Сабина Шпильрейн: Между молотом и наковальней - Лейбин Валерий Моисеевич - Страница 24

Конечно, мама права. Наверное, действительно мужчине трудно ограничиваться лишь родством души с любимой женщиной. Но ведь у Юнга есть жена, дети и, следовательно, определенные обязательства по отношению к ним.

Быть может, именно это является для него сдерживающим фактором, охлаждающим его внезапные порывы, которые готовы прорвать все создаваемые им самим преграды?

Правда, мне трудно понять психологию мужчины.

Как это можно любить одну женщину, а спать с другой?

Юнг говорит, что любит меня. И в то же время живет со своей женой, от которой имеет детей.

Может ли мужчина одновременно любить двух женщин? Неужели мужчины по своей природе настолько полигамны, что готовы иметь сексуальные отношения с разными женщинами и при этом не чувствовать разлада в своей душе?

Любит ли Юнг свою жену точно так же, как любит меня? Или он уже разлюбил ее и теперь не знает, что делать?

Наше сознание вынуждает нас следовать установленным в обществе правилам, даже если нам хочется чего-то другого. Но наше бессознательное свободно от сковывающих нас уз. Оно дает знать о себе в сновидениях и фантазиях, по которым мы можем судить о собственных скрытых желаниях.

Как это ужасно, когда обнаруживаешь в себе что-то низменное, от чего сознательно бежишь и в чем не хочешь признаться!

Когда Юнг рассказал мне об обрывке одного своего сновидения, то я была просто шокирована тем, что творится в глубинах его души.

Он увидел во сне свою жену с отрубленной правой рукой. Судя по всему, это сновидение вызвало у него довольно сильные переживания. Другое дело, что он не стал говорить о них. Вместо этого он обратился к мифологии, пытаясь воспроизвести по памяти какие-то символические сюжеты.

Не знаю, почему он вдруг поделился со мной этим кошмарным сновидением. Возможно, потому, что не мог сам справиться с тем грузом, который взвалил на свои плечи.

В самом деле, что может чувствовать мужчина, некогда любивший свою жену, но увидевший ее в своем сновидении с отрубленной правой рукой? Кто отрубил ей руку? Он сам, полюбивший другую женщину и воспринимающий свою жену как помеху, стоящую на его пути к новой любви?

Почему у его жены отрублена правая, а не левая рука?

Правая рука как олицетворение того, что жена права, когда подозревает мужа в возможной измене?

Отрубленная правая рука жены как избавление от того укора, который может преследовать моногамного мужчину, втайне мечтающего о другой женщине, но неспособного решиться на осуждаемый обществом поступок?

Жена без правой руки как символ обретения долгожданной свободы?

Я не могла поставить перед Юнгом эти вопросы. Да и вряд ли он смог бы ответить на них искренне, так как скорее всего сам не понимал до конца, о чем говорит его собственное бессознательное.

Но что меня шокировало больше всего, так это те чувства, которые я испытала во время рассказа Юнга о его кошмарном сновидении.

С одной стороны, меня словно током ударило в самое сердце. Мне стало нехорошо от ужасающего видения женщины с отрубленной рукой.

С другой стороны, я неожиданно для себя испытала какую-то непонятную радость.

Впрочем, почему непонятную?

Очень даже понятную, если учесть, что в сновидении Юнга речь шла не просто о женщине с отрубленной рукой, а именно о его жене. Другое дело, что мне самой не хотелось признаваться в той радости, которую я на мгновение ощутила во время рассказа Юнга о кошмарном сновидении.

Кстати, почему Юнг поделился со мной именно этим сновидением?

Может быть, тем самым он хотел дать понять мне, что жена уже ничего не значит для него? Что в своем бессознательном он уже частично освободился от нее и, следовательно, я могу надеяться на то, что со временем он будет полностью принадлежать мне? Или он имел в виду что-то другое?

Любил ли Юнг свою жену в то время, когда женился, как любит сейчас меня?

Я узнала, что его жена Эмма, в девичестве Раушенбах, принадлежала к семье богатого промышленника и была довольно состоятельной. Юнг женился на ней в феврале 1903 года, то есть за полтора года до того, как я попала в клинику Бургхольцли, где Юнг стал моим лечащим врачом.

Был ли он настолько увлечен Эммой, что не представлял без нее своей дальнейшей жизни или в его женитьбе на ней определенную роль сыграло ее материальное состояние?

Я этого не знала, да и не хотела знать.

Для меня Юнг был олицетворением честного, бескорыстного, благородного мужчины. Только инцидент 1909 года заставил меня если не пересмотреть свое мнение о нем, то во всяком случае усомниться в том, что он именно такой, каким я его себе вообразила. Правда, и после этого инцидента я воспринимала его скорее как большого ребенка, чьи не всегда достойные поступки обусловлены его болезнью, связанной с любовью ко мне.

И все же мне было до слез больно и обидно, когда в декабре 1908 года у четы Юнгов родился третий ребенок, их сын Франц Карл.

Мне казалось, что моя любовь к Юнгу и желание иметь от него сына, Зигфрида, являются теми составляющими нашей дружбы, которые оставляют надежду на наше совместное будущее.

Неужели мои мечты о Зигфриде подтолкнули Юнга к тому, что он пожелал иметь сына, но, к сожалению, не от меня?

Неужели его жена Эмма забеременела именно тогда, когда он стал проявлять ко мне интерес не только как пациентке, но и как к женщине, вызывающей у него вполне определенные сексуальные желания?

Интересно, не появлялась ли я в фантазиях Юнга в тот момент, когда он занимался любовью со своей женой?

Было ли зачатие ребенка, его будущего сына, бессознательным намерением, навеянным не сексуальным желанием по отношению к жене, а той страстью, которую он начал питать ко мне?

Или, быть может, зачатие и рождение его сына явились своего рода защитой от возможных посягательств с моей стороны, которых он страшно боялся?

Это сейчас смешение прошлого безоглядного увлечения Юнгом с трезвыми, сиюминутно возникающими мыслями по поводу некогда происходившего смущают и бередят душу. А тогда, в конце 1909 и последующих двух лет, я пребывала в таком возбужденном и радостном состоянии от переполнявшей меня любви к Юнгу, что ни о чем другом я просто не могла думать.

Любовь к нему наполняла меня безумным жаром. Это был потрясающий, можно сказать, опаляющий меня изнутри жар любви, который все время рвался наружу. Он требовал от меня неимоверной стойкости духа, ибо мог, вырвавшись на простор нашей обоюдной с Юнгом любви, или доставить нам обоим величайшее наслаждение, или сжечь нас дотла.

Мне трудно было сопротивляться неистовству Юнга. Я позволяла ему целовать каждый мой пальчик и прижималась к его губам, теряя сознание от любви. И это все делала я, обычно такая рассудительная и предусмотрительная. А потом, после его ухода, я долго пребывала в блаженном, полуобморочном состоянии, постоянно ощущая вкус его терпкого поцелуя.

Этот вкус преследовал меня и днем, и ночью. Он не давал мне покоя, теребил душу, вызывал дрожь в теле. Я уже не могла отличить свои фантазии и грезы от действительности, которая оказалась такой манящей, желанной и опаляющей, что, казалось, еще немного, и мы с Юнгом, позабыв все на свете, сольемся в страстном экстазе.

Однажды, в очередной раз целуя мне руки, Юнг сказал, что для нас обоих наступает новая эра.

Что он имел в виду?

Свое окончательное решение, завершившее изматывающую его борьбу с самим собой?

Желание осчастливить меня, раскрыв передо мной тот мир неистовых отношений между мужчиной и женщиной, которые он познал сам и теперь был готов ввести в этот мир и меня?

Помнится, Юнг как-то говорил о своем, как он выразился, замечательном прозрении. Я не сразу поняла, о каком прозрении идет речь, но он недвусмысленно пояснил мне суть своего открытия.

Это было еще до инцидента, который, слава Богу, получил благополучное разрешение. Я пребывала в глубокой депрессии и с надеждой ждала Юнга. Он пришел ко мне возбужденный и сияющий от удовольствия. Заметив мое удрученное состояние, он чрезвычайно эмоционально стал говорить об одном своем пациенте, Отто Гроссе, и о том замечательном прозрении, которое пришло к нему. Речь шла о полигамии как целительном средстве, способствующем не только снятию внутренних напряжений и конфликтов, но и лечению психических, а также психосоматических расстройств.