Моя Оборона! Лихие 90-е. Том 2 (СИ) - Март Артём - Страница 46

— За лохов нас держит. Не боится ничего. Решил впарить испорченные, чтоб избавиться, а ну, пойдем к нему, — сказал я и поднялся.

Собрав все это в пакет, мы вернулись к армянам. Благо далеко не отошли. Там аэродром уже вовсю торговал с окружившими его женщинами. Видно было, что его апельсины пользуются успехом.

— Э, уважаемый, — позвал я. — На минутку.

Никто, ни торговец, ни его худощавый помощник, даже не отреагировали. Просто сделали вид, что нас нет. Я взял у Фимы пакет, нагло протиснулся сквозь народ, вызвав этим возмущение какой-то старушки. Без разговоров пробился к ящикам, а потом просто вывалил весь свой товар ему на весы.

— Э! Ты че такое делаешь⁈ — Крикнул аэродром.

— Говённые твои апельсины. Пять минут назад купил, и вот. Ты наложил нам испорченного и прикрыл все нормальными.

— Э, че врешь⁈ Уйди отсюда! — Зло посмотрел на меня армянин. — Не знаю я,у кого ты там покупал! Не мой это апельсин! Иди! Че мешаешь торговать⁈

— Давай нормальные. Я сам выберу, — посмотрел я ему в ореховые глаза холодным взглядом.

— Ану! Иди отсюда! — Гаркнул он.

Я глянул на ящик, что стоял ближе ко мне. Потом просто перекинул его. Апельсины рассыпались по асфальту, и внизу, под спелыми, оказались мятые, влажные, покрытые плесенью.

— Ты че творишь, хулиган⁈ — Закричал аэродром.

— Не твое, говоришь? — Сказал я. — Вон, смотрите, че он вам впаривает.

— А ведь, правда! У меня тоже! — Пискнула какая-то женщина, порывшись в своем пакете.

Остальной народ, что собрался вокруг, тоже гневно загомонил.

— А ну, что тут? — Внезапно раздался прокуренный, низкий голос.

Толпу тут же распихали, и к нам с Фимой Степанычем и аэродромом прошел Маленький Чоба в сопровождении своих людей.

— Что тут такое? Чего ты кричишь, а Вачик? Кто тебя обижает?

— Вот, торговать мешают! Прилавки мои ломают! — Пожаловался аэродром по имени Вачик.

Чоба посмотрел на меня тяжелым взглядом. Я не отвел глаз.

— Ты что делаешь а? — Сказал он. — Зачем безобразничаешь?

Глава 24

— Ага! Прилавки мне ломает! — Подгавкнул Вачик.

— Он продает людям некачественный товар, — сказал я. — Дурит, попросту говоря.

Чоба так и не отвел от меня своего холодного взгляда. Маленькие его глазки на полном лице казались какими-то рыбьими и безжизненными. Решительно непонятно было, что же на уме у этого армянина.

— Вон, народ весь возмущается, — поддержал меня Фима.

— Пусть даст нормальных апельсинов, и мы уйдем, — вмешался Степаныч. — Мы ему заплатили как надо.

— Какой народ? — Вдруг сказал Маленький Чоба. — Я что-то не вижу, чтобы вокруг кто-то ругался на апельсины нашего Вачика.

Чоба развел руками. Краем глаза я видел, как возмущение окружающих быстро исчезло, впрочем, как и сами окружающие. Почувствовав опасность, которая исходила от этого человека и его людей, покупатели быстренько рассосались, смешались с толпой остальных посетителей базара, оставив нас один на один с авторитетом.

— Вот! И всех покупателей мне распугал! — Снова вставил аэродром свои пять копеек.

— Ты зачем Вачегану торговлю портишь? Зачем некрасиво так себя ведешь? А если уж тебе его апельсины не нравятся, покупай где-нибудь еще, — очень хрипло проговорил Чоба.

— Пусть наложит мне нормальных апельсинов, — не отступал я.

— Каких апельсинов⁈ Ты у меня ничего не покупал! Врет он все, Ара Рафикович, врет! — Снова вякнул нечистый на руку торговец.

— Ты про Вачика не ври, он у нас порядочный человек, — сказал Чоба.

— Ваш порядочный человек гнилью торгует. Нужны доказательства? Вон, они у вас под ногами валяются. Нехер покрывать таких подонков, — проговорил я, добавив в голос еще больше льда.

Чоба нахмурился, поджал свои пухлые, в темных пятнах губы. Я видел, как один из его людей поигрывал кастетом, другой разминал сбитые кулаки. Третий, пузатый, откинул куртку, демонстрируя всем придавленный объемным животом ТТ, сидящий за поясом.

— Не надо, Витя, — взял меня за плечо Степаныч. — Не связывайся еще и с этими. Давай у кого-нибудь другого апельсинов купим.

— Вот, послушай своего старшего товарища, — Чоба улыбнулся. — Но только заплати Вачику за испорченный товар и иди себе с миром.

Глаза аэродрома заблестели, а сам он растянулся в желтозубой конской улыбке.

— Знач так, платить мы ему ничего не будем, — сказал я. — Пусть отдаст наши апельсины, тогда мы уйдем.

— Витя, — снова потянулся ко мне Степаныч.

— Ты че безобразничаешь, мальчик? — Даже удивился Чоба. — Ты зачем так дерзко разговариваешь со мной? Поучить тебя, как надо со старшими говорить?

— Поучи своих торгашей людей не дурить.

Чоба недобро заулыбался. Сказал что-то на армянском, и его люди подступили к нам. Я тут же схватился за рукоять моего Макарова, хранящегося во внутреннем кармане. Степаныч с Фимой, как один полезли в карманы за оружием.

— Чоба! Чоба! — Послышалось из толпы, — Чоба!

Авторитет, сверлящий взглядом мою куртку с пистолетом, обернулся, поднял руку.

— Чоба! — Прибежал крепкий армянин запыхавшись. Видать, гнал со всех ног. — Там снова эти… скины! Фашики! Громят прилавки со стороны южного входа.

Чоба обернулся к нему так, как будто был бессмертным и забыл о моем пистолете.

— Фашики? — Он громко выругался по-армянски. — Ай! Я зачем вас на входах поставил, а⁈

— Ну мы отошли… — Виновато проговорил крепкий.

— Повезло тебе, мальчик, — сказал Чоба, блеснув мне своими рыбьими глазами.

Потом, подгоняя армян на своем, повел всю группу вглубь рынка. Их широкие спины исчезли за людским потоком.

— Мало тебе, Витя, проблем на голову? — Проговорил Степаныч.

— Степаныч, — обернулся я к нему, — ты забыл, как сам гонял бандосов еще три года тому? Когда это ты за голову взялся?

— Я ж за тебя переживаю, Витя. Разве ты не понимаешь?

— Понимаю, — я кивнул. — Потому тебя и держусь.

Потом я посмотрел на перепуганного, оставшегося один на один с нами Вачика. Его помощник и вовсе залез в машину и посматривал на нас из глубины кузова.

— Не надо никакой компенсации, — торопливо проговорил торговец. — Я все сам пособираю.

— И апельсины, — напомнил я.

— Да-да, конечно! Выбирай, дорогой, каких тебе положить?

* * *

— Что значит, пустой⁈ — Крикнул Седой, потом выматерился трехэтажным мерзким ругательством. — Куда оно могло все деваться⁈ Михалыч вывез⁈

— Это не Мехалыч, — сказал ровным голосом Косой. — Если бы наркоту переместили, я бы узнал. Его люди у меня на крючке.

— Ну а кто тогда⁈

Этим днем в Павлине было почти пусто. Привычный Косому зал для особых гостей также оставался безлюдным. Тут, как это часто бывало, они с Седым и встретились.

Когда Седой услышал неприятные новости, вскочил из-за стола так, что тот сдвинулся, упал фужер, наполненный вином. Спиртное полилось, пропитывая скатерть между блюдом с перепелками на вертеле и запечённой с салом картошкой. Косой подумал, что вино напоминает ему кровь. Кровь, пропитывающую чью-то одежду.

Официант — молодой парнишка, чуть за двадцать, одетый в белую рубашку и жилет с бабочкой, кинулся было вытирать, но Седой гаркнул на него:

— Пшел вон! Вон отсюда!

Тот, не проронив ни слова, быстро удалился. Косой оперся руками о столешницу. Медленно дожевывая, посмотрел куда-то в стену, отсутствующим взглядом. Потом, вздохнув, сел. Вытер рот галстуком, стряхнул с одежды капельки вина.

— Не знаю как, Косой, но тебе надо найти наркоту. Знаешь, сколько там денег?

— Догадываюсь, — суховато ответил он.

— Ну вот! Тогда ищи! Нам нужно это бабло! Сливы нету, часть его бойцов разбежалась. Промзона, где он смотрел за порядком, кипит! кирпичный нас поджимает. Ты же слышал про автосервис Лехи Светова?

— Слышал.

— Ну вот! Все! Нету у нас его автосервиса! Теперь он под кирпичными! Смерть Сливы по нам не слабо зарядила. Слабость мы остальным показали, понимаешь? Слабость!