Волчья шкура (СИ) - Чеп Инна - Страница 16

Девушка погрустнела.

— Все равно уеду. И пусть они друг друга грызут. Авдотья ушла, мне и сходить теперь не к кому.

Дарья промолчала.

— Ладно, пойду я, — рыжая засуетилась: платье поправила, ленту на волосах перевязала, скомкано попрощалась и пошла к выходу. Но не успела женщина закрыть за гостьей калитку, как во двор ворвалась Дунька, мать Олежки, с обезумевшими глазами, а за ней — причитавшая Никитишна.

— Ведьма! — кинулась на нее было Дуня, но была удержана подругой.

— Окстись, родная. Пойдем домой.

— Убивица! — закричала мать покойного, тыкая пальцем в сторону Дарьи. Заглянувшая посмотреть, что происходит, Витка, испуганно отпрянула на улицу.

— Это что за наговор? — изумилась хозяйка.

— Дай дом что ли осмотрим, Дарька! — Никитишна была само миролюбие. — Вот вбила она невесть что себе в голову, дурная! Нет у тебя ничего, значит и бояться нечего!

— С чего мне вас пускать?

— Ты Олежку моего загубила!!! — взвыла Дунька.

— Да я-то здесь причем?

Бирючка не понимала логику ворвавшихся к ней женщин.

— Ты в тот день в лесу ходила! — навела на нее палец Дуня. — Ведьма ты! И тетка твоя ведьмой была!

— А ты к ней, ведьме, от большой набожности сына больного водила?

— Вот она ему дорогу-судьбу и спутала! — взвыла мать Олежки. — А ты довершила!

— Да я-то причем? Его волк загрыз!

— Твой волк, змея подколодная! Я своими глазами видела ночи две назад, как зверь через твой забор сиганул! Да думала, собака какая! А ты зверье привадила!

Сестра старосты пыталась удержать рвущуюся к обидчице женщину.

— Да вы с ума посходили? Какой зверь? Какой наговор? Никитишна, вы браги фомкиной опились?

— Даш, лучше пусти, пусть осмотрится да уберется восвояси. Она как чумная, ей-богу! Ну, пусть душеньку несчастная успокоит, а?

Возможно, Дарья и послушалась, ибо не было, по ее мнению, горя большего, чем пережить собственного ребенка, но настолько безумные у Дуни были глаза, что она испугалась давать ей в своем доме волю. Там сын. И ему некуда деться, потому что в подполе прячется чужая девочка…

— Нет. Вы мне весь дом разнесете. Кто потом восстанавливать будет?

Дунька взвыла и рванулась вперед, Никитишна с криком упала на землю от резкого рывка подруги.

— Что здесь происходит?

Еще никто ничего не понял. Никитишна охала, Артем грозно взирал на женщин из-под фуражки, Витка испуганно выглядывала из-за его плеча. Дарья и Дуня с одинаковым ужасом смотрели на расплывающееся по одежде красное пятно.

— Ведьма, — Дунька отступила, держа в руке окровавленный нож. Серебряный. Где только достала? — Ведьма…

Она больше не кричала и не сопротивлялась, когда к ней подскочила, охая, подруга. Только смотрела на кровь.

Бирючка покачнулась. "Надо лечь" — пришла в голову одна единственная мысль, и она медленно пошла к дому, пошатываясь.

Артем почему-то не сразу пронял, что произошло. Потом, как ему казалось, слишком долго смотрел на выпавший из ослабевших рук мстительницы окровавленный нож. Где-то, на периферии сознания слышались крики и причитания Никитишны и Витки.

— Уведи их. Дверь закрой, — рыкнул он на девушку и рванул к дому.

Даша стояла, прислонившись к печи и держа руку на животе.

— Дай посмотрю.

— Уйди.

— Дарья! Не глупи! Дай я осмотрю рану.

— Пошел вон…

Он подошел было к женщине, но та схватила то, что оказалось под рукой и наставила на него.

— Только подойди ко мне!

Шок проходил, и женщина начинала чувствовать боль. А вместе с ней злость.

И горькую, разъедающую душу обиду.

За что?

Мужчина был лишним, чужим, его надо было прогнать, от него будут только проблемы…

Мысли начинали путаться.

— Даша, — Артемий вытащил у нее из рук игрушку, — ты сейчас не в себе. Пойдем, ты ляжешь, надо продезинфицировать.

— Пошел вон, — как заклинанье повторила она, пытаясь отстраниться. Бирючка говорила зло, но тихо.

— Дура! — Артем подхватил ее на руки и понес к скамье. — Глупая баба! Семен! — мальчик, забившийся в угол, вздрогнул. — Неси чистые тряпки, все травы, что есть у матери, и нагрей воды. Если ты, конечно, хочешь, чтобы мама осталась жива.

Ребенок всхлипнул, но послушно побежал исполнять приказанное. В дверях возникла Витка.

— Что…

— На лошади верхом ездила?

— Ребенком. Сейчас батюшка руг…

— У корчмы мой конь стоит. Езжай в город за лекарем. Мясная улица, дом с синими ставнями. Живо!

Девушку как ветром сдуло.

— Юбка пойдет? Ну на тряпки? — спросил Семен, роящийся в сундуке.

— Чистая — пойдет. Рви живей.

Сам он уже отыскал ножницы и срезал аккуратно одежду. Дарья ругалась и всячески мешала.

— Молчи! Руки убери, а то свяжу! Да что ж ты за дура!!! Было б что беречь, ей-богу, не девочка ведь! Не видел тебя никто будто!

— Он…не особо смотрел, — прохрипела женщина в ответ и вдруг затихла, уперев мутный взгляд в потолок.

Порез выглядел не глубоким. Артемий стер влажными тряпками кровь, продезинфицировал рану каким-то высокоградусным настоем, хотел было наугад приложить травы, но проблему решил Семен, принесший какую-то склянку со словами "мне мама ранки мажет этим".

Под монотонный шепот незваного гостя и Семы Дарья провалилась в сон.

Лекарь появился вечером, но его посещение женщина запомнила смутно. За что-то хвалил, что-то советовал, даже кажется выдал какую-то мазь… А может, ей это все приснилось.

Как и осторожный поцелуй в лоб с тихим пожеланием "Спи, глупая."

8

Первым чувством при пробуждении была паника. В ее доме пахло едой. А ведь она спит! Дарья открыла глаза и осторожно огляделась.

У стола суетилась Витка, что-то мурлыкая себе под нос. На скамье у дальней стены спал мужчина. С печки торчали ноги Семена.

Бок болел. Женщина попыталась встать и тут же застонала. Артемий подскочил, свалился со скамьи на пол, выругался и, сонно оглядывая дом, прохрипел:

— Что случилось?

— Завтрак готов, — весело отозвалась Витка, расставляя на столе посуду. — Я так поняла, все проснулись.

С печки сполз лохматый Сема и тут же подбежал к матери.

— А тебе очень больно? А ты встанешь? А тетя Вита очень вкусно готовит! А дядя Артем теперь с нами жить будет? А к тебе Никитишна приходила, но мы не пустили! А лекарь…

— Семен, иди есть, — Дарья потрепала его по голове, наводя на ней еще больший беспорядок.

— Лекарь сказал, рана несерьезная, — продолжил за убежавшего к Конопатке мальчика Артем. — Скоро заживет. Таскать ничего тяжелого нельзя только.

Он сел на табурет рядом с больной.

— Даш, ты прости, если чем обидел. Просто…ты не в себе, а тут не стоять — делать надо. Сына-то сиротой не хочешь оставить, ведь так?

Она кивнула, сглотнув. Семка был смыслом ее жизни.

— Слушай…я может поживу у вас пару дней? Помогу чем. С начальством я договорюсь, у меня как раз дела в вашей деревне…

Женщина было подскочила, ойкнула, повалилась обратно.

— Да запросто! — неожиданно согласилась она. — Любой сарай в твоем распоряжении!

Ведун нахмурился.

— Даш, ну что ты как…

— Не нравится — я не настаиваю. Иди вон к Витке. Или Миле.

Вышло грубо. Очень грубо и крайне неблагодарно. Дарье вдруг самой себе захотелось отвесить хорошую оплеуху.

Только что ей еще делать, если у нее в подполе уже почти сутки лежит голодная девочка?

Артемий встал и молча отошел. Дарья вдруг почувствовала холод. Словно кожей ощутила, как изменилось настроение мужчины. Или отношение к ней? Вроде и правда, просто помочь хочет, а она…

А вдруг разозлится? Еще Семке что-нибудь сделает…

Ведун распрощался с Виткой и, не позавтракав, ушел. Семен побежал закрывать за ним калитку.

Обиделся. Вроде взрослый мужик, а вот же — обиделся! Как ребенок, честное слово!

Впрочем, она прекрасно понимала, что сделала для этого все возможное.