Иудейская война - Флавий Иосиф - Страница 76

Глава вторая

1. Один только городок в Галилее остался непокоренным – это была Гисхала{7}. Население ее, хотя было мирно настроено, так как оно большей частью состояло из земледельцев, все помыслы которых сосредоточивались постоянно на урожае, – но, к его несчастью, в среде жителей свила себе гнездо значительная шайка разбойников, и эта шайка заразила своим образом мыслей также и часть граждан. Человек, который подстрекал их к отделению и сплачивал в одну силу, был Иоанн, сын некоего Леви, – обманщик, человек чрезвычайно коварного нрава, носившийся всегда с обширными планами и умевший ловко их осуществлять; ко всему этому он был склонен к войне, так как на этом пути, как известно было, надеялся достигнуть власти. Под его командой стояли бунтовщики в Гисхале, присутствие которых было случайно причиной того, что граждане, которые готовы были вступать в переговоры относительно сдачи города, теперь в боевой готовности ожидали прибытия римлян, Веспасиан послал против них Тита с 1000 всадников. Десятый легион он перевел в Скифополис, а с остальными двумя легионами он сам возвратился в Кесарию для того, чтобы доставить им отдых после тягостей походов и, пользуясь обильными запасами этого города, подкрепить своих солдат телесно и духовно для предстоявших им еще битв. Ибо он хорошо сознавал, что еще немало трудов ждет его под Иерусалимом – этой царской резиденцией, главным городом всей нации и сборным центром для всех бежавших из предыдущих сражений. Мощный своей природой и укрепленный еще искусственными сооружениями, Иерусалим внушал ему немало забот. Независимо от укреплений города, он считал и его обитателей, по их непреклонной твердости и храбрости, труднопобедимыми. Ввиду этого он готовил своих солдат, как атлетов, к бою.

2. Титу после прибытия его с конным отрядом в Гисхалу было бы легче взять ее внезапным нападением. Но зная, что при взятии города с боя солдаты уничтожат всю массу народа, будучи сам насыщен уже резней и жалея население, которое все поголовно, невинные с виновными, было бы истреблено, он предпочел склонить город к добровольной сдаче. Так как стена вся была покрыта людьми, принадлежавшими [268] большей частью к отчаянной толпе мятежников, то он обратился к ним со следующими словами: «Я удивляюсь, что вам придает духа одним поднять оружие против римлян после того, как пала вся Галилея; вы же видели, что города более сильные были разрушены одним ударом, между тем как все те города, которые отдавали себя на милость римлянам, наслаждаются теперь своим покоем и безопасностью. Это я и вам предлагаю теперь, и да будет прощена и предана забвению ваша самонадеянность. Простительна еще ваша надежда на свободу, но не настойчивое стремление к несбыточному. Если вы не примете моего дружеского совета и милостивого предложения, тогда вы узнаете, как беспощадно римское оружие, и увидите сейчас, что покорение таких стен для римских осадных машин составляет только детскую игру. Если же вы опираетесь на эти стены, то доказываете этим только то, что вы одни из всех галилеян при своей беспомощности наказаны еще самоуверенностью».

3. Жители не только не имели возможности дать на это какой-либо ответ, но ни один из них не мог даже взойти на стену, ибо последняя была вся занята разбойниками, а у ворот стояли стражи для того, чтобы никто не вышел для переговоров или не принял в город всадников. Один Иоанн ответил: «Я лично согласен на это предложение и добрыми ли словами или силой заставлю также и других принять его. Но этот день (это было как раз в субботу. – И. Ф. ) я по закону иудеев должен праздновать, и ведение мирных переговоров мне возбранено все равно, как ведение войны. Римлянам также хорошо известно, что в каждый седьмой день недели иудеи не имеют права заниматься никакими делами. Заставить переступить такой запрет было бы таким же тяжелым грехом, как дать себя принудить к этому. Но эта отсрочка не может Титу принести никакого вреда, ибо что можно предпринять в течение одной ночи, кроме разве бегства, а этому Тит может воспрепятствовать, установив охрану над городом. Для нас чрезвычайно важно не нарушать ни одного установления из отеческих законов; ему же, дарующему им, сверх ожидания, мир, подобает также уважать законы тех, которых он хочет спасти». Так он говорил только с целью обмануть Тита; ему не так была дорога суббота, как его собственное спасение. Он боялся именно, что после взятия города его все покинут, между тем как ночью он мог надеяться спастись бегством. По промыслу божью, решившему сохранить Иоанна на гибель Иерусалима, Тит не только удовлетворил его коварную просьбу об отсрочке, но и [269] отодвинул свой лагерь далеко от города, более к Кидессе. Это – укрепленный городок на тирской границе, находившийся в постоянной вражде и неприязни с галилеянами. Он был густо населен и имел укрепления, на которые мог опираться в своих распрях с туземцами.

4. Ночью, когда римские караулы снялись со своих постов и удалились, Иоанн, улучив свободный момент, поднялся не только с преданными ему вооруженными воинами, но и с целой толпой неспособных к бою людей и их семействами и вместе с ними бежал по направлению к Иерусалиму. Только 20 стадий мог он, трепеща сам за свою жизнь и свободу, таскать за собой толпу женщин и детей; в дальнейшем же своем торопливом бегстве он их покинул. Ужасен был вопль брошенных на произвол судьбы: чем больше они удалялись от своих близких и родных, тем ближе казался им враг. Они уже начали представлять себе чуть ли не за спиной тех, которые возьмут их в плен, и в паническом страхе оглядывались назад при каждом шуме, произведенном их собственным бегством, как будто неприятель их уже настиг. Многие сбились с пути и завязли в непроходимых местностях, а многие, спеша обогнать друг друга, были растоптаны на дороге. Женщины и дети погибали самым жалким образом. Иные имели еще столько сил, что могли звать к себе своих мужей и родственников, и трогательно умоляли их подождать. Но еще неумолимее звучал приказ Иоанна, чтобы они спасали самих себя и бежали бы туда, откуда они будут в состоянии мстить римлянам и за покинутых если последние будут ими похищены. Таким образом рассеялась толпа беглецов, смотря по той прыткости и ловкости, какой каждый из них обладал.

5. На следующий день под стенами Гисхалы появился Тит для окончания переговоров. Жители открыли ворота, вышли ему навстречу со своими семействами и приветствовали его как благодетеля и освободителя города от его притеснителей. Тут же они доложили ему о бегстве Иоанна и просили его их самих пощадить, а по вступлении в город наказать оставшихся еще в нем сторонников мятежа. Не соглашаясь сейчас на просьбы народа, Тит немедленно отрядил отряд всадников для преследования Иоанна. Его самого не догнали, так как он уже достиг Иерусалима, но из людей, бежавших вместе с ним, они убили около 6000, а около 3000 женщин и детей они оцепили и погнали назад. Хотя Тит был раздражен тем, что сейчас же не мог наказать Иоанна за его обман, но за эту неудавшуюся месть он нашел достаточное удовлетворение в массе пленных и убитых [270] и с громким ликованием вступил в город. Солдатам он приказал по военному обычаю разрушить часть стены. Нарушителей покоя в городе он старался обезвредить больше угрозами, чем наказаниями, ибо он опасался, что при выделении виновных из массы населения многие из личной ненависти и вражды могут выдавать и невинных; а потому он счел за лучшее держать виновных в постоянном страхе, чем вместе с ними погубить хотя бы одного невинного. Первые, надеялся он, из страха перед наказанием и из благодарности за помилование, быть может, сами постараются загладить свою вину, между тем как казнь невиновных ничем нельзя будет поправить. Для того, однако, чтобы обеспечить за собой город, он оставил здесь гарнизон, посредством которого надеялся отрезвить беспокойные головы и ободрить приверженцев мира. Этим закончено было подчинение всей Галилеи, стоившее римлянам много пота.