Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Сабина Шпильрейн: Между молотом и наковальней - Лейбин Валерий Моисеевич - Страница 8


8
Изменить размер шрифта:

Бабушка умерла, когда мне было 13 лет. В то время я прочувствовала, как тяжело жить на свете без нее.

Моя сестра умерла от тифа в октябре 1901 года в возрасте шести лет. Потеря любимой сестры вызвала чувство одиночества. Хотя в детстве я была довольно слабой, перенесла скарлатину, корь и дифтерию, тем не менее, только после смерти Эмилии, наступившей незадолдго до моего шестнадцатилетия, я стала особенно болезненно ощущать бренность жизни.

Эмилия родилась, когда мне было 10 лет. Она казалась мне такой хорошенькой, что я не могла не полюбить ее. Если мама выходила из дома и просила меня присмотреть за сестрой, то я с удовольствием играла с Эмилией и ухаживала за ней, словно она была моей дочерью. Я любила ее больше всех на свете. Поэтому смерть сестры вызвала во мне столь тяжелые переживания, которые, судя по всему, отразились на моем последующем поведении. И хотя в 1904 году я окончила с отличием гимназию, тем не менее, мои родители решили отвезти меня в Швейцарию, чтобы провести курс лечения.

Тот санаторий, в котором я провела четыре месяца, не оставил заметного следа в моей памяти, так как нахождение в нем не было связано с какими-либо значительными событиями и переживаниями. Обычное лечение, обычные процедуры. Сплошное расплывчатое пятно, не окрашенное ни в какие розовые тона. Напротив, используемые в санатории электротерапия и гидротерапия воспринимались мною как нечто мрачное, неприятное, не вызывающее желания ходить на процедуры…

Другое дело Бургхольцли – психиатрическая клиника при Цюрихском университете. Ее возглавлял известный в то время психиатр Блейлер, который ввел понятия шизофрении и аутизма. Он не был моим лечащим врачом, и в то время я мало обращала на него внимания. Зато другой врач, пациенткой которого я и стала, оказался в центре всей моей девичьей жизни.

Это был доктор Карл Густав Юнг. Тот доктор, который со временем очаровал меня. Тот доктор, в которого я без памяти влюбилась и от которого мечтала иметь сына.

Скажу откровенно: когда впервые я увидела доктора Юнга, он не произвел на меня особого впечатления. Доктор как доктор. Правда, высокий, статный, широкоплечий, но какой-то слишком угрюмый и серьезный. Молодой, не в пример пожилым и старым врачам, но в то же время не по возрасту собранный. Весь в себе, как будто никого, кроме него, не существует вокруг.

Я тогда про себя подумала: «Наверное, он нравится многим женщинам, но такой „сухарь“ не для моей эмоциональной натуры».

При первой встрече доктор Юнг задавал мне обычные вопросы. Как я себя чувствую? Что меня беспокоит? Испытываю ли я какие-либо страхи? Нет ли у меня бессонницы?

Я отвечала доктору почти автоматически, поскольку давно привыкла к подобного рода ничего не значащим для меня вопросам. Я даже про себя сказала, что мне опять «повезло». Очередной зануда печется о моем здоровье, но, как и другие врачи, не понимает, что со мной происходит и почему мне хочется порой послать всех к черту, предаться игре воображения и получать удовольствие от собственного тела.

Мне тогда показалось, что доктор Юнг слишком формален. Он видит не меня, а очередного пациента, которому вынужден уделять внимание. Пациента надо лечить, вытаскивать из его собственного мира и при этом делать вид, что врач является специалистом, способным психически больного человека превратить в нормального.

В то время я не знала, какой диагноз поставил мне доктор Юнг. Для всех предыдущих врачей я была ненормальная. Говорили о временном умопомешательстве и еще о чем-то, что было недоступно для моего понимания.

Только позднее я узнала, что в клинике Бургхольцли специализируются на шизофрении, а доктора Блейер и Юнг считаются крупными специалистами в этой области непонятных для простых смертных расстройств то ли головного мозга, то ли психики, то ли еще чего-то.

Позднее я также узнала, что была диагностирована доктором Юнгом как страдающая от истерии и что он осуществлял мое лечение, используя психоаналитический метод профессора Фрейда. Тогда я даже не догадывалась, что я была для доктора Юнга первой пациенткой, на которой он испробовал метод свободных ассоциаций.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Интересно, если бы я тогда знала, что являлась для доктора Юнга своего рода подопытным кроликом, то захотела бы иметь с ним дело в качестве пациентки?

Если бы я знала, что он не имеет никакого представления о моем психическом состоянии и методом проб и ошибок пытается разобраться не столько во мне, сколько в психике человека вообще, попросила бы я своих родителей избавить меня от подобного эксперимента?

Если бы я догадывалась, к чему может привести его некомпетентность и чем обернется погружение в бессознательное не только для меня, но и для него, осталась бы я хоть на один день в Бургхольцли?

Не представляю, как поступила бы я тогда и что бы из этого вышло, обладай я соответствующими знаниями. Но, слава Богу, я ни о чем не догадывалась в то время и с интересом вступила в игру пациент-врач. В ту игру, в которой каждый врач полагает, что он здоров и может помочь больному, в то время как сам больной считает себя вполне здоровым и в душе насмехается над врачом-простачком или, в лучшем случае, старается не расстраивать его, делая вид, что выздоравливает.

Почему слава Богу?

Да потому, что пребывание в клинике Бургхольцли перевернуло всю мою жизнь, направило ее в такое русло, где мне довелось познать счастье и муки первой любви, жар пылающей страсти и леденящий холод одиночества, творческое дерзновение и глубокие переживания, нарастающий интерес к профессиональной деятельности и разочарования от невозможности делать то, что считаешь нужным и необходимым.

Что касается заманчивой и влекущей к себе игры воображения, то тут я была в своей родной стихии. Недаром моя фамилия Шпильрейн (Spielrein), что переводится с немецкого как «чистая игра».

Как долго я находилась на лечении в Бургхольцли?

Около года, точнее с 17 августа 1904 по 1 июня 1905 года.

Насколько успешным был курс лечения, проводимый доктором Юнгом?

Не знаю, если иметь в виду медицинскую точку зрения. Ему, то есть доктору Юнгу, виднее. Во всяком случае, когда под влиянием лечащего врача я решила поступать на медицинский факультет Цюрихского университета, то, подавая документы в апреле 1905 года, представила в приемную комиссию медицинскую справку, подписанную руководителем лечебницы Бургхольцли Блейлером.

В этой справке черным по белому было написано: «Мисс Сабина Шпильрейн из Ростова-на-Дону, проживающая в данной лечебнице и намеревающаяся поступить во время летнего семестра на медицинский факультет, не является душевнобольной [т. е. психотиком]. Она принята сюда для лечения невроза с истерическими симптомами. У нас нет возражений против того, чтобы рекомендовать ее к поступлению».

Когда я ознакомилась с выданной мне справкой, то испытала радость по поводу того, что не являюсь душевнобольной и имею возможность поступать на медицинский факультет с целью приобретения специальности врача. И только позднее, когда я сама стала разбираться в диагностических тонкостях различных заболеваний, мне пришлось задуматься над поставленным мне диагнозом.

В самом деле, если у меня был невроз с истерическими симптомами, то, согласно данной мне тогда справке, это не является душевным расстройством.

Можно ли в этом случае рассматривать невроз с истерическими симптомами в качестве вполне сносного психического состояния, в отличие от психоза, приравниваемого к душевному заболеванию?

И есть ли какие-либо существенные различия между невротиком с истерическими симптомами и истериком?

Кроме того, в той справке ничего не говорилось об исходе лечения. Подчеркивалось лишь то, что я поступила на лечение, будучи невротиком с истерическими симптомами. А вот перестала ли я к концу лечения быть невротиком и были ли устранены истерические симптомы, – об этом не сказано ни слова.

Впрочем, как я понимаю, в то время не было надежных критериев определения того, кто является невротиком, истериком или психотиком. Это позднее психоаналитики попытались провести различия между этими видами психических заболеваний.