Нам можно всё - Высоцкая Мария Николаевна "Весна" - Страница 6

– Я понимаю, – Алёна кивает. – На самом деле не знаю, с чего начинают такие разговоры, Матвей.

– Ты уже приняла какое-то решение?

– Нет. Мне сказали сдать анализы, я ходила к врачу. На этом пока все. Это очень не вовремя.

– Согласен, – киваю и замечаю, как Алёна тут же напрягается. – Я думал обо всем, много. Все сложно, но решать, как поступить, тебе. Это твое тело, и я не имею морального права…

Алёна кусает губы, часто кивает, а у самой слезы по щекам катятся.

Внутри все переворачивается в этот момент. Мурашки колючие, и холодно. Очень холодно.

– Мне страшно, – шепчет. – Мне так страшно, Матвей.

Глава 3

Алёна

Я так боялась этой встречи. Я на нее не рассчитывала!

Мама Матвея очень четко дала понять, что поддержит меня, что бы я ни выбрала, но мне показалось, что даже она не уверена в своем сыне. Даже она думает, что Мот сольется. С такой мыслью я шла на эту встречу сегодня.

Обреченной.

В машине думала, с ума сойду, когда он до меня дотронулся. Когда коснулся губами щеки, задел пальцами живот, по спине тут же пробежал парализующий холодок. Я ни сказать ничего не смогла, ни пошевелиться. Сидела как статуя и не моргала даже.

Матвей говорил спокойно, да и сейчас не повышает голоса. В нем нет ноток недовольства или отвращения. Возможно, он притворяется, но мне хочется ему верить. Правда хочется.

Я слишком устала. Мне сложно. Сложно нести это бремя выбора одной.

Страх парализует. Я плачу, не могу успокоиться, нужно, знаю, иначе никакого конструктива не получится и разговор выйдет бесполезным, но слезы катятся и катятся по щекам.

Мот пересаживается на соседний стул. Теперь нас не разделяет стол.

Чувствую его запах. Всхлипываю. Где-то в глубине души хочу обнять его, но сильнее хочу, чтобы он сам меня обнял. Поддержал физически, потому что я больше просто не вывожу. Я скоро рехнусь, честно.

– Алён, – Матвей ловит мою ладонь под столом и крепко ее сжимает. – Все будет хорошо, – произносит с небольшой заминкой.

У него голос подрагивает. Замечаю это и проваливаюсь в еще большую панику. Мы оба, кажется, на грани.

Ему так же страшно, и он так же, как и я, абсолютно не понимает и не знает, как нам со всем этим жить дальше.

– Ничего уже не будет хорошо, – мотаю головой, как собачка в старой папиной машине, – ничегошеньки.

Что бы я ни выбрала сейчас – боль. Аборт или рождение, любой из вариантов.

Вытираю слезы свободной рукой, потому что Матвей продолжает сжимать мои пальцы. Я чувствую, как мое плечо упирается ему в грудь. Он придвинулся ближе.

– Я виноват, – произносит мне на самое ухо, а у меня мурашки по коже разбегаются. – Прости.

Матвей аккуратно заключает меня в объятия и прижимает к себе спиной.

– Я не знаю, что мне делать. Не знаю, – шмыгаю носом.

Если честно, то просто уже хочу услышать от него конкретный ответ. Может быть, даже условие. Рожать или нет. Сил решать самой не осталось. Я просто сделаю так, как мне сказали, сниму с себя ответственность за этот выбор, и все. Вот так просто!

Матвей продолжает молчать. Только обнимает, а я взрываюсь, скидываю с себя его руки, поворачиваюсь. Смотрю ему в глаза теперь. Он их не отводит.

Он продолжает меня истязать этой тишиной. Я жду от него ответа, мнения о том, как нам дальше жить, а он молчит. Ненавижу его в эту секунду.

– Это ты во всем виноват, – шепчу, извергая яд. – Я тебя ненавижу за это. Ты сломал мне жизнь. Понимаешь? – вытираю слезы.

Я так зла на него, на себя, на ситуацию в целом, что просто теряю контроль.

Зачем он вообще появился в моей жизни только?! Зачем?

Я сама в этом виновата. Дура-мечтательница. Влюбилась в него по уши.

Шумаков сглатывает. Прищуривается. Я вижу, как в его зрачках зарождается ярость. Виновным он себя не считает, даже наполовину, а я предъявила ему за все, только что.

– Лучше бы я никогда тебя не встречала. Никогда, – всхлипываю.

Я почти неделю живу в аду из собственных мыслей, и сейчас они вырываются наружу со скоростью света. Я несу все, о чем думала за эти дни, ни капли не фильтруя речь.

Наш разговор в эту самую секунду становится бессмысленным.

Матвей вытягивает руку по столу и собирает пальцы в кулак. Наблюдаю за этим его движением замерев.

– Я думал, – произносит, прочистив горло, – мы поговорим как взрослые люди.

– И давно ты стал взрослым? – спрашиваю с хриплым смешком.

– Ты хочешь поругаться? – снова сжимает мою руку. – Для этого хотела, чтобы я приехал?

– Я вообще ничего от тебя больше не хочу. И тебя видеть в своей жизни тоже не хочу, – выпаливаю на эмоциях.

Конечно, я так не думаю! Конечно, я этого не хочу! Но я так зла, что мне хочется сделать ему больно. Хочется протащить через чертов ад, в котором я живу с момента, как он уехал.

Сама прогнала, знаю. Не случись эта беременность, наши пути навсегда разошлись бы. Я бы смирилась, я бы смогла. Но он даже это испортил. Его гребаные сперматозоиды испортили!

– Успокойся, – Мот встряхивает меня за плечи. Со стороны может показаться, что просто резко прижимает к себе, но это не так.

Он больно впивается пальцами мне в кожу, встряхивает, рывком тянет на себя, так, что у меня зубы клацают.

– Не трогай меня, не трогай, – шиплю ему в лицо. – Я приняла решение. Вот сейчас, увидела тебя и приняла. Завтра же запишусь к врачу.

– Идиотка бестолковая.

Его обзывательство хуже пощечины. Вздрагиваю, и слезы мгновенно меня догоняют. Катятся по лицу крупными солеными каплями.

Хочу подняться и сбежать. Дергаюсь, чтобы встать, но Мот прижимает меня обратно к стулу. Мило улыбается, полностью закрывая меня собой, когда мимо проходит официант.

– Успокойся, – касается губами моей щеки.

Часто дышу. Сердце на части рвется. Меня подташнивает. Запахи теперь воспринимаются острее. Да все вокруг воспринимается острее. Я словно не беременная, а инфицированная вампирским вирусом. Еще немного, и захочу человеческой крови.

– Если бы знал, что ты захочешь меня убить, выбрал бы другое место для разговора, – шепчет, а мне становится дико смешно. – Тут слишком много свидетелей.

Улыбаюсь. Всхлипываю. Впиваюсь ногтями Матвею в плечи.

– Пойдем на улицу, Алён.

Киваю. Хорошо, что Мот сразу расплатился за завтрак и нам не нужно сейчас ждать счет.

На ступеньках хватаю ртом воздух. Немного попускает. Кажется, стены действуют на меня не слишком хорошо. В помещениях я становлюсь дико нервной.

Матвей сжимает мою ладонь, вытаскивает сигареты. Вижу, как мажет взглядом по моему животу и убирает пачку обратно в карман.

– Ты уже делала УЗИ? Ну то, где слышно, как бьется сердце? – спрашивает, разворачивая меня к себе.

– Нет, – мотаю головой.

– А сколько…

Матвей хватает ртом воздух. Его дыхание сбивается.

– Сколько ему уже? – кивает на мой живот.

– Шесть недель. Почти семь уже получается, – шмыгаю носом и провожу тыльной стороной ладони по губам.

Наблюдаю за тем, как уголки губ Матвея заостряются. Он улыбается. Мне мгновенно передается эта его эмоция. Сую руки в карманы куртки, смотрю на Шумакова из-под полуопущенных ресниц, немного раскачиваясь из стороны в сторону.

– Что тебе сказал врач? – Шумаков спускается на две ступеньки ниже, поворачивается ко мне и запрокидывает голову.

Теперь мы стоим так, что ему приходится смотреть на меня снизу вверх.

– Убеждала, что делать аборт – глупость, которая навлечет кучу последствий.

Матвей хмурится и тоже прячет руки в карманы легкого осеннего пальто.

– А о ребенке?

– Не знаю. Не помню, – качаю головой.

Я все эти дни старалась не думать о ребенке. Просто эмбрион, который либо будет жить, либо…

Не хотела и проникаться. Не хотела случайно полюбить…

Кажется, моя любовь вообще ни к чему хорошему не приводит, на кого бы она ни была направлена.