Королева (СИ) - Гарцевич Евгений - Страница 23

За углом послышался новый звук — ревел мотор и что-то тяжелое выдвинулось из лагеря. Я хотел шмальнуть, но стоило высунуться, как руки с «ремингтоном» сами опустились.

— Ну, это уже совсем нечестно, — я сплюнул, глядя на родную «пиранью», медленно проезжающую мимо вагонов.

Я прижался к остывшей в тени стене и прикрыл глаза. Даже тянуться к зову не пришлось. Волна гнева, пущенная злостью, что какие-то уроды не только заняли дом родной, но и угнали «пиранью», пронеслась от онемевших кончиков пальцев к затылку.

Я слышал, что «пиранья» уже близко, что еще пара мгновений и она появится из-за угла. Я чувствовал, что кровь побежала быстрее, что отключается инстинкт самосохранения, что во мне просыпается что-то животное. Наверное, берсерки так в транс входили у викингов.

Татуировка начала пульсировать, стараясь удержать меня в реальности. Нет, рвать зубами броню я не собирался.

Перед глазами проскочила трехмерная модель нашей «пираньи» — вот здесь дверка плохо закрывалась, вот здесь, как раз в бойницу ствол «ремингтона» пролезет, а здесь, если сковырнуть, то… Я построил в голове траекторию — рывок, кувырок, выстрел, проскочить под днищем, выскочить с другой стороны, уходя с линии возможного обстрела.

Пошевелил пальцами, стряхивая искорки, щекотавшие кожу. Я чувствовал, что все получится. Даже благодарен был за то, что эти черти привезли мне мою «пиранью».

— Ладно! Ты знаешь, что нужно делать… — я подмигнул Фламинго, в глубине души надеясь, что она не научилась так быстро русскому, и выскочил за угол.

Все, что было продумано ранее, сразу пошло не по сценарию. Стоило только выскочить из-за угла, как «пиранья» встала, как вкопанная. Только по инерции шатнулась, когда крякнули тормоза, а потом всю округу залил звук клаксона, быстро сменившийся на вопль.

— Кофмоф, фука, фыфой! Не фтрееелять! Катька, брат тфой непутефый фдефь!

Глава 12

«Убииииваааать…выыырвааать сердца…Крооовииии…»

Несмотря на жару, я почувствовал, как спину проткнула сотня маленьких ледяных иголок.

Черт, как теперь это выключить-то? Как же больно видеть ничего не понимающие лица. Как радость Вадика, как слезливая надежда сестры меняется на удивление, а потом и на страх. Зараза!

Собрав крохотные кусочки контроля, я прыгнул к броневику, залез под днище, обнял колесо, вдавливая себя в жесткие ребра протектора и фокусируясь на терпком запахе резины.

— Ща, ща, не подходите…

Я услышал, как зашипела Фламинго, отгоняя от «пираньи» встревоженных людей. Потом донесся спокойный голос Дедушки Лу. Что именно он говорил, от меня ускользало, но другие голоса замолчали. Кроме сестры, которая начала меня звать, будто я проспал, а меня ждут на завтрак, или того хуже — потерялся в темноте.

— Андрей, иди на голос, — сестра всхлипывала, но продолжала бубнить, — Тебя ждут дома. Нужно проснуться…

Несколько долгих минут я просто дышал. Вдох — выдох, вдох — ррххррр — выдох…

Крутил, как диафильм, воспоминания — сестра буквально по годам, от момента, как мы забрали ее из роддома, и дальше по всем ярким счастливым семейным и нашим личным моментам: детский сад, кукольные войны, школа, подарки под елкой, семейный поход на катамаранах, выпускной бал, поздние встречи, нравоучения за первые пьянки и куча мелких секретов от родителей.

Первый раз, когда сестричка нахрюкалась с подружками, а я ее прятал от матери с отцом, или, когда она случайно разбила любимую мамину вазу, а я взял вину на себя. Много всего. Но в основном — радость, улыбки, нежность и тепло, которое сейчас сантиметр за сантиметром, растапливало ледяные иглы, царапающие извилины под черепной коробкой. Спазм, будто развернулся в обратную сторону и пробежал по телу, расслабил и прогнал навязчивое гудение зова.

Три следующих дня я отходил. Не от вызванного приступа, а от всего пережитого с момента приезда в Сьерра-Леоне. Не отходил только от Катьки.

И сложно сказать, кто чьим хвостиком стал. Я у сестры или она у меня. С детства так дружны не были, как сейчас. Оказалось, что это так просто и, главное, здорово — обнять родного человека, не отпускать и говорить, говорить, говорить. Пофиг, что именно, главное, что вместе.

С момента, как она выскочила из «пираньи», как помогла мне выйти из паразитического тумана, мы уже не расставались.

Первый день прошел за разговорами и знакомством с лагерем. Я раз десять рассказал свою историю. Сначала сестре и Вадику, потом Леонидычу, Сане и Вальке — остаткам нашего первоначального отряда. Потом еще раз Лехе, который вместе с Олей приехал в лагерь из рыболовного рейда. И еще раз специально, фокусируясь совсем на иных деталях, поделился с Астрид, пока она осматривала меня и брала кучу анализов. И все под присмотром сестры, так что даже толком ничего и не сказали друг другу.

В ответ тоже наслушался.

Про плен и подвиги сестры слушал нервно, под бдительным присмотром Дедушки Лу и Фламинго, сломал пару ящиков, погнул какую-то желязяку, но в целом, если Катька, конечно, не фильтровала, плен она пережила легко. Ну, да, работала на грядках, была без сладкого, но Дуглас строго пресекал любые издевательства или хамство в ее адрес со стороны своих людей. И на том спасибо. Встречу — прибью быстро.

История Лехи была полна ругани и плохо остывающих эмоций. Птенцы-мажоры их дождались. Но то ли их смутила толпа, что приехала с Лехой, то ли решили, что теперь справятся сами, даже без Оли, но баркас отчалил ровно в тот момент, когда наши вернулись в музей. Что может и к лучшему, потому что пока работала связь с внешним миром и отцом Ольги, выяснилось, что до точки эвакуации так никто и не добрался.

Леонидыч в общем подвел итоги того, что случилось в мое отсутствие. Пока парни думали, что делать дальше, решили укрепить лагерь. Начали строиться и тут потянулся народ. Сначала несколько старых знакомых выживальщиков от МакФерси, в том числе и механик Саед с семьей. Потом еще какие-то фермеры, потом строители, потом несколько бывших копов и еще, и еще.

В итоге на данный момент в расширенном музее находилось семьдесят два человека. Часть расселилась по вагонам, для другой части стащили с округи времянки и контейнеры. Заняли пустырь, зачистили мусорную свалку в соседнем здании, соорудили забор, построили вышки, Саед изуродовал катки и как могли, укрепились. В том числе опасаясь атаки опарышей — появилось много бетона на земле, укрытий и переходов на крыше, да и часть новых домов построили с расчетом, чтобы с земли мутанты не дотянулись.

Нам с камаджорами выделили свободную обшарпанную бытовку, а амазонок подселили к каким-то туземным женщинам. Выдали условные талоны на питание, ограничивающие попытки халявщиков на многоразовый прием пищи, и пообещали пристроить к общему делу, когда со всем разберемся.

Разбирались весь второй день, обсуждая планы и по новой выступая перед полным советом лагеря, собранным из полезных жителей. Развели тут республику с сенатом, хорошо хоть заправлял всем Леонидыч, своим авторитетом делая так, чтобы нас хотя бы не перебивали.

Единство у совета было только в одном — нужно искать способ свалить из страны. Хоть прорваться, хоть протиснуться, но выбраться из карантина в нормальную жизнь. Дальше мнения разделились — все местные даже глазом не моргнули, сразу же поверили в Шекхед и древнее зло. Все-таки камаджоры здесь решали. А вот все залетные — туристы, экспаты и командировочные слушать ни про какое опасное и древнее зло не хотели. Кто-то даже предложил вообще ничего не делать и ждать, когда нас спасут. Кто спасет — не уточнялось.

Мчсники, что было приятно, меня поддержали. Хотя, может, опасались приступа — Вадик как-то уж очень хитро и с прищуром посмотрел на меня сквозь сдвинутые пальцы, типа говоря: верим, конечно, но, типа, играешь на тоненькую.

Я всех понимал, особенно когда прикидывал, как камаджорская версия смотрится со стороны. Дедушка Лу напирал, что королеву мать нужно убить, но объяснение, как именно это сделать, было сродни тому, что нас кто-то спасет. Как, где, чем? Таких ответов не было.