Вперед в прошлое 4 (СИ) - Ратманов Денис - Страница 27

— Еще есть носки. Кому по семь? — Протянулись три руки с деньгами.

Так ушли носки, потом — мужские трусы по тысяче триста, а толпа, желающая потратить деньги, не иссякала, и когда появились колготки, которых осталось всего шесть штук, они продались буквально с молотка аж за 3500. Причем две тетки из-за них едва не подрались: та, которой они не достались, стала толкать девушку, взявшую аж две коробочки. Той пришлось чуть ли не убегать.

Драка в очереди, говорят, — обычное дело. И в сытые времена случались, но я такое видел впервые. И главное — паникуют одни женщины.

Вот все и продалось, и никакого позора. Товар размели буквально за десять минут, дед дольше ящики искал и сооружал стол. Я снял с ящиков клеенку, начал ее сворачивать, и тут из-за спины донеслось:

— Кто вам разрешил тут торговать?

Мы с дедом повернули головы. Позади стояли те самые быки, что погнались за эксгибиционистом-валютчиком.

Быки были, как двое из ларца, только не веселые, а с глазами холодными и злыми, как у голодных животных. По спине прокатилась волна жара. В горле пересохло, а слюна стала вязкой. Дед попытался сторговаться:

— Сколько стоит аренда места?

— Аренда места — там, — бык указал на ворота рынка и встряхнул рукой, глянул на покрасневшие костяшки. — Это место наше.

— Сколько? — повторил дед.

Быки переглянулись, и тот, что постарше, с массивной челюстью, прошипел:

— Слышь, отец, базарить раньше надо было. Поздняк метаться. Ты сюда пришел, чтобы нас нае… наколоть, так что…

Я понял: что бы дед ни сказал, они отберут все, потому что так решили. Если начнет возмущаться, они ему зубы выбьют. Но можно было кое-что попробовать. Авось прокатит.

— Нам Павел разрешил, — прохрипел я, и они вдвоем на меня уставились.

— Слышь, баклан, шо ты нам тут свистишь. Какой Павел?

— Валютчик. Там, на ступенях стоит, у входа.

Быки переглянулись. Их микроскопических мозгов хватило, чтобы понять: если я знаю имя валютчика, то, может, и не вру. Но жадность пересилила здравый смысл.

— Завали хлебало, баклан, — рыкнул второй, а то мы его тебе сами…

— Проблем хотите? — прошипел я, пятясь. — Если с ним что-то случится, вам звездец, поняли?

Я рванул на рынок.

— Стоять? Куда пошел? Отдай бабло!

— К Павлу! — крикнул я на бегу.

Ввинтился в толпу у входа. Выбивая сумку из рук женщины, побежал сквозь рынок к выходу. Как там дед? Вняли ли эти уроды? На месте ли валютчик? Если нет, это будет попадалово. Если да — впишется ли за меня? Его ли эти торпеды? Выше ли он в криминальной иерархии?

Ровно мне под ноги старушка сунула тележку, я налетел на нее, перевернул — рассыпались по проходу зеленые яблоки, а я на них прокатился вперед. Не чувствуя боли, поднялся и побежал дальше.

Овощные ряды. Пустые — где торговали одеждой. Выход. Ступени.

Заполошно дыша, я завертел головой, но не обнаружил валютчика на месте и запаниковал. Что делать? Бежать спасать деда, отдав все деньги? Черт, черт, черт!

— Привет, тезка! — бодрым голом сказали за спиной, я аж подпрыгнул.

Валютчик Павел смотрел на меня лучистыми глазами и улыбался.

— Век тебе благодарен буду, малой…

— Мне нужна помощь, — выпалил я, — там торпеды на моего деда наехали! Быстрее!

Валютчик быстро сообразил, кивнул лысому напарнику и рванул за мной. Он не шествовал степенно, а именно летел, расшвыривая прохожих и заранее объявляя:

— Всем разойтись! Дор-рогу! — Его вкрадчивый голос стал командирским и жестким.

Только бы с дедом все было в порядке! Никогда себе не прощу, что…

Мы выбежали из рынка, и я опешил: покупателей на площади поубавилось. Отойдя подальше, они наблюдали, как пожилой мужчина держит под прицелом двух амбалов, а те пятятся, недоуменно переглядываясь.

— Этот? — усмехнулся Павел, сбавляя шаг и кивая на деда.

Мне даже неловко стало за то, что я представил деда беспомощным стариком. Он же офицер милиции, который пошел против системы! Но о том, что он носит при себе пистолет, я узнал только сейчас.

— Тёма, что за кипеш? — обратился валютчик к главному быку.

Как ни странно, лидером оказался мужик похудее, а не здоровенный с квадратной челюстью.

Дед посмотрел на меня, на валютчика и опустил пистолет.

— Так это наши? — растерянно забормотал бычок Тема.

— Я ему говорил! — сказал я.

Дед задрал рубаху, сунул пистолет в набедренную кобуру, неразличимую под темной тканью и выпирающей барсеткой.

— Что ж ты, Тема, не слушаешь, когда говорят? — с упреком спросил валютчик, и бык стал похож…

Провинившихся собак видел, котов — тоже. Теперь увидел провинившихся быков, старающихся втянуть шеи и притвориться ветошью.

— Так не предупреждали, — развел руками лидер.

Валютчик ничего не сказал, перевел взгляд на деда и представился:

— Павел.

— Шевкет, — дед пожал руку.

— Родной? — спросил валютчик.

— И единственный, — кивком подтвердил я.

— Что вы тут делали? Торговали? — поинтересовался валютчик, когда быки ушли.

— Да. Завалявшуюся мелочевку привези. Трусы, носки, мыло. — Я кивнул на пакеты, которые собирал дед. — Немного совсем было

— Ясно.

— А вы что, тоже работаете? Как потом же менять столько…

Он подмигнул.

— Наверное, так же, как это собрался делать ты. В следующий раз просто на рынок идите. Еще раз спасибо. — Он припечатал пятерню к моей спине. — Мне пора.

Валютчик уже развернулся, собираясь уходить, но обернулся и уронил:

— Зайдешь потом ко мне?

— Позвольте поинтересоваться, зачем? — строго спросил дед.

Валютчик просто улыбнулся в ответ и ничего не сказал, направился ко входу на рынок.

— Отойдем, — процедил дед и потащил меня с кишащей покупателями площади.

Отвел к плитам, где я кормил беспризорников, и прошипел, прищурившись:

— Ты рехнулся? С криминалом связался⁈ Что у тебя с ним за дела⁈

— Это валютчик, — честно ответил я. — Я у него меняю деньги, и весь рынок у него меняет, — вспомнил я про то, что они собирали доллары какой-то Таньке. — И кофе сбываю — ему. Он вроде нормальный…

— Именно что — вроде! Хоть не говорил, где берешь кофе?

— В Ростове, — улыбнулся я.

— Все у тебя просто, — проворчал дед. — Вот вычислит, где живешь, сделает наводку, и хату вынесут!

Вспомнилось, что бывших ментов не бывает, вот из деда и полез мент, который всех подозревает и во всех видит преступников. Может, так и правильно. Но опыт прошлой жизни подсказывал, что, сколько ни стели солому, все равно упадешь там, где ее нет, да мордой в асфальт.

— Но он же помог? — хрипнул я, глядя на руки: вроде не трясутся. — Помог. Не будь у меня с ним нормальных отношений, что бы ты делал? Завалил бы быков?

— Да они уже в штаны навалили.

Он оперся на плиту и потер поясницу.

— Ты меня осуждаешь? — спросил я.

Дед посмотрел уже без злости, мотнул головой.

— Предостерегаю. Вотрется в доверие, разведет как маленького. Хотя…

— Я и есть маленький, — пришлось поделиться взрослыми мыслями. — Он тоже человек. Все люди, кроме Костаки и быков. Но даже такие могут быть любящими отцами и мужьями. Валютчик опекает маленького, вот и все. Он видит во мне себя, может же такое быть? Иногда банан это просто банан, и он ни на что не намекает.

— Хочешь мира — готовься к войне, — проворчал дед.

— Нельзя всю жизнь готовиться к войне. Становишься ее заложником. Нужно научиться терять и отпускать. Паникеры, вон, готовятся, и теряют кучу денег. Мы еще дешево все продали.

Дед рассмеялся — сперва горько, но его смех становился все более азартным, я сам невольно заулыбался. Наконец он сказал:

— Яйцо яйца учит меня жизни! И ведь грамотно как учит! Откуда ты это взял? Где прочитал?

Не говорить же ему о своем прежнем опыте, когда я всю жизнь готовился к войне, терял женщин, не умея доверять им и принимать их, и в конце концов война меня и прикончила.

— Придумал, наверное, — пожал плечами я и перевел тему: — Давай сходим к Павлу вдвоем, если ты обо мне переживаешь. Он не бандит, я видел, как он гопников гонял, чтобы они за людьми не увязались. Но прежде — пересчитаем прибыль. Где? Опять в туалет идти? Он тут такой, что глаза вытекают.