Морана (СИ) - Кулаков Алексей Иванович - Страница 61

Обойдя приставной стол, беляночка непринужденно уселась перед Зимяниным:

— Хочешь, покажу фокус? Смотри: здоровая кожа, чистое лицо.

Прижав ладошку к левой скуле, Александра поглядела одним глазом на тихо дергающегося капитана и изогнула краешек губ в жестокой улыбке:

— Когда ты появился на аэродроме, я немного огорчилась. Но потом, подумав, наоборот обрадовалась: ведь всяк может быть полезен, будучи правильно применен! У меня скоро Первенство Белоруссии по стрельбе, а участвовать в нем не хочу — на прошлом Чемпионате себя проверила, и довольно. Зачем отнимать награды у тех, кто этого заслужил? Опять же, отношения с твоим наркоматом надо урегулировать к моей пользе, дело свое захотелось почитать, и еще кое-какие мелочи… Видишь, какой ты, оказывается, полезный? А теперь собственно сам фокус: смотри, нравится?

Нквдэшник даже дергаться перестал при виде наливающегося на нежном девичьем лице солидного синяка — словно кто-то со всего маха приложился к нему кулачищем. Привстав и полюбовавшись на себя в настенное зеркало, фокусница невесомо чиркнула краешком ноготка по нижней губе — и тут же наклонилась, чтобы капельки крови упали на платье.

— Ну что, декорации почти готовы, скоро уже и начнем. Последнее слово?

Утомившись от бесплодных попыток расшевелить онемевшее тело и глядя на беловолосую сиротку так, слово видел перед собой королевскую кобру, чекист почти спокойно прохрипел:

— И ш-што дальш-ш с-с мной?

— Дальше? У тебя случится маленький инсульт, но ты выживешь: Цанаве очень пригодиться козел опущения. Ну а если не повезет, то вскрытие подтвердит, что это не ты такой мудак по жизни был, а здоровье подвело.

Встав и подхватив его руку, она приложила ее к своей правой груди и нажала сверху своими пальчиками — но мимолетное удовольствие от упругой девичьей плоти быстро переросло в нарастающую боль, ибо давили ее пальцы так, будто были не из обычной плоти, а из живой стали.

— Вообще, с тобой удивительно легко говорить: в кои-то веки не надо думать над каждым словом — да и слушаешь просто замечательно… Наверное, это у тебя служебное?

Уронив безвольную конечность на колени ее владельца, блондиночка отошла и тряхнула ставшей вполовину короче, но все еще тяжелой молочно-белой гривой.

— Ну что, давай прощаться, Захар Валерьевич?

— Пш нх-с-су!!!

Через минуту, сидящие в приемной и томящиеся в тягостном ожидании Зося Брониславовна и Ида Марковна дернулись, услышав натуральный мужской рев:

— Я сказал: взяла перо и подписала! Сильно умная, пля?!?

Несколько минут были заполнены невнятным «бу-бу-бу», в котором узнавался капитанский голос, пока он опять не взревел раненым бегемотом:

— Молчать! Совсем страх потеряла!?! Я сказал, будешь сотрудничать, пля! Или я тебя в порошок сотру!!!

Воспитательница Шаркман уже сто раз пожалела, что решила остаться в приемной: она бы и сейчас с удовольствием исчезла, так ведь… Не отпускали? Что касается временно исполняющей должность директора, то товарищ Радецкая сидела не просто бледной, а в серую прозелень — и все чаще ее рука дергалась к телефонному аппарату. Знала бы кому и куда пожаловаться на буйного сотрудника НКВД, давно бы уже позвонила! Точку в мучительных колебаниях поставил бухающий треск, в котором обе женщины не сразу опознали выстрелы из пистолета: однако начиная с третьего по счету, пули стали дырявить филенки директорской двери, и это было… Это было страшно. Меж тем в кабинете что-то с грохотом и хряском упало, охнув и сдавленно выматерившись мужских голосом; треснул еще один выстрел, и наконец все затихло. Несколько минут, растянувшихся для оцепеневших-сжавшихся женщин чуть ли не в вечность, и из лохматящейся свежими дырками и щепой двери вышла взъерошенная Александра, в правой руке которой был зажат ствол «Тульского Токарева». Брякнув оружием о столешницу, девушка сняла трубку телефона и немного помедлив, набрала какой-то номер.

— Алло? Приемную товарища Цанавы, пожалуйста. Да. Морозова Александра Владимировна, студентка Медтеха. По важному вопросу, касающемуся государственной безопасности.

После небольшой паузы разговор продолжился с уже вторым по счету неведомым женщинам абонентом:

— Игнат Григорьевич? Да, я. Нет, не знала, что вы сегодня дежурите в приемной, просто наобум позвонила… Почему же не хожу, очень даже — просто мы с вами в разное время занимаемся. Да? Гм, ну хорошо, в следующую пятницу обязательно… Нет, не по этому: тут ко мне в детдом ваш сотрудник заявился, и вел себя не очень адекватно… Капитан госбезопасности Зимянин. Почему же, до сих пор у нас. В чем выражается? Устроил стрельбу из пистолета, угрожал мне и заместителю директора детского дома, требовал подписать форму о сотрудничестве и неразглашении, порвал мне платье… Хорошо, жду.

Пока девушка общалась, «врио» пришла в себя достаточно для того, чтобы заглянуть в директорский кабинет: в угловом шкафу для документов, вмяв его дверцу внутрь собственной спиной, отдыхал бессознательный чекист со связанными бумажным шпагатом руками и ногами. На столе для посетителей лежали ножницы и кусок молочно-белой косы, всюду валялись бумаги и бланки нквдэшника — ну и отметины от недавней стрельбы, пережить которую телефонному аппарату директрисы не получилось. Как и портрету товарища Сталина, которому вогнали пулю прямо в нос.

— Саша, а что… Боже мой!!!

Разглядев левую половину девичьего лица, женщина онемела от вида шикарного синяка, разбитой губы и заплывающего глаза с кровавыми прожилками.

— Зося Брониславовна, скоро подъедут товарищи из наркомата за гражданином Зимяниным — вы их встретьте, пожалуйста.

— А? Да-да, конечно. Я… Боже, Саша, тебе надо срочно в больницу!

— И Шаркман объясните, что она ничего не видела, и не слышала.

Молодая педагогиня, которую родное педучилище к такому не готовило, в этот момент напоминала своим открытым ртом и вытаращенными глазами большую лягушку. Забрав со стола «ТТ», бедная сиротка вновь зашла в кабинет, воспитанно притворив за собой начавшую скрипеть дверь — и следующую четверть часа в приемной царила поистине могильная тишина. Нарушили которую вежливый стук и появление двух улыбчивых мужчин в форме все того же наркомата, что и на отдыхающем в шкафу госте.

— Здравствуйте, девушки, не подскажете нам, как… О? Костя, гляди-ка.

Второй из чекистов уже осторожно заглядывал вслед за товарищем в дверь, обнаружив за ней идиллическую картину: читавшую содержимое какой-то папки юную беловолосую девушку, и увязанного шпагатом коллегу. Выглядевшего, к слову, не ахти. На столе был разложен переживший неполную разборку пистолет с выщелкнутым магазином, офицерская сумка и кусок какого-то белого каната. Чуточку в сторонке была раскрытая коробочка с нарисованным на боку красным крестом, возле которой стоял стакан, на три четверти наполненый… Кровью?!?

— День добрый, Игнат Григорьевич. Вы не стесняйтесь, проходите.

— Н-да.

Его товарищ по имени Константин выразился гораздо тише, но куда откровеннее — лишь после этого вспомнив, что рядом вообще-то женщины и несовершеннолетняя сирота. Прикрыв за собой уже откровенно похрустывающую дверь, он подошел и присел возле капитана, осторожно коснувшись свеженамотаного бинта на локтевом сгибе его левой руки.

— У вашего товарища все признаки классического инсульта. Пока он на меня орал, несколько раз тер виски, употребил две таблетки пирамидона и выдул половину графина с водой. Из-за этого, видимо, и неадекватное поведение, особенно в самом конце нашей… Беседы.

Дочитав последний лист, блондиночка закрыла укладку, увязала веревочки бантиком и передала ее порученцу товарища Цанавы. Тот, привычно скользнув глазами по надписям, катнул желваки на лице — потому как папка имела все положенные штампы их ведомства и была аккуратно подписана:

«Морозова Александра Владимировна»

Покосившись на едва слышно похрипывающего, и похоже что обмочившегося Зимянина, возле которого так и сидел на корточках приятель-сослуживец, Игнат мягко попросил читательницу поделиться подробностями. Так, не для протокола, а для общего понимания — чтобы было о чем докладывать начальству.