Тот самый сантехник 7 (СИ) - Мазур Степан Александрович - Страница 70

«Главное, чтобы налоговая обо всех остальных вложениях раньше времени не прознала», — добавил внутренний голос и Боря повёл внедорожник среди ветхих сталинок в соседний спальный район.

Глава 28

Ну что, народ, погнали?

Сон — это сладость, которая доступна всем в обязательном порядке. И если для мастурбации ещё время и настроение иметь нужно, чтобы реализовать «карманное удовольствие», то сон всем доступен. Было бы где прилечь при малейшем комфорте.

«И чтобы волки под боком не выли», — добавил внутренний голос.

Уже предвкушая эту порцию истинного удовольствия, Боря припарковался во дворе Степаныча и поймал сонным взглядом второй этаж.

Вот — квартира наставника, двушка. Потолок побеленный и люстра хрустальная. Такая, что снимать мучаешься, потом мыть мучаешься, а потом снова мучаешься, когда обратно вешаешь и подсоединяешь. Не для людей она со своим весом в четыре с половиной килограмма, а создана лишь для того, чтобы хозяйки уставали, а мужики матерились. А на фоне этого либо разводились, либо только крепче союзы были. Трудности, вроде как, сплачивают. Правда, никто никогда не скажет, зачем терпеть лишние лишения и почему нельзя просто повесить китайский плафон, весом не более, чем дамская перчатка?

Но то дело вкуса.

А вот рядом — бывшая квартира Никиты Сергеевича Хрунычева, нажитая не честным трудом. Там уже ни люстры, ни плафонов. Шнур с потолка торчит, изолентой подмотанный. И видно всё, как на ладони. Так, как и штор не осталось. Всё выгребли, распродавая с молотка, чтобы долг Хрущ закрывал перед честными людьми, пока срок отбывает. А государство ему в том поможет, лишив необходимости платить за свет и отопление. Оно же накормит, обеспечит мылом и туалетной бумагой, выдаст одеяло и посуду, помоет и даже вяло выслушает, если вздумает письмо написать, чтобы пожаловаться на ненадлежащие условия пребывания.

Если раньше людей вполне устраивало, что в пещере нет пещерного медведя, а при ночёвке в поле змея за щёку не заползает и за пятку не цапнет, то теперь, ходили слухи, даже серийные убийцы в норвежских тюрьмах всё больше комфорта требовали. Интернет им, видите ли, медленный, пудинг не каждый день дают. Да и с каких это пор всего две комнаты на человека выделяют с санузлом отдельным?

«А как же блек-джек и шлюхи?» — усмехнулся внутренний голос.

Боря поморщился. От усталости уже бурчать начал, как дед. Конечно понятно, что квартиру у Хрунычева отжали не просто так, а в назидание другим с их дворцами. Но если он умудрялся людям звонить и по нескольку раз её продавать на воле, то криминальную деятельность свою не прекратил.

«Значит, гречка с котлетой ему на пользу не идёт», — проворчал внутренний голос следом: «Не перевоспитывается ни разу!»

Решив, что вопрос с квартирой решит после сна, Боря второй ключ от квартиры Степаныча достал из барсетки, сумку с миллионами через плечо поправил и домофон отпер. Только в подъезд зашёл и первую ногу на ступеньку поставил, как доводчик дверь закрыл. Потемнело, а лампочка не работает. Поглядев на плафон в стороне, Боря замер.

«Надо ж поменять!»

Вспомнил, что в сумке совсем не лапочки на замену, сантехник путь свой продолжил. Но недостаток сна сыграл роль. Только ногу занёс над уровнем ступеньки, как споткнулся и ключи потерял следом. А те в темноту улетели и где-то под ногами валяются. Не видно из без подсветки, не слышно без звукового сопровождения.

Вздохнув, Глобальный тут же телефон начал искать, чтобы фонарик включить. Голова уже не варит. Только разговор сверху слышно.

Невольно прислушался.

На первом этаже две девчонки стоят. Студенточки. Курят и хихикают. Одна и говорит:

— Катя, какие же мы с тобой дуры на пару. Надо было квартиру возле кладбища снимать.

— Это ещё зачем? — не поняла подруга. — Страшно же!

— Зато всегда есть что-то к чаю!

Прыснули обе.

Боря только поморгал, продолжил поиск телефона по карманам.

— А у меня же как в общаге было? — продолжила другая: Мне один парень куни делал. Лижет, лижет такой и вдруг говорит: «о, у тебя такая милая родинка возле булок, сейчас поцелую». Потом целовал-целовал, лизнул и добавил «о, пропала!».

И снова ржут обе как кобылы.

Боря только глаза закатил. Ему глубоко фиолетовы сейчас эти шутки. Ну или наплевать, забить, параллельно, до лампочки, до звезды, по бую и абсолютно всё равно, лишь бы поспать скорее.

Подрыхнуть, выспаться — это дело.

Фонарик сантехник всё же включил и тут же ключи под ногами обнаружил. Поднял и снова подниматься по лестнице начал. Студенточки тут же сигареты попрятали от мужика в форме сантехника, как от взрослого.

— Девчонки, бычки только в баночку, да? — обронил Глобальный, проходя мимо.

— Ага.

«Если не поспать, скоро за папика примут», — заявил внутренний голос: «Можно запретить людям курить в общественных местах, включая подъезды, но кто сказал, что студенты будут следовать генеральному плану Кремля?»

Одна другой только тихо так сказала, на хмурого сантехника поглядывая:

— Валим отсюда, Катя.

Подруга только кивнула и добавила со смешком:

— Катим отсюда, Валя!

«Вот же дуры», — ещё подумал Боря, продолжая восхождение по ступенькам.

«Ну ты и старпёр!» — добавил внутренний голос: «Нет, чтобы зайти и перевоспитать… всё? Не можешь?»

Сантехник не мог.

Как в лёгком тумане, Глобальный поднялся на второй этаж. Там всего три квартиры. В третьей однушке вообще словно никто не живёт. Там дверь только стальная, словно под служебную заточена, а под ней ни коврика, ни следов. Бесхозная стоит. Хоть тоже с молотка покупай и устраивай свой подъездный пентхаус.

Раньше в таком случае он обязательно наварил бы дополнительную дверь на вход, чтобы никто лишний не поднимался, не плевался и бычки не бросал. Но современные норма безопасности, это делать не позволяли так же просто, как в «девяностые». На крышу доступ должен быть, даже если этажа всего два.

Тут же забыв про дверь, Боря ключ в замочную скважину сунул. Не идёт. Там уже ключ был.

Глобальный дёрнул ручку и легко открыл дверь. Не заперто.

«Входите, люди добрые, берите, что ни попадя», — добавил внутренний голос: «Ну да. Вале с Катей нужнее!»

В квартире ни звука. Отец ещё спит. Но света с утра уже достаточно, чтобы разглядеть в коридоре не только зимние мужские говнодавы на высокой подошве, но и тонкие, изящные сапожки на приличного размера каблуке.

Цветами пахнет. А ещё духами приятными повеоло. Не такими, что ландышем тебя по обонянию наковальней бьют, а тонко по носику постукивают, озадачивая.

«Ну батя даёт», — ещё подумал Боря и уже начал раздеваться в коридоре, когда понял, что смотрит на одежду зимнюю.

С минуту. Безотрывно.

Там всё просто: вот батин пуховик висит, где перья лезут. Старый такой, с ещё теми молниями, что скорее палец прожуют и не подавятся, чем заедят. А всё от того, что от спальника взял советского. Но вот, рядом, совсем другое дело висит. Нежная, женская одежда зимнего периода. Более того — как родная. И гораздо роднее.

«Потому что — Натахина одёжка», — подытожил внутренний голос, пока Боря на пороге завис в разутом, но еще не раздетом виде.

Мыслей сначала было очень много, а потом разом все кончились. Снял только куртку, шапку стянул и устало прошёл по коридору в комнату. Что-то заставило остановится у двери в зал. Там приоткрыта. И видно, как нога батина торчит из-под одеяла с ногтем, который можно принять за заточку. А рядом рыжей шерсти клок на подушке.

Нет, то, конечно, не шерсть, а локон. Но принадлежит-то он Наташке Новокуровой, а значит, шерсть.

«И вообще рога у неё и копыта, а не чувства к нему и желание семью заводить!» — возмутился внутренний голос: «Потому что будь иначе, не ночевала бы с отцом под одним одеялом в обнимку».

И такая Борю злость взяла, что вошёл бы и поубивал всех. А может, даже покричал всласть. Но лишь зевнул устало.