Возвращение воина - Коул Аллан - Страница 66

Новари напряглась, и я уловила своего рода гримаску разочарования, потому что сочла, что я недостаточно податлива под влиянием ее чар.

— Как любезно с вашей стороны, что вы пришли навестить меня, — произнесла я, показывая на яства и напитки, расставленные служанками на подносах, расположенных вблизи камина, — хотя теперь мне кажется, что я вас ждала.

Я почувствовала сгусток неукротимой жизненной энергии после того, как Птица Лира полностью превратилась в Новари. Она откинула назад свою красивую голову и рассмеялась. Звук был сильный, глубокий, бархатный. Ее дыхание пахло маком.

— Ты хочешь услышать правду, Рали? — спросила она. — Так в этом мое призвание. Я не могу говорить ничего, кроме правды. Даже пожелай я обратное, — не могу ничего с собой поделать.

Сказав это, Новари подмигнула мне с таинственным и одновременно циничным видом.

— Давай, дорогая Рали, не стесняйся, спрашивай все, что пожелаешь. Я думаю, что у нас впереди столько, — она остановилась, вздрогнула так, как будто бы только что пережила острый оргазм, — столько времени для изысканных способов самоотдачи…

Новари прижала мое запястье к своей груди и повела меня к очагу, где нас дожидались закуски и мягкие подушки.

Волшебница долго хлопотала, чтобы ублажить меня, и я наконец смогла опуститься на уютное ложе. Новари взбивала, перекладывая, поправляя, подушки, а потом, как какая-нибудь служанка, подала мне маленькую тарелку с деликатесами и наполнила мой бокал коньяком.

Я позволила ей суетиться. Заставила ее суетиться все больше и больше. Я играла в ее собственную игру — буквально швырнула ей в ответ требование льстить моей женственности и непрерывно преувеличивала это требование.

Я жаловалась и капризничала по мелочам, говоря, например, что бутерброды с печенкой, а я больше всего на свете не люблю печенку.

В то же время я исповедовалась Новари доверительным, сестринским тоном, что, когда у меня наступают месячные, меня неудержимо тянет на хороший кусок жареного сердца.

Я решительно отодвинула от себя бокал с коньяком, заявив, что предпочла бы чай. Однако, убирая бокал, я позволила верхней части моего платья сползти с плеча и увидела голод в глазах Новари. Я покраснела и быстро прикрылась, стыдливо опустив глаза, позволив моим длинным ресницам трепетать, как крылья колибри.

И все это время я втайне потешалась над волшебницей — если бы я дала волю своим эмоциям, то это был бы громогласный солдатский хохот.

Новари возбудилась, ее лицо покраснело от нетерпения и похоти.

— Ты знаешь, — сказала я, когда она подала мне чашку чаю, который сама заварила, вскипятив воду над очагом, — пожалуй, я все-таки выпила бы немножко коньяку, — я поежилась, — что-то сегодня мне кажется холодно.

В крепкий чай, поданный Новари, я добавила изрядную порцию коньяку, посмаковала аромат получившегося напитка, потом залпом выпила. Затем я посмотрела прямо в глаза Новари ничего не выражающим солдатским взглядом.

— Я буду принцессой, — спросила я хриплым голосом, — или ты будешь принцессой? По мне — все равно, так как мы обе знаем, что и так и эдак — только игра.

Блеклые глаза Новари моргнули. Несмотря на то, что ее лицо оставалось вежливой маской, я смогла распознать, что мой маленький дротик, брошенный почти наугад, попал точно в цель.

Новари пришла в себя и, звонко рассмеявшись, произнесла:

— Ты поразительная женщина, Рали Антеро.

— Я точно такая же женщина, как все те, которых ты встречала на своем веку, моя дорогая Новари.

Подцепив кувшин согнутым пальцем, я вновь наполнила чашу. Расслабившись на подушках, я скрестила локти, поставив их под грудь.

После этого я посмотрела на Новари, слегка скривив губы в презрительном недоумении.

— Ты заявила, что твердо намерена говорить только правду?

— Да, — ответила Новари.

— Не могу твердо сказать, что окончательно поверила тебе, — продолжала я, — обсуждение этого вопроса может завести нас в непроходимые дебри длительных и абсолютно бесполезных дискуссий о нравах и множествах философских терминов, как то: когда правда может стать ложью, а ложь — правдой.

— Давай, Рали, я расскажу тебе свою историю, — полупросительно сказала Новари, — а потом ты сама решишь, где правда, а где — ложь.

Я пожала плечами.

— Если тебе так охота, я ведь нахожусь в твоей власти и не смею командовать. Тем не менее я все равно не смогу узнать, насколько правдива твоя история, не так ли?

— Так или иначе, поведаю тебе, Рали, свою историю, и посмотрим, что ты скажешь, когда я закончу.

Костер постепенно угас. Я сделала магический жест, и он снова вернулся к жизни и весело затрещал.

Новари засмеялась, звук ее голоса напоминал музыку, струнную музыку лиры.

— Я принимаю это как приглашение к рассказу, — сказала она.

Птица Лира нахмурилась, черты ее прекрасного лица стали серьезными. Потом лицо Новари прояснилось, и она начала говорить.

— Я единственная в своем роде, — сказала Новари, — насколько мне известно, больше нет… созданий… похожих на меня.

Я возникла задолго до того, как начал править первый король Белый Медведь, может быть, тысячу лет назад… или больше. Я была создана могущественным колдуном для того, чтобы стать рабыней его принца. С моей помощью этот колдун намеревался подчинить себе своего хозяина и его королевство.

Для того чтобы создать меня, колдун долго рыскал по всей стране в поисках подходящего сырья. Он высматривал наиболее красивых и интеллигентных девственниц. Я не знаю, сколько именно девушек похитили его охотники. Две тысячи или даже больше.

Новари выпила. На этот раз она почти полностью осушила бокал. Я увидела, как ее щеки совершенной формы непроизвольно дернулись при болезненном воспоминании. И это не являлось лицедейством: те воспоминания, которые Новари сейчас поднимала из самых затаенных уголков подсознания, не были приятными.

— Когда колдун получил уверенность в том, что имеет достаточно материала, он принес девушек в жертву в храме, который построил специально для этих целей на территории королевского дворца. Кровь текла рекой. Крики умирающих девушек можно было услышать на таком удалении, что жители деревень вынуждены были плотно затворять ставни и дополнительно закрывать двери, думая, что вдали зреет шторм невероятной силы.