Лесной кавалер - Фланнеган Рой - Страница 13

Бородатый противник Ланса, окровавленный зад которого был перевязан в таверне, оказался неким корнетом Гэри, чья родня пользовалась большим влиянием в округе Аккомак, пиратском гнезде восточного побережья. Вне себя от боли и гнева, корнет подал жалобу на Клейборна-младшего, обвиняя его в нанесении увечий.

От удивления Ланс даже растерялся. Уж ему-то лучше чем кому-либо было известно, что этого корнета вместе с остальными нанял Форк, дабы покончить с ним и его отцом. И наглость Гэри, осмелившегося возбудить дело, его просто поразила.

Вскоре Ланса посетил окружной шериф и вручил ему повестку, согласно которой юноша должен был явиться в ближайший магистрат для рассмотрения заявления пострадавшего.

Стоял теплый весенний день. Окружной шериф был весел и любезен, дорогой они болтали о делах колонии, о матримониальных планах губернатора, индейцах, охоте и видах на урожай. Сделав остановку в таверне Хопкинса, шериф угостил Ланса элем, да и сам щедро воздал должное этому напитку. Затем, еще через две лиги пути, он снова остановил коня у очередного питейного заведения, где предался новым возлияниям, причем более обильным, нежели позволяло время суток, да и служебные обязанности.

Какое-то время шериф Бертон держался с Лансом по-прежнему дружелюбно, но вскоре, окончательно захмелев, объявил себя самой важной персоной в округе, проклял Кансл-Поинт со всеми его обитателями за то, что ему пришлось туда тащиться, и принялся учить юношу хорошим манерам. Ланс терпел сколько мог, а затем с возмущением попытался объяснить зарвавшемуся чиновнику, что совершенно не заслуживает подобного оскорбления.

Это произошло уже в конюшне. Шериф тупо посмотрел на него и рявкнул:

— Заткнись, щенок! Не забывай, с кем разговариваешь!

— В данный момент я разговариваю с пьяницей, — ответил Ланс, вскочив в седло. — Так что сам заткнись.

Не соображая, что делает, шериф, шатаясь, подошел к своей лошади, с трудом на нее взобрался и выхватил один из тяжелых седельных пистолетов.

Юноша и не прикоснулся к оружию. Привстав на стременах, он перекинул одну ногу через седло, а другой спихнул шерифа на землю. Затем быстро спешился сам, как раз вовремя, чтобы отшвырнуть носком сапога упавший пистолет, к которому тянулся вставший на четвереньки горе-офицер.

Испугавшись неожиданной силы и ловкости своего юного пленника, шериф стоял и молча слушал нелицеприятные комментарии Ланса по поводу своего поведения.

Короткий монолог Ланса завершился совершенно мальчишеской выходкой: он порвал повестку на мелкие кусочки и бросил их шерифу в лицо, заявив:

— Скажи спасибо, что я не заставил тебя их съесть, свинья ты этакая!

Нашлись такие, кто утверждал, что Ланс исчез той весной, испугавшись последствий нападения на офицера короны. Но они ошибались. Просто сразу же после сева кукурузы он вместе с Пео, как обычно, отправился в западные леса, где должен был встретиться с Петиско в его охотничьем лагере, а затем в компании воинов-чискиаков разведать земли, занятые, по слухам, племенем шоккоэзов.

Ланс редко вспоминал о своей встрече с шерифом Бертоном. Как и большинство виргинцев, он относился к закону и его представителям без особого почтения.

Как всегда, чискиаки устроили большое празднество в честь прибытия Ланса и Пео, а после него собрался совет вождей, на котором Ланс раздал три седельные сумки подарков и выслушал рассказ о том, что случилось в племени за год. Петиско потерял двух воинов в битве с племенем доэгов, но зато захватил двух женщин и шесть ружей. Доэги оттеснили ирокезов к северу от Потомака и теперь считали южные земли своими охотничьими угодьями.

Петиско и его тридцать воинов с большим вниманием выслушали рассказ Пео о недавних подвигах его хозяина. Если Ланса можно было считать индейцем наполовину, то Пео — на девять десятых, и поэтому история эта, украшенная причудливыми образами и подробностями, приобрела в его устах вид настоящего эпического сказания.

— Мой хозяин Усак (чискиаки звали Ланса на свой манер Усак, то есть цапля, потому что три года назад он увидел эту птицу во сне) — самый великий воин. Никто не владеет английским длинным ножом (то есть шпагой) лучше него. Длинный нож в его руке — это язык пламени. Он стремительнее голодной змеи, смертоноснее боевого томагавка!

На Пео смотрели каменные лица индейцев. Переведя дух, он поднял правую руку с растопыренными пальцами и продолжил:

— И пять врагов вышли против него! (Пео скромно умолчал о своем участии.) Их длинные ножи со свистом рассекали воздух, а когда сталь встречала сталь, летели снопы искр. Усак слишком презирал их, чтобы убить. (Пео рассмеялся.) Но один из них не сможет сидеть еще несколько лун.

И Пео описал рану, нанесенную клинком Ланса корнету Гэри. Петиско улыбнулся, но лишь он один. Остальные полагали, что Усаку следовало убить своих врагов и отрезать им головы.

Тем летом Ланс и Пео, вместе с молодыми воинами-чискиаками, неделями не появлялись в индейском поселке, забираясь все глубже и глубже в леса. Им удалось обнаружить несомненные признаки продвижения северных племен на восток, к побережью, Однажды они наткнулись на рваный мокасин саскеханноков, в другой раз, у тропинки, обнаружили сломанную стрелу сенеков… Много следов вело с запада и юга. Олени, медведи и бобры стали осторожны и пугливы.

Маленький отряд всегда с удовольствием возвращался в гостеприимный городок чискиаков. После долгого опасного похода и ночевок под открытым небом в любую непогоду крытый корой вигвам казался теплым и уютным. Змеи с погремушками на хвостах и пантеры, притаившиеся в низких кронах дубов в ожидании оленя, больше никогда не пугали.

— Зачем нам все это, Пео? — спросил как-то Ланс, смазывая медвежьим салом расцарапанную колючим кустом руку. — Почему мы не сидим дома и не выращиваем табак, как другие англичане?

— Эти путешествия укрощают дьявола.

— Как понимать тебя, мой милый философ?

— Каждый состоит из двух частей, — ответил Пео. — Одна часть дьявольская, а другая — человеческая. В любом молодом человеке дьявол сильнее. Ваш отец, например, в юности тоже не сидел дома, а отправился на войну с принцем Рупертом и королем Карлом. Вас же, едва вы попали в колонию, потянуло к индейцам. Труды и опасности лесной жизни постепенно приведут к торжеству человеческой части над дьявольской.

— Ну, а ты, Пео? Ведь ты не юноша. И давно уже не раб. Почему ты здесь? Половина наших владений в округе Шоккоэз твоя, и ты это знаешь.

Пео нахмурился и покачал головой.

— Кто я такой, чтобы вдруг разбогатеть, а, молодой хозяин? Неужели вы и впрямь считаете, что мне удалось бы удержать мои земли при ваших-то отношениях с губернатором и его подхалимами? Земля принесет мне лишь заботы и неприятности… Я ведь сын свинопаса, и роль слуги меня вполне устраивает.

Ланс фыркнул:

— Ты к тому же еще и глуп, Пео. Ведь это не Европа, а Виргиния. Здесь, владея землей, ты можешь стать богатым.

На загорелом лице Пео мелькнуло странное выражение.

— Богатым? — переспросил он. — Да, вы правы, здесь не Европа. Но сыну свинопаса негоже богатеть где бы то ни было… В этих диких западных лесах у меня есть свобода, и у губернатора руки коротки дотянуться до меня. Ни один шериф не осмелится сунуть сюда свои нос. Совсем другое дело — жить на своих плантациях. Там могут процветать лишь губернатор да его совет. Вот, например, ваш отец, сэр Мэтью. Он пытается удержать свои владения и при этом ни от кого не зависеть. Но если губернатор проживет еще пять лет, он потеряет все, и это так же верно, как то, что мы сидим здесь сейчас и разговариваем. Беркли разорит его, как разорил Драммонда, Лоренса и многих, многих других, отказавшихся играть с его превосходительством в шары и шахматы. А у вас по крайней мере хватает ума держаться подальше от плантаций и наблюдать вместе со мной за жизнью дикарей. И уверяю вас, как соседи, они стоят много большего, чем все джеймстаунские богатые хряки вместе взятые.

— Но джентльмен не должен жить с дикарями, — с хитрой улыбкой возразил Ланс.