до капельниц и лекарств. Что оставалось, добросовестные медики расходовали на малоимущих, недобросовестные — продавали налево.

Скоро выяснится, Русак — господин или товарищ.

— Мы можем как-то поспособствовать тому, чтобы его не отключали? — дрожащим голосом спросила Анна.

— Нужно созывать врачебный совет, — сказал Русак. — Думаю, многие будут за отключение. Мальчик, подожди в коридоре, — с долей брезгливости Русак указал на выход, я направился туда, но вернулся, как только захлопнулась дверь кабинета.

Мимо меня пробежала процедурная медсестра. Прошли две женщины, седая с косой и темноволосая, которые были в палатах. И по баптистским брошюрам в руках я понял, что это не родственники больных. Это, в рот им ноги, сектанты!

Сюр. По отделению реанимации шастают сектанты и ссут в уши больным, которые на грани жизни и смерти. Не хватает только кота, выходящего из операционной с куском мяса в зубах.

Я привалился к стене, навострив уши. Донеслось монотонное бормотание Русака, возглас Лялиной:

— Сколько? Двадцать в день? У нас нет…

Ошалевший от безнаказанности, завотделением собирается вымогать деньги — у ментов⁈ «Двадцать баксов в сутки — и мы не отключим вашего пациента?» Или он потерялся и не понимает, что творит? Надоел «Опель», нужен «Мерседес»? Интересно, тем же санитаркам, которые моют больных, хоть что-то перепадет из этой двадцатки? Или они — расходник, одна уволится, новая придет.

Вспомнилась история, как врач отобрал у мамы яблоки, которые ей принесла пациентка в благодарность за уколы на дому. Если с младшим персоналом этот упырь и делится, то хватает им точно не на «Опель» и даже не на кофе.

Лялину перебил громкий, клокочущий от ярости голос Прудникова:

— Совсем, сука, страх потерял? — В кабинете что-то загрохотало. — Да ты знаешь, кто мы? Знаешь, кто такой Роман Мартынов? Да это вообще шантаж при свидетелях!

Русак что-то забормотал. Дед тоже вставил свои пять копеек, слов я не разобрал.

— Вот мое удостоверение. Вот кто я! Совсем охренели, падлы! — ярился Прудников. — Кровососы вы. Палачи в халатах! Только попробуйте… — Он забормотал неразборчиво. — … на петушарню!

Опять бормотание. Слабый голос Лялиной, громкий — Прудникова:

— Поворкуй тут мне! Ворковать будешь в Воркуте! Ах, ты мне еще и угрожаешь⁈

Опять грохот, возглас Лялиной.

Русак однозначно идиот, глаза жиром заплыли, не понимает, кого можно трогать, кого — нет.

Менты сами — те еще вымогатели, к ментам попал — считай пропал. Золото снимут и все карманы вывернут. Может, Прудников и не такой, мне хотелось верить, что остались еще честные менты. Но сама ситуация, когда одна коррумпированная система пытается щипнуть другую, которая даже покруче в этом деле, напоминала битву Хищника и Чужого.

Распахнулась дверь, из кабинета выбежала Лялина, вышел дед и спиной вперед — Прудников. Пятясь, он говорил:

— Шантажировать он меня вздумал! И если что-то случится с Мартыновым, сукой буду, если я тебя не посажу! Понял меня?

Русак стоял, как обгаженный, и беспомощно хлопал глазами. Постовая медсестра, тощая, похожая на цаплю, выглянула в коридор, но вмешиваться не стала, вроде даже заулыбалась. Ага, значит, завотделением всех достал.

Я подошел к сестринскому посту и проговорил:

— Почему у вас в отделении посторонние? Они травмируют психику больных. Выгоните их немедленно!

Все опешили, не понимая, о чем я.

— По палатам шастают сектанты. В халатах, — заявил я. — Это вы их впустили!

Прудников ушам своим не поверил.

— Где⁈

— Не может быть! — вскинулась медсестра. — Их никто не впускал! Сейчас время посещения…

— Вот они! — Я кивнул на двух кумушек, которые очень кстати выходили из палаты под возмущенные крики больных. В руках у них были красочные брошюры с идиллическими картинками, где мирно дремали тигр и косуля и подозрительно радостные люди улыбались бабочкам.

Хищно оскалившись, Прудников сделал стойку и зашагал к баптисткам, как тот тигр — к косулям, на ходу доставая удостоверение.

— Не я их впускала, — сказала цапля и отвернулась.

— Старший лейтенант Игорь Прудников, — представился он кумушкам. — В отделении произошло хищение. Пройдемте.

Он взял перепуганных теток под руки и повел к выходу, спрашивая на ходу:

— Что вы делали в отделении реанимации и кто вас сюда впустил?

Ну все, похоже, Прудников решил давить, беспощадно давить. Из кабинета выскочил Русак, крикнул вдогонку:

— Господа, вы неправильно меня поняли! Давайте все обсудим!

Лейтенант остановился, повернулся вполоборота и крикнул:

— Таким, как вы, не место в медицине. С террористами не договариваются.

Выйдя из отделения, Прудников устроил баптисткам короткий допрос, те, блея и заикаясь, сразу же выложили, что они ходят с дозволения Русака, у них с пастором договоренность. Напуганные женщины с готовностью сообщили свои имена и адреса, сдали пастора с потрохами.