Ничья (СИ) - Лимова Александра - Страница 59

— Господи, Сонь, — закатил глаза, недовольно скривив уголок губ, — есть еще продуктовый вопрос, если уж на то пошло и…

— Сколько, Мар? — теперь уже я удерживала его лицо за подбородок и всматривалась в глаза.

— Около трех тысяч, — снова прищурился, а я улыбнулась и покивала:

— Баксов. Верно?

Не ответил. Лицо стало непроницаемым и выглядел он очень спокойным. Ясно, кое-кто в бешенстве. А чего злиться-то? На правду, что я такие суммы не потяну и буду зависима во многом от него в чужом городе чужой страны? На правду не надо злиться, ее принимать надо и учитывать чужое мнение.

Поднялась, подхватив смятую простынь, обернувшись ею, направилась в ванную. А он очень спокойно спросил:

— Откуда у Нади такая квартира, Сонь?

Остановилась и усмехнулась.

— Богатый мужик был.

— У нее, да? — снисходительная улыбка в голосе.

Ошибочно было полагать, что после приватного диалога с моей сестрой, умный Мар не придет к определенным выводам. Еще ошибочнее полагать, что Мар, пару раз утратвший свои маски, явив лицо довольно жесткого и целеустремленного человека, не сможет эффективно пользоваться информацией и сделанными выводами, когда ему припрет.

— К чему ты ведешь? — оглянулась, холодно приподнимая бровь и впав в ступор, когда он усмехнувшись, пояснил:

— К твоей бывшей фамилии.

Впервые разозлил. Вот так, одним движением мимики и одним кратким предложением. С трудом контролируя ярость, фактически выцедила:

— Типа, была же зависима от одного богатого Буратинки, в чем проблема зависеть от другого, так? Неправильно формулируешь, Марк. Задайся вопросом, почему я не хочу быть зависимой. Ты же умный мальчик, порассуждай на досуге, может, дойдет.

Сжал челюсть, сглотнул и… стал выглядеть еще спокойнее. Вежливо улыбнулся и покивал. Фыркнула и направилась в ванную.

Стояла под теплыми струями воды, а мне было холодно. Злость уходила вместе с водой в сток так же быстро, как и вспыхнула. Тщательно удерживала себя на мысли, что пусть жестко его ударила, но так правильно, так необходимо, однако… поганое чувство внутри все нарастало, из-за отсутствия ответного удара, хотя, было очевидно, что он едва сдерживался. Но не ответил.

Уговаривала себя в том, что все равно всё правильно. Вот сейчас я могу уехать к себе. Могу заехать к Гришке, могу позвонить приятельницам и поехать к ним, могу дернуть Ульку с траходрома ее… Могу. А там что я смогу, если случится подобная ситуация? Куда и к кому я пойду? На диван лягу спать, а не в его спальне в качестве протеста? На его диван, причем. К его другу Тёме поеду? Или другим его знакомым, с которыми он меня познакомит? Спасибо, не надо.

Когда вышла из душа он был в ванной. В джогерах и полотенцем в правой руке, стоял, оперевшись бедром о стеллаж и смотрел вниз и в сторону.

Расправив перед собой полотенце, закусив губы шагнул ко мне, чтобы укутать в мягкую ткань и прижать к себе. Мягко, готовый отступить, пока я, похолодевшими пальцами, закрепляла узел полотенца на груди. Тоже не глядя на него. И не выходя из кольца рук.

— Извини меня, — глухо произнес Мар, осторожно притягивая к себе на грудь. — У нас осталось так мало времени, я не хочу расставаться и иногда говорю… глупости. Прости, пожалуйста.

Прикрыла глаза, чувствуя как в горле стало драть, а совсем свежая уверенность стремительно тает вместе с поганым чувством внутри. Поднимала на него взгляд, но застопорилась на контуре крыла на шее. В горле стало драть сильнее. Закрыв глаза уткнулась носом в его плечо, успокаиваясь от ощущения, как обнял теснее.

— Все в порядке, — дрогнувшим голосом произнесла я, а сердце заходилось от прикосновения его губ к виску. — Я тоже переборщила, прости.

Невесело фыркнул, и на ухо прошептал:

— Выключишь режим когда ты здесь, но тебя нет? — прижал к себе теснее, приглушая внутренний мандраж негромким, — я могу подлизаться, бабуль.

Приглушенный свет его спальни, распахнутые настежь двери и окна балкона, когда сизый сигаретный дым сквозил через его расслабленные губы и касался моих. Вино на моих губах и виски у него. Смятые простыни, приглушенный свет и сигаретный дым. Я, лежа на спине под ним, осторожно касалась кожи под тату, глядя в дымчатые глаза и отставляла с края постели бокал с вином, смочившим сейчас пересохшие губы, вдыхающие выдыхаемый им никотин.

Смотрела в карюю отогревающую бездну, улыбаясь чувству легкого головокружения, когда вот так… под тонкой простыней на моем оголенном теле, согреваемая теплом Мара, нависшего сверху, приблизившим губы к моим, выпуская пьянящий никотин, дурманящий кровь менее, чем взгляд карего бархата с поволокой…

Мы молчали. Я касалась его лица кончикам пальцев. Изредка кончиками пальцев скользя по теплому сильному телу и не отводила взгляда от переменчивого бархата с поволокой, обладатель которого закрывая меня собой от редких сквозняков, оглаживал пальцами волосы рассыпавшиеся по простыням и его руке под моей головой, изредка отпивал ирландский виски из горла и прикасался подушечками пальцев к моему лицу. Так же не отрывая взгляда от меня. Мы молчали, но диалог шел непрерывно. В мягких прикосновениях, глотках алкоголя, полуулыбках, выражениях глаз, прикосновениях, дыме, и вновь беззвучных движениях губ. Иногда не таких уж и радостных, ведь на фоне: «на фоне».

Мы молча беспрестанно разговаривали о важном.

Утер слезу, сорвавшуюся с моего нижнего века до того, как успела отвести от него взгляд, отвернуть лицо и подавить себя. До того как успела закрыться от него, он лег рядом, близко, позади меня и притянул к себе спиной на грудь, целуя в волосы и забирая из онемевших пальцев бокал, чтобы отставить вместе со своей бутылкой на прикроватную полку. Чтобы укрыть меня одеялом, обнять и согревать дыханием перехваченные и приближенные к его губам мои холодные пальцы. И целовать. Отогревать. Закрывать.

— Совенок?.. — его едва-едва слышный шепот, чтобы удостовериться, что я сплю и через секунду произнести чуть громче, — я очень тебя люблю.

А я не спала.

Нечеловеческими усилиями удерживая дыхание ровным и глубоким, пропитываясь его словами, тем, что было в них, в его обнимающих руках и в нем самом.

Глава 9

И снова преступно быстрое движение времени, с учетом того, как мало его осталось. Очень мало. Я переносила фотосессичные, Мар чаще раньше уезжал с работы, предпочитая дорабатывать дома, ведь там была я, ну и тезка его. С друзьями почти не виделись. Даже с Улькой, полностью погруженной в процесс монетизации управляемым ею хайпом.

Вечером пятницы перед очередной командировкой в столицу, я уговорила Мара, что я за ним поухаживаю (мне дали в подарок маску в одной косметической лавке и мне надо было ее потестить на ком-нибудь). После того как мы двадцать минут убили на снятие пленки с его тату, обработали ее и пришли к единогласному мнению, что она несказанно хороша, господин Гросу (непередаваемо милый в моем бежевом ободочке с бабочкой) вытерпел легкий пилинг лица, ложку уно и даже небольшую коррекцию бровей почти без истерик и попыток сбежать. Лежа на постели просматривал какой-то очередной летсплей, пока я, наложив ему патчи и сверху маску, придавала пилочкой форму ногтям его свободной руки, не теряя надежды все-таки уговорить на полировку ногтей. Мар, почему-то уверенный, что из-за наличия тканевой маски на лице говорить ему нельзя, вглядываясь в экран, едва шевеля губами снова и снова отказывался от расширенных услуг спа-салона на выезде. Я грустно повздыхала, и потребовала вторую руку, так как с этой закончила.

Тут же, будто чувствуя, Мару позвонил Тёма по видеосвязи. И я испытала непередаваемый восторг и обожание, когда Мар, фыркнув и поправив ободочек, принял звонок.

Тёма курящий в машине, на секунду потерял дар речи и вроде бы даже выронил сигарету. Изумленно вглядывался в Мара, а потом, расхохотавшись, выказал досаду об отсутствии у него постоянных отношений. Я пообещала поухаживать за его лицом по-братски, Мар нам это запретил, и перекинувшись еще несколькими смешными репликами, Тёма озвучил причину звонка: