Лесной кавалер - Фланнеган Рой - Страница 1

Рой Фланнеган

Лесной кавалер

I. ПУТЕШЕСТВИЕ В ВИРГИНИЮ

Ланселот Клейборн был пажом в свите Екатерины Браганса, опальной жены Карла II, когда в 1665 году злосчастная судьба его дядюшки Уолтера Клейборна позвала молодого человека в далекую Америку. Овдовевший отец Ланса, сэр Мэтью, занимавший в те времена должность конюшего в Уайт-холле, был рад предлогу вырваться из душной атмосферы двора Стюартов.

Два года образованием Ланса занимались португальские монахи королевы Екатерины и веселые придворные распутницы. Его отец опасался, что юноша может стать этаким фатом с заморскими манерами. Монахи приучали Ланса к дисциплине, прибегая к помощи плетки из марокканской кожи, однако вложили в его бедную голову столько латыни, что она вряд ли могла способствовать карьере отпрыска из простой протестантской семьи; юные же красавицы столь добросовестно баловали мальчика, стоящего на пороге совершеннолетия, что и это могло ему только повредить, поскольку мысли его были заняты лишь особенностями женской природы.

Когда Ланс наотрез отказался подчиниться решению отца и отправиться в дальнее путешествие за океан, сэр Мэтью объяснил, что Уолтер Клейборн был убит при таинственных обстоятельствах и что справедливость, равно как и имущественные интересы, требуют их присутствия в Виргинии. Сэр Мэтью являлся единственным наследником богатых плантаций Уолтера.

— Так что найдите-ка свои дорожные сапоги, сэр Тряпка, — приказал ему отец, — мы отправляемся в путь, хотите вы того или нет.

В течение долгих лет Уолтер Клейборн часто писал своему брату, и сэр Мэтью, полностью зависевший от неверных милостей двора, не раз испытывал искушение оставить Лондон и уехать к нему.

Уолтер преуспевал в своих заокеанских владениях. Несмотря на дворянское происхождение, в нем была хозяйская жилка: он скупил пустовавшие земли вокруг Джеймстауна и сколотил внушительное состояние на табаке, маисе и крупном рогатом скоте.

Его дела процветали до того самого дня, когда он взял в свой дом некую Генриетту Харт, вдову одного фермера, жившего ниже по реке. Сэр Мэтью сразу заметил, как изменился после этого тон писем младшего брата, и начал всерьез опасаться за его будущее. Слишком уж необычно было то, что убежденный холостяк Уолтер вдруг поддался женским чарам…

Случилось так, что Уолтеру Клейборну потребовалась новая экономка, поскольку старую, Дэйм Гаскина, которую он десять лет назад привез с собой из Англии, унесла лихорадка. В те времена в колонии было не так уж много женщин, и лишь после долгих поисков и расспросов ему удалось найти и нанять вдову Харт.

О ней говорили всякое. Госсипс из Джеймстауна утверждал, что ее старый муж умер вовсе не от сенной лихорадки, а от чрезмерных ночных упражнений, однако все, к кому обращался Уолтер, сходились в одном: Генриетта Харт — непревзойденная хозяйка. Вскоре, попав в замок Клейборна, она доказала это на деле.

Уолтер Клейборн назвал свой кирпичный дом, построенный в форме буквы «Н» на круче над Кансл-Поинт, «замком» не из тщеславия, а дабы предостеречь речных пиратов, нередко беспокоивших прибрежные фермы. Он как бы хотел подчеркнуть, что это не просто дом, а крепость, и что лучше оставить ее хозяина в покое. Жерла двух пушек держали под прицелом пристань и могли посылать ядра чуть ли не до середины Джеймс-ривер, слуги умели обращаться с оружием.

Дом пропах крысами, кожей и мокрой шерстью, но вот в нем появилась Генриетта Харт, и закипела работа. Никто из слуг не остался без дела. Прошло совсем немного времени, и замок заблестел чистотой, как палуба королевского фрегата, а когда Уолтер Клейборн вернулся из поездки в Джеймстаун, даже пушки на башенках частокола были отполированы и сверкали на солнце.

Именно это поразило его больше всего. Он был вправе ожидать от новой экономки умения справляться с крысами и клопами. Починка камина и очага в главном зале дома впечатляла, но не являлась чем-то из ряда вон выходящим. Свежеотдраенные полы и вычищенные портьеры из оленьей кожи — это тоже было в порядке вещей. А вот пушки… такое могло прийти в голову лишь одной экономке из тысячи.

Уолтер позвал Генриетту к себе, чтобы поблагодарить.

Она вошла. На ней был рабочий передник и чепец. Словно ожидая упрека, экономка опустила глаза, присела в вежливом реверансе и встала, волнуясь, как нервная лошадка.

— Миссис Харт, — начал Уолтер, — того, что я плачу вам, явно недостаточно. Расчистив эти авгиевы конюшни, вы заслужили золото или землю. Выбирайте.

Он отвязал от пояса кошелек и бросил его на стол:

— Итак, эти дублоны или пятьдесят акров?

Генриетта робко взглянула на него. Она чернила брови углем, а ее длинные ресницы были чуть смазаны гусиным жиром. В свете камина глаза экономки сверкали, как драгоценные камни. Уолтер давно уже позабыл обо всяких там ухищрениях по части косметики, он просто внезапно увидел, что нанятая им женщина молода и красива.

— Я всем довольна, сэр, — скромно сказала она. — Дублоны — всего лишь дублоны… молю вас, оставьте их у себя. Мне не нужно ни золота, ни земли, если вы позволите и дальше служить вам.

Уолтер был потрясен.

— Мне хорошо здесь, сэр.

Он встал и сделал шаг вперед, не в силах отвести от нее глаз. Длинные тонкие белые пальцы, перебиравшие складки передника, не были пальцами служанки, привыкшей к тяжелой и грязной работе, черные волосы, почти смыкаясь под изящно очерченным подбородком, окружали шею очаровательными завитками. Кроме того, она была прекрасно сложена: под бесформенным передником угадывались линии сильного стройного тела.

— Золото есть золото, миссис Харт, — сказал наконец Уолтер. — Вы будете получать в год на десять испанских дублонов больше. Если же вы решили остаться здесь, то, клянусь Богом, я упомяну вас в своем завещании!

— О, сэр! — воскликнула Генриетта и залилась слезами. Бормоча сквозь рыдания слова благодарности, она вышла из комнаты.

Вскоре Уолтер Клейборн смог лишний раз убедиться, что его новая экономка — настоящее сокровище. Като, его личный слуга, жестоко страдая от фурункулов, был не в состоянии той ночью выполнять свои обычные обязанности, и Генриетта, держа в руке грелку, полную углей, вошла в спальню Уолтера, дабы разобрать ему постель и согреть простыни.

Он уже лежал в кровати, читая перед сном очередную главу из Ливия.

Не ожидая застать хозяина в комнате, экономка смутилась, поставила грелку у очага и попыталась незаметно ускользнуть.

— Генриетта!

Она застыла на пороге. Впервые он назвал ее просто по имени.

Затем, как кролик, зачарованный взглядом удава, она медленно подошла к огромной кровати, подчиняясь немому приказу.

Он ласково взял ее руку и поцеловал в ладонь.

— Ты ведь пришла согреть мне постель? — лукаво спросил Уолтер и задул свечу.

С тех пор замок Клейборна стал славиться своим гостеприимством и великолепными пирушками, на которых все отдавали должное кулинарному мастерству Генриетты Харт.

Ее обаяние росло с каждым днем. А та прямота и искренность, с которыми она рассказывала о своей беспутной жизни в Лондоне, скорее усиливали его, чем ему вредили.

Дочь ирландской актрисы, она воспитывалась в обедневшем женском монастыре неподалеку от Тауэра, а в пятнадцать лет убежала оттуда и стала кухаркой при дворе герцога Норфолка, где ее и соблазнил весельчак повар. Его жена, не отличавшаяся столь же веселым нравом, прогнала ее, и она поочередно была любовницей двух студентов, адвоката, торговца кожами, скупердяя-мануфактурщика и молодого дворянина из Лангедока, прибывшего в Лондон вместе с французским послом. Последний любовник, возвращаясь домой, подарил ей карету и четверку серых лошадей; продав все это, она почти год жила, как леди.

— Но у меня всегда была слабость к мужчинам, сэр, — призналась Генриетта с кокетливой печалью. — Так я познакомилась с лейтенантом гвардейцев, молодым бароном, проигравшим в карты все свои, да и мои деньги. Потом я начала пить…