Тренер. Молодежка - Гуров Валерий Александрович - Страница 7

– Видимо позвали всех, да не всех. Первый раз слышу о чествовании, а Константин Иваныч если и звонил, то мне ничего не передавали.

– Ну Иваныч наверное думал, что ты к тому моменту не оклемаешься, – предположил Костиков. – Ладно чего гадать на кофейной гуще, этот кубок твоя заслуга прежде всего, так что пойдём. Тебе может помочь как? Поддержать?

– Сам справлюсь, не надо.

Передвигался я еще тяжело, хоть и приноровился на костылях как сайгак скакать. Фёдор все же помог мне подняться с лавки, взял выписку, себе в сумку сунул не глядя. Ну и двинулись к выходу.

Костиков казался отличным мужиком – открытым и чутким, безо всяких налетов звездной болезни, на которую у полузащитника имелись все основания – популярность футболиста в народе просто зашкаливала. В остальном он производил впечатление мужичка из тех, кому не плевать на ближнего. Прежний обладатель тела наверняка имел с Фёдором дружеские связи, но нынешний я этого попросту не припоминал. Но задружиться с ним был отнюдь не прочь.

Пока ковылял на костылях к двери, Федор дошёл до выхода из больницы, выглянул в окно, макушку почесал.

– Слушай, Ванек, чего спросить хотел, а тебе оно точно надо сейчас с журналистами твою травму мусолить? Может переждет?

– С журналистами? – переспросил я, не совсем понимая суть вопроса.

– Угу, – подтвердил полузащитник, выглядывая в окно. – Они ж не слезут, а у нас времени не то, что много. Опаздывать совсем не хочется, да и Иваныч не любит опоздания, сам знаешь.

– Честно говоря не понимаю о чем ты…

Я запнулся, потому что подошёл к окну и увидел там целую толпу журналистов, не пойми откуда взявшуюся. Я то никого и никуда не звал.

– Не ты их пригласил? – удивленно уточнил Федя.

– Нет конечно!

– Блин, кто-то в больничке похоже о твоей выписке слил. Вот заразы и совесть же людей не мучает. За рубль готовы с потрохами продаться.

– Может они не меня ждут? Мало ли – отделение дополнительно в ЦИПО открыли? – предположил я.

Фёдор посмотрел в ответ таким взглядом, что вопрос снялся сам по себе. С другой стороны, ничего удивительного в том, что журналисты столпились у входа, тема травмы Павлова и как следствие возможного завершения карьеры в разрезе из рук вон плохой игры «Спартака», занимала первые полосы всех газет и журналов. Нет Павлова – нет народной команды, гласили заголовки. Но наглости журналистов в 1989 году было далеко от наглости их местных коллег, особенно из числа папарацци. Те бы уже до палаты добрались. А эти даже внутрь не заходят.

– Походу они за эксклюзивными кадрами охотились, Вань, – предположил Федя.

Я представил первые полосы завтрашних газет с собственной фотографией на костылях и с аппаратом Иллизарова.

– Так, придумал – делаем, как делали в Минске! – предложил полузащитник, поднимая указательный палец.

– Напомни хоть, как делали? – попросил я, понятное дело не помня, как обстояли дела в Минске – память прежнего тела все больше срабатывала на лица, а вот где и что происходило, с этим приходилось чуточку сложнее.

– Подсылаем подсадную утку к журналистам, только вместо Лени сегодня уткой буду я, отвлеку их и переключу внимание, а ты… – Федор сунул руку в карман и достал ключ с надписью «ВАЗ» на тонкой металлической цепочке. – Держи, моя копейка за поворотом стоит, как заведёшь – ко входу подъедешь, и я на ходу на сиденье прыгну! Как тебе план?

– Ты пошутил про подъедешь? У меня ж на ноге железяка, только на механике ездить и сцепление выжимать!

– Блин, точно, ладно, – полузащитник задумался на миг. – Тогда на заднее сиденье ложись, а я следом прибегу!

Сговорились. Я ключи от копейки взял, а Костиков гулко выдохнув открыл входную дверь и вышел к журналистам.

– Товарищи, я знаю, что вы Ивана Павлова ждёте, но пока у меня заявление, прошу вашего внимания…

И с этими словами отвёл толпу журналистов от входа в больницу, якобы какое-то заявление делать. Проход открылся, журналисты вслед за Фёдором мигрировали, а я, пользуясь шансом и вооружившись костылями, втопил в противоположную сторону, где за углом стояла копейка полузащитника.

План почти удался.

Именно, что почти – один из журналистов обернулся и увидел меня сваливающего на всех порах.

– Вон он!

Все остальные журналисты разом обернулись. Мгновение и вся толпа бросилась вслед за мной, скрывшимся за углом.

– Ваня беги! – успел только выкрикнуть Федор вдогонку.

Понимая, что журналисты меня попросту сожрут, я кое-как доскакал до красной копейки, одиноко припаркованной у тротуара.

Сунул ключ в личинку дверного замка, открыл и, как и договаривался с Фёдором, нырнул на заднее сиденье автомобиля, тотчас захлопнув за собой дверь. В зеркале заднего обзора увидел как выбежали из-за угла больницы журналисты и принялись оглядываться – потеряли. Павлов будто сквозь землю провалился – нигде нет. Но потом сориентировался юноша лет 17, в котором можно было узнать молодого начинающего репортера-внештатника еженедельника «Собеседник» Игоря Торбинера.

– Он в машине Фёдора Костикова!

Но прежде чем журналисты успели двинуться к копейки, из-за угла выскочил сам полузащитник, протиснувшийся среди журналистов и со словами «простите, извините, мы опаздываем» бросившийся к автомобилю. Через несколько секунд водительская дверца распахнулась, на переднее пассажирское сиденье спикировала спортивная сумка, а на водительское сиденье плюхнулся сам Федор.

– Ваня, ключи давай!

Я тут же сунул ему ключи. Пока тот ловчился вставить ключ в личинку замка зажигания, табун журналистов уже подбежал к копейке.

– Правда ли, что вы завершили игровую карьеру?

– Сможет ли без вас Спартак выиграть чемпионат?

– Вам ищут замену, как думаете, кто может стать новым 11 номером команды…

Посыпались вопросы с разных сторон. Но Федор тоже не терял времени даром – завёл ВАЗ и дал по газам, обдавая журналистом вонючим дымом из выхлопной трубы. Тяжелая однако доля – журналистская. Копейка вывернула на дорогу и только тогда, когда журналисты остались позади, полузащитник сбавил скорость.

– Ну оторвались, кажется, – подмигнул Костиков в зеркало заднего обзора. – Иваныч кстати запретил общаться с прессой после проигрыша Зениту. Так что тут без обид со стороны пишущей братии. К Сударину все вопросы.

С этими словами опустил боковое окно, достал сигарету и закурил, ничуть не смущаясь. В то время курить было нормально и курили многие игроки, даже нынешний тренер сборной Лещин, а динамовец Добровольский выкуривал по две пачки сигарет в день.

– А вообще атмосфера не самая приятная в клубе, хуже чем было до кубкового финала, – вздохнул Федор. – Не знаю, чем все закончится.

– Почему так? – заинтересовался я, не лишним виделось понимать вводные внутри своего нового клуба.

– Ну поговаривают, что Николай Петрович готов подписать заявление Иваныча на увольнение, – охотно объяснил Фёдор. – Ты же сам мне рассказывал, забыл?

Чтобы что-то забыть, это надо знать. Я, разумеется ничего Костикову не говорил. Зато историю ухода оригинального Бекасова из Спартака накануне чемпионского сезона 1989 года помнил достаточно отчётливо. Много эту историю мусолили в прессе и во всяких мемуарах и биографиях. Якобы после смерти Андрея Петровича Классникова между его старшим братом Николаем Петровичем и тренером Константином Павловичем обострился старый конфликт (Гайдай не мог смириться с динамовским прошлым Бекасова) и когда в сентябре 1988 Бекасов психанул и написал заявление об уходе по собственному (в дальнейшем он уходить передумал, понятное дело), старший Классников заявление сохранил. Как я понял, Николай Петрович был не прочь воспользоваться им после череды неудовлетворительных матчей и разгромного поражения от Зенита в Ленинграде.

– Как команда на это реагирует? Изменилось что в мое отсутствие?

– Как… устали все. Сам же знаешь, что он после прошлого сезона половину основы подал на отчисление из команды. Кому такие качели понравятся? Хочется больше стабильности. Я Иваныча уважаю, но такие вещи не поддерживаю. Ну, это я уже тебе говорил.