О времени, о душе и всяческой суете - Браннер Джон - Страница 19

Дэвентри заметил его издалека, на подходе. Птичьи глаза, прикрытые очками, по-куриному обратились в его сторону. Не размыкая губ, он что-то сказал старшей медсестре, та кивнула и отошла. Резкие черты лица озарила улыбка; ноги быстрыми шагами понесли его через крошечный газон, который пациенты никогда не косили, потому что газонокосилки опасны.

– А, Гарри! – радостно приветствовал его Дэвентри. – Я как раз хотел с тобой поговорить. Пройдем в кабинет?

Поворачиваясь, он дружелюбно взял Уиллса за руку. Уиллс, не переносивший этой привычки, выдернул руку, прежде чем хватка стала крепче.

– Если на то пошло, я тоже хочу с тобой поговорить, – сказал он.

Резкость его тона поколебала самообладание Дэвентри. Птичьи глаза окинули его лицо внимательным взглядом, голова слегка склонилась набок. У Дэвентри был длинный список вычурных манер, но Уиллс знал, что скрывается за каждой из них, и часто мог найти этому объяснение.

– Ха! – воскликнул Дэвентри. – Догадываюсь, о чем пойдет речь!

Бок о бок они вошли в здание. Шаги отбивали неровный ритм, будто два колотящихся сердца. В коридоре Дэвентри снова заговорил:

– Насколько я понимаю, у Старлинга все без изменений, иначе ты оставил бы мне записку. Ты ведь дежурил ночью, не так ли? К сожалению, сегодня я его не видел. Был на конференции, вернулся только к обеду.

Уиллс смотрел прямо перед собой на приближающуюся дверь кабинета Дэвентри.

– Да… да, без изменений. Но об этом я и хотел поговорить. Не думаю, что стоит продолжать эксперимент.

– Ах! – сказал Дэвентри.

Это рефлекс. Это означало что-то вроде: «Я ошеломлен», но Дэвентри отрицал возможность ошеломления в профессиональной сфере. Они вошли в кабинет и сели под дурацкий звук бьющейся головой об оконное стекло трупной мухи.

– Почему? – внезапно спросил Дэвентри.

Уиллс еще не сочинил ответ. Не мог же он рассказать о немертвом Старлинге с подушечками на глазах, похожими на монетки, о черных щупальцах, тянущихся к нему в лучах больничного освещения, о сформулированной, но подавленной идее, что его нужно как можно скорее начать лечить острым колом и серебряными пулями. Он вынужден был отгородиться импровизацией, словно наспех построенным земляным укреплением, зная, что у обороны десяток слабых мест, через которые ее можно пробить.

– Ну… все наши прочие случаи дают понять, что вмешательство в процесс сновидения приводит к серьезным психическим нарушениям. Даже самые устойчивые из наших добровольцев сломались менее чем через две недели. Мы уже пять месяцев каждую ночь не позволяем Старлингу видеть сны, и, хотя признаков отрицательного воздействия пока не наблюдается, наверняка мы все-таки наносим ему вред.

Пока Уиллс говорил, Дэвентри зажег сигарету. Теперь он помахал ею перед ним, словно пытаясь создать подходящий барьер – клубы дыма, – чтобы отгородиться от аргументов Уиллса.

– Боже мой, Гарри! – сердечно сказал он. – Какой же это вред мы наносим? Ты что-нибудь заметил, когда в прошлый раз тестировал Старлинга?

– Нет… Это было на прошлой неделе, а завтра ему предстоит новая серия тестов… Нет, я лишь хочу сказать, что все указывает на необходимость сновидений. Возможно, в нашей серии тестов нет того, который покажет воздействие отсутствия снов на Старлинга, но само воздействие наверняка есть.

Дэвентри невыразительно кивнул и сказал:

– Ты спрашивал, что обо всем этом думает сам Старлинг?

Честность снова вынудила Уиллса признать поражение.

– Да. Он сказал, что вполне готов продолжать. Утверждает, что чувствует себя хорошо.

– Где он сейчас?

– Сегодня вторник. По вторникам после обеда он навещает сестру в городе. Могу проверить, если хочешь, но…

Дэвентри пожал плечами.

– Не беспокойся. Видишь ли, у меня для тебя хорошие новости. На мой взгляд, шести месяцев вполне достаточно, чтобы выявить у Старлинга переносимость лишения снов. Далее нас интересует природа его снов, когда ему будет позволено их возобновить. Поэтому я предлагаю закончить эксперимент через три недели и все выяснить.

– Он, наверное, рефлекторно проснется, – сказал Уиллс.

Дэвентри воспринял его слова с абсолютной серьезностью:

– Почему ты так считаешь?

Уиллс намеревался горько пошутить, но, раздумав, все-таки нашел причину.

– Из-за того, как он выдержал лечение, которого не вынес никто больше, – сказал он. – Как и у всех испытуемых, частота его снов увеличилась в первые дни. Пик составил около тридцати четырех раз за ночь, а потом частота опустилась до нынешних показателей, то есть двадцать шесть раз, и уже почти четыре месяца остается постоянной. Почему? Его разум кажется пластичным, но я не могу в это поверить. Людям нужны сны. Тот, кто может обойтись без них, существо настолько же невероятное, как и тот, кто может обойтись без еды или воды.

– Так мы и думали, – резко сказал Дэвентри. Уиллс видел, как тот в уме составляет доклады для конференций, статьи для «Журнала психологии» и четыре страницы с фотографиями в «Сайнтифик Америкэн». И так далее. – Так мы и думали, пока не наткнулись на Старлинга и он не доказал, что мы ошибались.

– Я… – начал было Уиллс.

Не дав ему договорить, Дэвентри продолжил:

– Знаешь, работа Демента[2] в «Маунт-Синай» была не вполне полной. Цепляться за первые открытия – неверный подход. Теперь мы вынуждены отказаться от мысли, что сны незаменимы, поскольку Старлинг не видит снов уже несколько месяцев, и, насколько мы можем судить… о, я готов это признать: лишь насколько мы можем судить, не больше, он совершенно не пострадал. – Он стряхнул пепел в пепельницу на столе. – Итак, это и есть те новости, которые я хотел тебе сообщить, Гарри. Мы завершим серию тестов над Старлингом по прошествии шести месяцев. Потом посмотрим, сможет ли он вернуться к нормальным сновидениям. До того как он добровольно включился в наш эксперимент, в его снах не было ничего необычного. Будет очень интересно…

Эти слова мало успокоили Уиллса, однако теперь у него все же появились кое-какие сроки окончания работы. Они также частично избавили его от ужаса, который преследовал его, когда в сознании возникал образ трупа-вампира – угрозы, будто нависшей над всей его будущей жизнью. Он радовался до тех пор, пока не пришло время проводить новые тесты со Старлингом.

В ожидании Старлинга он просидел у себя в кабинете полчаса, поскольку других дел в клинике не было, а перед психологическим осмотром Старлинг должен был пройти физический, который проводил другой сотрудник. Не то чтобы при физическом осмотре у него хоть раз нашли какие-либо отклонения. Но ведь и психологическая оценка не давала результатов. Это все у Уиллса в голове. Или у Старлинга. Но если у Старлинга, то сам он об этом не подозревает.

Карту Старлинга он знал уже почти наизусть. Карта была толстая, многократно просмотренная, с комментариями самого Уиллса и Дэвентри. Тем не менее он открыл ее с начала. Пять месяцев и неделю назад Старлинг был всего лишь одним из волонтеров в группе из шести мужчин и шести женщин, участвовавших в проверке результатов, полученных Дементом в тысяча девятьсот шестидесятом году посредством более качественного оборудования.

В карте были описания снов с фрейдистскими комментариями. В некотором роде они были потрясающе откровенны, но никоим образом не намекали на самый поразительный секрет – Старлинг может обходиться и без них.

«Я на вокзале. Люди едут на работу и в то же время возвращаются домой. Подходит высокий мужчина и спрашивает у меня билет. Я пытаюсь объяснить, что еще не купил билет. Он сердится и вызывает полицейского, но полицейский – мой дедушка. Не понимаю, что он говорит».

«Я разговариваю с одним из своих школьных учителей, мистером Булленом. Я очень богат и приехал проведать старую школу. Я очень счастлив. Приглашаю мистера Буллена покататься на моей машине. Она большая и новая. Когда он садится, ручка дверцы отваливается и остается у него в руке. Дверца не запирается. Не могу завести мотор. Машина старая и покрыта ржавчиной. Мистер Буллен очень сердится, но мне, в общем-то, все равно».