Трудовые будни барышни-попаданки 4 (СИ) - Дэвлин Джейд - Страница 6

Любопытно, что не только у меня возникли претензии к карте. Бродяга (так я называл гостя в казакине) подошел к стене, покачал головой, потребовал карандаш и начал рисовать контуры горной цепи южнее озера Байкал. Мистер Макаров уже сообщил, что это сибирский чиновник, любитель естественных наук, не поладивший со своим начальством. До того как проявить интерес к карте, он проявил не меньший интерес к блюду с тарталетками: деликатно взял одну, а затем, с такой же деликатностью, еще четыре штуки.

Карандаш и резинку для исправлений на карте ему преподнес ученик. Как нам уже сообщили, ученики были должны сопровождать нас и в домах, и в парке. Это были подростки лет двенадцати — шестнадцати, в серых куртках простого кроя, но из добротной ткани. Мне стало понятно, что в такой одежде одинаково удобно сидеть за партой и влезть на верхушку дерева во время рекреации.

В такой прекрасный день оставаться в стенах было бы преступлением, тем более мистер Макаров уже сообщил, что в парке еще интереснее, и мы отправились туда. По дороге я задал вопрос, интересовавший меня не меньше устройства винтохода.

— Что касается супруга госпожи Шторм, мистера Орлова, — ответил мистер Макаров, — то уверяю вас, этот тип не меньшая загадка и для меня. Он служил в московской полиции, по линии МВД, но после смерти предыдущего губернатора переселился в столицу. Насколько мне известно, он занят непосредственной сыскной работой, что приводит то к благодарностям, то укорам в его адрес.

Разговор о полицейских делах не получил продолжения: парк оказался гораздо интересней, чем можно было ожидать. Нашим чичероне стал один из учеников, желающий улучшить английский. Я прощал мелкие огрехи, переходя на французский, когда увиденное было особо интересным.

Парк являлся и небольшим ботаническим садом, и зверинцем. Я встретил образцы всех растений, способных выжить в России на открытом грунте. В достаточно удобных вольерах жили звери. Как пояснил ученик Николас, почти все были отобраны дочкой миссис Шторм у нерадивых владельцев за выкуп или угрозу.

— Единственное исключение — Мэри, — заметил Ник перед особо крупным вольером, превышающим размером четыре клетки лондонского зверинца. — Наследник персидского престола принц Аббас прислал Эмме Марковне подарки, чтобы загладить одно давнее недоразумение, и среди них был туранский тигренок.

Мальчик увлеченно продолжал рассказ о тиграх, которые, как оказалось, водятся и в пределах Российской империи. Но тут я услышал неожиданный звук и отвлекся от тигров. По парку были проложены чугунные рельсы, и по ним ехал поезд. Пусть его локомотив был не больше кеба, а на каждой из двух платформ со скамейками могли поместиться лишь четверо пассажиров, эта паровая игрушка действовала.

Поезд остановился невдалеке. Подросток-машинист предложил желающим занять свободные кресла. Я и мистер Макаров оказались среди пассажиров, и через минуту мы подпрыгивали на чугунных рельсах со скоростью, как я предположил, пятнадцать миль в час. До этого мне приходилось ездить на увеселительном поезде, но сегодня мы двигались не по кругу, а извилистым путем, углубляясь во владения миссис Шторм.

Пассажиры первой платформы — студенты Института путей сообщения — спрашивали машиниста, не взорвется ли котел от перегрева. Машинист указал на прибор со стрелкой, но все равно отказать этим людям в мужестве было нельзя. Думаю, смысл этой затеи — убедить высокопоставленных и влиятельных гостей в безопасности железнодорожного сообщения.

Мы проехали мимо огромной оранжереи, потом показались фабричные корпуса. Сделали подобие круга и вернулись к усадьбе через парк. Я разглядел два небольших искусственных острова, на одном из них в изящном павильоне миссис Шторм беседовала с таинственными офицерами.

Глава 5

Первая проблема этого утра относилась к разряду «надо же быть такой дурой!». Спровоцировала конфликт двух хороших людей, и теперь любой выход из него будет плохим.

Последние три года я занялась металлургией: приобрела два завода в знакомой мне Нижегородской губернии и еще три — в Олонецкой, которую по привычке из прежнего мира называла Карелией. Железо — болотно-озерное, далеко не лучшего качества, но работать можно и с такой рудой. Меня соблазнила логистика — водный транспорт. Про Урал я не думала — далеко, не проследить за менеджментом, а мечты заняться Курской магнитной аномалией и рудой самого высокого качества, которую в XX веке станут извлекать карьерным способом, оставались мечтами: без железных дорог к этому региону не подступиться. Начала добывать каменный, вернее бурый, уголь — на берегу Оки.

Карельские заводы выкупила у казны. Два работали со скромным, но стабильным профитом. Сложнее оказалось с третьим, на Волк-озере. Он выглядел наиболее перспективным, поэтому именно туда я направила инженера Шмидта — талантливого юношу, окончившего Горный институт, в те годы именовавшийся Горным кадетским корпусом. После учебы он был направлен на уральские казенные заводы, но не поладил с начальством из-за прогрессивных предложений и ушел в отставку. Узнал обо мне, предложил свои услуги. Первое впечатление подтвердилось: Карл Федорович оказался образован, сообразителен, не стеснялся записывать мои рекомендации и задавать уточняющие вопросы. Был принят в штат и прикомандирован к заводу на Волк-озере с обязанностью наблюдать за соблюдением технологий и правом внедрять технические новинки.

Увы, я почему-то решила, что молодой инженер поладит с управляющим заводом Севастьянычем — умным стариком, способным в полуграмотной корявой записке изложить суть любой проблемы. Бонус — честный, тридцать лет управлял, и ни одного конфликта с приписными крестьянами, теми же крепостными, только вместо барщины у них заводские работы. Новый инженер начал требовать, чтобы они трудились на его проектах, Севастьяныч — чтобы персонал, как и прежде, выплавлял чугун. У обоих начальников было достаточно полномочий, чтобы саботировать деятельность соперника, и никакого шанса самим выйти из клинча. Да еще и люди не понимают, кому подчиняться, не знают, когда их отпустят на личные мужицкие работы, и — вот уж чего не хватало — возможны волнения.

Мой косяк — мне и исправлять. Отправлюсь-ка сама на Волк-озеро, погляжу, решу.

На самом деле, решить можно было бы и дистанционно. Но я сама ухватилась за предлог на неделю вырваться из Новой Славянки. Такие мысли — прокатиться, провериться, сменить обстановку — часто посещают безответственный сильный пол, а вот мы, дамы, считаемся домоседками. Фигушки! Вряд ли сейчас в России есть мужчина, хоть губернатор, хоть глава купецкого дома, что за день принимает десять отчетов, утверждает десять планов и разрешает пятнадцать конфликтов. Да еще испытывает самокат.

Пока же мне следовало не собираться в Карелию, а продолжать сегодняшний трудовой будень, украшенный праздником.

Проще всего оказалось с самокатом. Я вызвала Павлушу, разумеется по домашнему телеграфу, и назначила главным инструктором. Хотела добавить, что он ответственен не только за обучение, но и сохранность домашней обстановки, но не стала, еще воспримет серьезно. Павлуша Волгин, как и большинство моих мальчишек, из такой небогатой семьи, что увидел напольное зеркало лишь в моей усадьбе.

Уже скоро пожаловали первые гости, и я опять не удержалась от короткой, но интенсивной ругани. В свой адрес, разумеется. Не сообразила, что Лизонькины именины совпали с приемным днем и сегодня явилась толпа посетителей: кто по бизнесу, кто с последней надеждой, кто из любопытства и пошпионить заодно.

Пришлось выйти к нашему речному парадному входу, встретить.

Один из гостей мне не понравился сразу. Придворный чиновник, фон Бруммель, откровенный соглядатай. Его я на порог не пустила бы, но он мало того, что заявился под чужим именем, так еще и сопровождал иностранца. Надо без обиняков заявить неуважаемому господину, что в моем доме ему больше не бывать, даже если явится как носильщик китайского императора.