Лишний в его игре - Филипенко Алена - Страница 19

— Тебе. В нем нет сальмонеллы.

Но порция занудства гарантирована:

— Зато в нем пальмовое масло, которое приводит к атеросклерозу и болезни Альцгеймера.

— Ну как хочешь, — миролюбиво говорю я.

Вот же говнюк. Но мне так хочется расколоть его броню.

Дома я прошу маму собрать мне завтрак с собой и на следующий день приношу в школу еду: два яблока, печенье, йогурт и сок. На большой перемене остаюсь в классе и выкладываю все это на середину парты, показывая Хмурю, что я взял завтрак на двоих.

— Тут нет пальмового масла и сальмонеллы.

Хмурь брезгливо смотрит на еду. Отворачивается.

— Да ладно тебе выпендриваться! Не отравлено же!

Хмурь не реагирует. Я давлю:

— Я же слышу, что у тебя урчит живот.

По-прежнему — ноль реакции. Я поднимаю руки и развожу их в стороны, показывая, что не вооружен.

— Хорошо, чел, давай так. Если ты возьмешь что-нибудь, я не буду засчитывать себе очки. И не буду тебе это припоминать. И вообще как-то юзать против тебя. Даже на войнах бывает перемирие, почему его не может быть у нас? Мы просто сейчас позавтракаем, а потом снова продолжим друг друга бесить, окей?

Хмурь поворачивается, очень осторожно и подозрительно берет яблоко. Рассматривает, нюхает. Убеждается, что оно безопасно, и только тогда откусывает. А потом берет йогурт.

— Спасибо, — тихо говорит он яблоку.

Губы у меня снова растягиваются в улыбке. Сами. Чувствую, как внутри разрастается чувство собственной значимости. И спортивный азарт.

* * *

Придумываю план мести англичанке. В сборнике упражнений под злосчастной цитатой, из-за которой произошел весь сыр-бор, стоит сноска:

«Преступление и наказание», Ф. М. Достоевский.

В городской библиотеке нахожу «Преступление и наказание» на английском, утаскиваю домой. Погружаюсь в чтение. Думаю, что придется убить на книгу целый вечер, а то и несколько.

Слышу голоса и хлопанье входной двери: у мамы закончилось занятие с Антоном, задротом из одиннадцатого класса. Вскоре мама входит в мою комнату с корзиной для белья, собрать с пола грязные вещи.

— Антон — такой хороший мальчик! — восхищается она, складывая в корзину грязные носки. — Способный, вежливый, серьезный. Ты с ним общаешься?

Не отвлекаясь от чтения, мотаю головой. Продвинулся я ненамного — все еще на первой странице. «Преступление и наказание» само по себе — ужасная нудятина, а тут еще и на английском! Это то же самое, что словить отрицательный джекпот.

— Почему? — удивляется мама.

Я вспоминаю его шмотки с персонажами «Звездных войн» и огромный рюкзак-гроб.

— Ну мы в разных классах… Да еще он задрот. И какой-то он… — Пытаюсь найти нужное определение. — Ничем не цепляет. Ни рыба ни мясо. Скучный, в общем.

— А по мне, так очень интересный. У него много увлечений.

— Да ну, у нас разные круги общения… — Замечаю, что мама нюхает футболку. — Мам, ее еще можно надеть!

Но футболка безжалостно летит в корзину.

— А твой круг — компашка, которая ничего не хочет и ни к чему не стремится?

Морщусь: мама ступает на минное поле.

— Мам, не начинай, а?

— Хорошо. — Она вздыхает. — Просто я бы хотела, чтобы ты побольше общался с такими ребятами, как Антон. Тогда я была бы спокойна.

— Вот и общайся с ним сама, — бурчу я.

— Ты еще плохо разбираешься в людях в силу возраста. И можешь наделать ошибок. Я хочу тебя уберечь.

— Без ошибок не бывает внутреннего роста.

Я чувствую торжество: мама не находит что ответить, заминает тему и переводит разговор на рубашку: пора ли ее стирать? А затем забирает корзину и уходит.

Я, к своему счастью, нахожу нужную фразу уже на второй странице. Я оказываюсь прав: перед dreams стоит определенный артикль!

Я приношу книгу на следующий урок английского. В самом начале тяну руку:

— Алла Марковна, у меня есть вопрос. Он по одному из прошлых уроков…

Она хмурится:

— Вудиков, у нас нет времени на твою болтовню!

— Я быстро. Помните, вы… — Я рассказываю о той ситуации.

Алла Марковна хмурится сильнее. По виду понятно, что она помнит — такое не забыть, но сама говорит:

— Не помню, но допустим.

— Это на странице тридцать один из вашего сборника, второе предложение, — уточняю я. — Можете посмотреть.

— И? Ближе к делу. Нам еще новую тему надо успеть, — раздражается она.

— Так вот, я хочу вам сказать, что тогда вы ошиблись. В предложении перед dreams требуется определенный артикль.

Она возмущена. И как только у меня хватает наглости оспаривать ее решения?

— И где доказательства?

— А вот! — Я беру с парты библиотечный томик и показываю ей предложение.

Алла Марковна поджимает губы:

— Это еще ничего не значит. Могли допустить ошибку в переводе или опечатку.

— Да, я тоже так подумал. Поэтому принес еще издание с другим переводом. В нем предложение построено по-другому, но the dreams стоит и там, и там.

По классу проносится тихий восторженный гул. Сейчас я для всех супергерой.

Я показываю Алле Марковне другое издание. Ее лицо бледнеет.

— И чего ты добиваешься? — шипит она.

— Доказываю вам, что вы ошибочно поставили мне двойку, — смело заявляю я.

Гул становится громче.

— Тишина! — рявкает на класс Алла Марковна. А затем холодно обращается ко мне: — Вудиков, решения я не изменю. А время, потраченное на свое дурацкое расследование, лучше бы пустил на изучение предмета! Может, хоть научился бы правильно ставить артикли! А будешь продолжать спорить — поставлю еще одну двойку!

Класс сидит притихший. Я здорово рассердил Аллу Марковну, она вся трясется от гнева. И сейчас никто не хочет стать ее новой мишенью… Но я не сдаюсь.

В следующие дни я задалбливаю всех: завуча, классуху, двух других учителей английского — и добиваюсь того, чтобы по моему вопросу созвали комиссию. Она происходит после уроков. В кабинете собираются завуч, классуха и три англичанки, среди которых и Алла Марковна.

Низенькая и полненькая, с огромными бубликами из волос по бокам, одна из англичанок слегка похожа на кастрюльку. Другая высокая и худая, с прической, которая очень напоминает мне растущие в африканских саваннах деревья: ее пышные волосы подняты и уложены так, что образуют ровную площадку, на которую очень хочется что-то положить. Завуч одета в деловой костюм, волосы у нее зализаны лаком. Щеки подрумянены, а белые, с синим кружком посередине, круглые сережки похожи на глаза.

Обе англичанки и классуха сидят над двумя англоязычными изданиями «Преступления и наказания» и одним на русском. Суют нос по очереди то в одну, то в другую книгу. Завуч мучительно изучает сборник упражнений и учебник с разделом про употребление артиклей.

С самого начала Алла Марковна негодует:

— Нет, я совершенно не понимаю, зачем отнимать у всех время из-за ерунды? Это же Вудиков, он просто клоун, никчемный и ленивый, ему бы только внимание привлечь!

— Алла Марковна, погодите, сейчас разберемся, — перебивает ее англичанка-кастрюлька.

Я стою с победным видом. Хочу, чтобы Алла Марковна на меня посмотрела и чтобы мой вид взбесил ее еще больше, но она демонстративно не обращает на меня внимания. Терпеливо жду. Наконец англичанка-дерево выносит вердикт. Она поправляет прическу и смотрит на Аллу Марковну.

— Алла Марковна, я согласна с мнением Ярослава. Здесь должен стоять определенный артикль. Ни в коем случае не умаляю ваши знания, — поспешно добавляет она. — Просто вы, наверное, подутомились, потому и не учли артикль… Дети — они же такие, от них все мозги набекрень.

Кастрюлька и завуч энергично кивают в знак согласия. Классуха кивает позже всех. Думаю, у нее нет своего мнения, просто она повторяет за большинством.

Алле Марковне стоит огромных трудов не взорваться. Она сохраняет маску невозмутимости, но мышцы лица подрагивают от напряжения. Она переводит на меня раздраженный взгляд.