Книга, в которой исчез мир - Флейшгауэр Вольфрам - Страница 37

План казался простым и легкоисполнимым. Но, очевидно, советник ожидал от Николая чего-то иного.

— Лиценциат, я попрошу вас на минуту задержаться, — сказал он, когда закончилось обсуждение плана.

Советник дождался, пока выйдут остальные, и запер дверь.

— Это ненадолго, — успокоил он Николая, — я просто хотел вас кое о чем спросить. Скажите мне о тех точках, которые вы нанесли на карту… как вам пришло это в голову?

— Это была всего лишь идефикс, — нерешительно ответил Николай.

— Но она оказалась очень плодотворной. С ее помощью нам удалось захватить Боскеннера. Меня очень заинтересовала эта ваша идефикс. Как она возникла?

Николай был польщен.

— Я позаимствовал ее у одного англичанина, — ответил он. — у английского врача, который пытался исследовать пути заражения болезнями. Я читал много его книг и полагаю, что этот метод полезен и применим во многих других областях.

— И в чем же состоит этот метод?

— Это не так легко объяснить, — предупредил советника Николай. — Дело в том, что этот врач полагает, что болезни вызываются не миазмами, а болезнетворными зверьками, которые передаются больным.

Мимика ди Тасси сказала Николаю, что он слишком сильно забежал вперед,

— В современной медицине идут большие споры о том, каким путем переносятся болезни, — пояснил он. — Некоторые утверждают, что болезни не передаются, но возникают в самом человеке под влиянием определенных атмосферных изменений, которые называют миазмами. Другие же убеждены, что существуют крошечные зверьки, невидимые простым глазом, которые внедряются в тело человека и порождают болезнь.

— И что дальше?

— Дело в том, что эти зверьки настолько малы, что у нас нет никакой возможности их увидеть. Но мы можем попытаться сделать видимым их действие, для чего этот английский врач посоветовал отмечать на карте рисунок распространения болезни и по этому рисунку, кроме того, оценивать масштаб эпидемии. Это все.

Ди Тасси слушал врача с напряженным вниманием.

— А вы сами, что вы думаете по этому поводу?

— Я ничего не думаю, — холодно ответил Николай. — Но я пытаюсь изучать эпизоотии, то есть эпидемии среди животных, для чего отмечаю на карте места, где вспыхивает болезнь. Я не знаю причин эпизоотии, не знаю, отчего она возникла, но если нанести ее на карту, то можно различить разные рисунки и масштабы заболевания. Эта мысль пришла мне на ум, когда вы рассказали о нападениях на почтовые кареты. Все, что происходит, подчиняется определенному образцу. Карта позволяет сделать этот образец зримым.

Советник юстиции встал, вскинул подбородок и в задумчивости прошелся по комнате. Николай ждал. То, что он сказал, в какой-то степени удивило и его самого. Он поддался не совсем понятному для него самого побуждению, решив применить свою географическую методику к расследованию случаев поджога почтовых карет. Его идея оказалась верной. По крайней мере в этом случае. Но можно ли на этом основании выводить общее правило?

— Лиценциат, как вы думаете, граф Альдорф умер от яда или от болезни?

— Очевидно, что и оттого, и от другого. Он принял яд, чтобы прекратить страдания, которые также свели бы его в могилу.

— Да, это несомненно, — перебил врача ди Тасси. — Эти страдания… как вы их называли?

— Абсцесс и гангрена легкого.

— Эта гангрена, не могла ли она возникнуть естественным путем?

— Нет. Без сомнения, нет, — уверенно ответил Николай. — Граф Альдорф не мог страдать ностальгией.

— Но тем не менее он умер именно от нес, — упрямо повторил ди Тасси. — И не только он.

— Откуда вы это заключили?

— Из писем Максимилиана, — ответил советник, приходя в какое-то лихорадочное возбуждение. — Максимилиан писал о каком-то удивительном яде, разве вы не помните?

Ди Тасси процитировал по памяти:

— «…non modo animum gravвt, sed etiam fontem vitae extinguit…», то есть вещество, которое не только отягощает дух, но и иссушает источник жизни.

Николай отчетливо помнил эту странную формулировку, но что она могла означать?

— Лиценциат, возможно ли, что мы имеем дело с чрезвычайно сильным ядом? Быть может, это вещество настолько опасно, что сами заговорщики не могли управлять его действием.

— Что вы хотите этим сказать?

— У меня есть подозрение, что граф Альдорф пал жертвой опасного яда, силу которого он недооценил. Вся его семья вымерла за очень короткий срок. Сначала сын, потом дочь, а спустя короткое время и жена. И все они умерли при очень необычных обстоятельствах.

— Но ведь Максимилиан был убит! — возразил Николай.

— Да, это так. Но перед этим он жаловался на отравление. Потом умерли жена и дочь. И сам Альдорф ощущал признаки какой-то опухоли, природу которой никто не мог объяснить. Кто знает, быть может, это яд, обладающий очень медленным действием. Может быть, вся эта секта заражена ядом, на пути которого мы просто обязаны поставить заслон? Дело очень запутанное. Именно поэтому мне нужен врач — такой как вы, — который разбирается в подобных вещах.

Николай раздражено наморщил лоб.

— Что с вами? — спросил ди Тасси.

— Если ваше предположение верно, то завтра мы должны соблюдать большую осторожность.

— Да, и очень большую. Когда мы схватим интересующего нас человека, вы должны будете его немедленно обследовать. Может быть, мы найдем в его организме яд, может быть, нет. Я не верю в чудеса, но возможно, эти люди располагают средством, о котором мы ничего не знаем и которое может причинить нам значительный вред. Лиценциат, вы должны помочь мне раскрыть это дело. Скажите мне, что вам для этого нужно, и я позабочусь, чтобы вы это получили.

Николай на мгновение умолк.

— Можно мне кое о чем спросить вас?

— Пожалуйста, спрашивайте.

— Меня интересует последнее нападение на обычную почтовую карету, следовавшую из Вейнгейма в Эрбах… вы искали, что именно везла эта карета?

Ди Тасси с озабоченным видом задумался.

— Очень своеобразное нападение. В карете не было ничего ценного. Сидели три платных пассажира, ни у кого из них не было при себе ничего примечательного.

— Что было в багаже?

— Какой-то груз был. Но ничего такого, о чем стоило бы говорить. В карете везли ось для каретной мастерской в Эрбахе и партию печатной продукции из Штутгарта на ярмарку в Ханау. Для разбойников с большой дороги это не добыча. В любом случае это не причина нападения.

Николай принялся размышлять. Ди Тасси внимательно смотрел на него, но врач молчал.

— О чем вы думаете? — пытливо спросил ди Тасси.

— Ни о чем, — ответил Николай, — во всяком случае, ни о чем конкретном.

Он предпочел держать свои мысли при себе. Книги? — подумалось ему. Не в книгах ли все же дело? Не в напряженных ли отношениях между северонемецкими и южнонемецкими книготорговцами? Может быть все же, неизвестные заговорщики — это всего лишь нанятая северянами шайка разбойников, которой приказали за деньги положить конец книгопечатанию на юге? Максимилиан Альдорф жил в Лейпциге. Может быть, это след? Но какое отношение имела семья Альдорфа к соперничеству между книготорговцами и издателями?

— Вы хотели узнать, что мне понадобится для завтрашнего обследования, не так ли? — спросил Николай, чтобы вернуться к прежнему разговору.

— Именно так.

— Лягушки, — сказал Николай. — Мне понадобятся лягушки.

— Лягушки? — удивленно переспросил ди Тасси и сморщил лоб.

— Это самый чувствительный индикатор ядов из всех мне известных, — сказал Николай.

Ди Тасси вопросительно взглянул на врача.

— Вы не могли бы объяснить это подробнее?

— Мне нужно изолированное, то есть обнаженное сердце лягушки, — ответил врач. — Оно реагирует на самые мизерные дозы яда. В Галле таким образом обнаружили яд, которым одна женщина отравила своего мужа.

По лицу ди Тасси было видно, что он заинтересовался рассказом.

— Вы непременно должны рассказать мне об этом случае!

— Мужчина, — начал Николай, — был найден однажды утром мертвым в своей постели. Его жена утверждала, что ночью ее супруга рвало, но она этого не слышала, и он захлебнулся собственной рвотой. Действительно, мужчину нашли именно в таком виде, как описала жена. Однако один из соседей сообщил полиции, что женщина много раз угрожала убить мужа за то, что тот ее постоянно бил. За несколько дней до смерти мужа она купила у горбатого аптекаря пурпурную наперстянку. Было начато расследование. Пробу рвотных масс растворили в воде и нанесли на препарат сердца лягушки. Так было доказано отравление.