Рысюхин, что там у вас налито? (СИ) - "Котус" - Страница 49

Я поначалу расстроился, что уже почти середина дня, а мы ещё чуть меньше половины пути одолели, но потом одёрнул себя — в прошлом году, подумать только — всего пятнадцать месяцев прошло, а сколько всего случилось за это время, и как поменялась жизнь, мы с папой планировали потратить на дорогу сюда два дня, причём стартовав из Буйнич, что на пятнадцать вёрст ближе. Рассказал про эти сравнительные выкладке Маше, она тоже впечатлилась. Я же вынашивал коварный план — накормить Мурку мою поплотнее и чуть уменьшить охлаждение в кабине, чтобы её разморило. Перейдёт она спать в салон, или задремлет в кресле — в любом случае это даст мне шанс полнее использовать скоростные возможности, что даёт ухоженный тракт.

После сытного обеда пришлось проталкиваться к своему фургону. В буквальном смысле слова. Более того, в какой-то момент меня пытались было не пустить дальше, мол, мешаю смотреть! Да уж, видимо несмотря на всё движение между Бобруйском и Гомелем и наличие судоходной реки — новостей и развлечений тут было не густо. Но и не ночевать же здесь, в ожидании, пока все насмотрятся! Так что пришлось заявить о себе. Как о владельце и активнее поработать локтями. Но ничего, и добрались, и в кабину влезли, по пути отвечая на дежурные вопросы. Разве что перекус с собой временно взять пришлось — не хотелось ещё и салон открывать или багажный отсек с холодильником и прочим всяким.

План в отношении Маши почти удался, в той части, что невесту мою разморило — но и меня потянуло в сон! Настолько, что даже попросил деда подстраховать меня за рулём. Правда, сорок пять километров в час по далеко не пустынной дороге быстро привели в чувство. Иногда косясь на свою Мурку — первый раз вижу её спящей, кстати говоря, к тому времени, как она проснулась почти доехал до Бобруйска, как раз пришлось сбросить скорость сначала до тридцати, а потом ещё ниже. Через сам город ползли «со скоростью потока», то есть — как не торопящийся велосипедист. А поскольку город — второй по размеру в губернии после Могилёва, ещё немного и губерния могла оказаться Бобруйской, то на его пересечение ушло времени немного меньше, чем на дорогу до него от Речицы. Ну, по крайней мере, мне так показалось. Но суточный перегон за полтора часа всё ещё заставлял холодеть внутренности от восторга. Пусть дед и ворчит, что скорости перемещения у нас черепашьи.

Черепашьи или нет, а в пять часов вечера были уже в Осиповичах. Маша начала как-то подозрительно ёрзать и нервничать, причём после того, как посетила дамскую комнату в привокзальной гостинице, за что пришлось заплатить жадному портье (вот что там можно было делать целых полчаса⁈) делать это не перестала. Наконец я не выдержал, съехал на обочину и спросил прямо:

— Маша, что случилось? Ты сама на себя не похожа и места себе не находишь — в чём дело, что случилось⁈

— Как это — «что случилось»⁈ Ты не видишь, что со мной?

— Ммм… вроде всё в порядке.

— Какой же это порядок⁈ Причёска растрепалась, сама вся мятая, глаза опухшие, лоб и нос блестят… Ай, да что я перечисляю — всё кошмарно! А я же первый раз увижусь с твоими — а потом, надеюсь, и моими — людьми, и что я — чучелом перед ними предстану⁈ Мне нужно как-то привести себя в порядок!

Ох уж эти девичьи проблемы на ровном месте…

— А в Осиповичах в гостинице?

— Да что там можно было сделать холодной водой, тем более, что и времени вообще не было!

— Ты, вообще-то, полчаса в дамской комнате провела.

— Я и говорю — времени совсем не было!

Да уж, представления о том, что такое «нет времени привести себя в порядок», как и само понятие «порядка» у нас очень разные. Но что-то девочка моя совсем расстроилась.

— Хм… У меня в багажном отсеке на всякий случай стоят две армейские фляги с водой, по два ведра каждая. Есть чайник и кастрюлька для плитки на три с половиной литра. Можно остановиться где-то в лесу, где никто не увидит, и сделать тебе «дамскую комнату» в салоне, стол, если мешает, убрать дело пяти минут. Это поможет? Правда, ни тазика, ни зеркала сколько-то большого у меня с собой нет.

— Тазик у меня в вещах упакован — призналась Маша и почему-то смутилась.

— Так поможет это всё?

— Ну, полностью я всё как нужно не сделаю, конечно — там как минимум помощница нужна, но более-менее приемлемый вид навести можно.

— Значит, так и сделаем! Только ты помни, что Солнце ждать не станет, а в Викентьевку надо бы приехать засветло, несмотря на наличие фар у фургона — нам там ещё заселяться, и не только.

— Фу, бяка! Я не такая уж и копуша!

Я благоразумно не стал напоминать про полчаса в Осиповичах, которые, как оказалось, считались за «вообще не было времени».

За Мезовичами поворот на Викентьевку я проехал, причём специально. Оказалось, что лощина между дорогой и песчаным островом, на котором в мире деда устроился артиллерийский полигон, а в моём был просто сосновый лес и теперь добавилась деревня, была высохшим болотом, которое в свою очередь возникло на месте древнего озера. Причём озеро было немаленькое — где-то одиннадцать или двенадцать километров в длину и около двух с небольшим в ширину, не считая «залива» в форме рогульки, который одной своей половиной за Мезовичами выходил прямо к тракту. После затяжных июньских дождей это болото решило напомнить о себе и о том, что оно ещё не до конца засохло. Выяснилось, что проложенная трасса будущей дороги пересекает его дважды: если ехать от тракта, как мы сейчас, сперва через боковушку залива к бывшему полуострову, а потом от полуострова — чуть наискосок к северному берегу. Первый участок был длиной метров семьсот — восемьсот, смотря где считать берег, а второй и вовсе больше двух километров, где-то два триста, запланированная дорога пересекала бывшее озеро чуть ли не в самом широком его месте. Да уж, моё фирменное везение в действии.

Теперь требовалось решить: или дополнять проект дороги двумя не то насыпями, не то гатями, или строить дорогу вокруг заболачиваемого участка, или находить какое-то компромиссное решение. Но пока суть да дело, жители Викентьевки под руководством Влада проложили временную объездную даже не дорогу — тропу, поскольку своевольничать с рубкой леса для прокладки просеки вне арендованных земель и спроектированной по заданию свыше трассы не рискнули. Сам я по этой новой тропе не ездил, поэтому катил по тракту медленно, выискивая рассказанные Владом по телефону приметы. Надо сказать, что дед отнюдь не помогал, все эти его «три сотни шагов на север от кривой берёзы, до скелета старого Джимми» сперва смешили, потом раздражали. Песня с рефреном «следуй по тропе Хошимина» — тоже. Оказалось, что можно было так не переживать: колею накатали знатную, плюс кто-то не поленился вкопать столбик, пусть и из жерди, и приколотить к нему доску со стрелкой и надписью «Водяра». Не поленился, вылез и вывеску оторвал при помощи входящего в комплект инструментов удобного маленького ломика, который дед называл то «гвоздодёр», то «монтировка» и уверял, что настоящим и каноничным является только красный.

— Зачем ты оторвал?

— Потому что вместо нормального названия написано невесть что. Местные привыкнут — и потом заставить их называть село правильно уже ни у кого и никак не получится. Лучше сделаем и поставим нормальные указатели.

Надо сказать, что с дорожными знаками у нас в Империи по мнению деда была полная беда. Как правила дорожного движения существовали только «в зародыше», так и информацию о дорожной обстановке доносили до водителей кто и как хотел. Хоть стандарт на дорожные знаки уже и был, причём конференция автомобилистов в Женеве[1] утвердила их аж шесть штук, но указатели с названиями поселений ставили (или не ставили) на усмотрение местных властей и их спонсоров, которые выбирали на свой вкус и размеры, и материал, и место установки. Правда, ходили слухи, что работа идёт, и скоро знаков станет какое-то жуткое количество, не то двадцать пять, не то тридцать, но такому мало кто верил. Да и имеющиеся, как правило, игнорировали.