Русская война. 1854 (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич - Страница 29

Минусы массового производства. Та же беда с пулями, и если с ними уж точно возиться не хочется, то с ядрами можно и постараться.

— И тем не менее мы постараемся разделить ядра на максимально похожие, — я задумался, как это лучше сделать, и картинка сортировочного станка тут же подкинула решение. — Держите!

Я сунул Григорьеву в руки две винтовки: получилось, что он держал их за рукояти, а штыки я упер в землю. Почти рельсы. Теперь оставалось только чуть свести верхние концы, а потом катнуть по ним одно из ядер. Первое прокатилось почти до конца. Второе, оказавшееся чуть меньше, рухнуло вниз на полпути.

— Сделаем похожую конструкцию метров в пять длиной, поставим под ней ящики и прокатим все ядра. В итоге довольно быстро отсортируем все доступные снаряды на пять примерно равных по размеру категорий. А уже внутри них проверим вес и добавим еще по две подгруппы. Итого десять категорий снарядов, зная отличия которых мы сможем мгновенно вносить поправки в прицел.

— Это можно рассчитать, — задумался Григорьев.

— Тогда и займитесь. Разрешаю тратить до десяти процентов наших запасов. И еще в ближайшее время к этой задаче хотел присоединиться капитан-лейтенант Руднев. Думаю, его помощь и опыт вам пригодятся. А армии пригодятся те баллистические таблицы, что у вас получатся.

— А ведь и правда, — вскинулся Григорьев, который было напрягся, когда узнал, что ему придется делить свои пушки с моряком. — Ваши рельсы можно будет сделать в любом полку, весы тоже. В итоге те же самые десять типов ядер и таблицы с поправками к ним смогут использовать на любой батарее в городе.

— Да хоть в другом конце империи. Главное, чтобы сработало! — я крепко пожал артиллеристу руку. — Рассчитываю на вас.

— Я не подведу, ваше благородие, — Григорьев вытянулся, его глаза блестели от предвкушения интересной задачи, и я со спокойной душой оставил его заниматься пушками.

Теперь оставалось поставить задачи пехоте и можно будет заняться шаром. А то ведь уже почти четверть отпущенного Корниловым срока прошла, но у меня даже конь не валялся. К слову, насчет коня — с ним путешествовать по городу было бы гораздо удобнее, чем на своих двоих. Быстрее точно. Вот только насколько хорошо у меня с лошадьми и хватит ли для этого одной мышечной памяти?

Размышляя об этом, я окликнул отошедших было ефрейторов и приказал позвать ту часть владимирцев, которая сегодня должна была по графику заниматься тренировками. Кстати, а это нормально, что в моей части отряда из офицерских чинов нет никого кроме меня? Впрочем, меня это не смущает, солдат тоже. Так что пусть будет, а там люди, уверен, к нам еще потянутся. И те же Уваров с Осиповым — это только первые ласточки.

— Что мы будем тренировать, ваше благородие? — Игнатьев хмурил брови.

Понятно, значит, несмотря на некоторые успехи, ничего хорошего от нововведений мои солдаты не ждут. Что ж, придется подтвердить их опасения.

— Тренироваться будем только завтра, — сказал я. — Сегодня наша задача — приготовить место для тренировок. Не на передовой, а пойдем на северную окраину города, там нужно будет вырыть окоп, построить редут и пару аполементов. А потом, когда уже будет с чем работать, станем учиться их правильно штурмовать.

— Если вы про удар штыком, то нас успели погонять, ваше благородие, — подбоченился Николаев. — У нас во Владимирском не только перестроениям, но и удару учили.

— Вот и прекрасно, если не понадобится тратить на это время, — кивнул я. — Но помимо удара и умения работать в строю вам теперь нужно научиться сражаться и небольшими группами. Вот что вы обычно делаете, если доходите до вражеского укрепления?

— Бьем тех, кто пытается построиться, — ответил Игнатьев. — Потом добиваем тех, кто испугался и убежал.

Пару минут ефрейторы рассказывали мне особенности местной тактики, и я неожиданно был вынужден признать, что она не лишена смысла. Прежде всего, для чего был нужен плотный строй — для силы удара. Колонны Карла и Наполеона, каре Суворова или Кутузова — тому подтверждение. Стрелки, вытянувшиеся в линию, если не смогли остановить атакующий порыв пехоты, в ближнем бою просто сметались. Да я и сам видел это в исполнении владимирцев на Альме.

А еще была кавалерия. Стоило врагу рассыпаться, как любой командир тут же бросил бы в бой своих гусар, уланов или кирасиров. И разметал бы в десять раз большее войско без особых проблем. А если собрать достаточно обученной и хорошо вооруженной кавалерии на узком участке фронта, то и плотный строй можно прорвать. Как Наполеон под Прейсиш-Эйлау.

— То есть тогда у Альмы, если бы на нас напали те двести английских всадников, они бы нас вырезали? — спросил я.

— С учетом окопов и ракет, не знаю, ваше благородие, — честно признался Игнатьев. — Но вот в поле, без плотного строя, даже если бы мы попытались залечь, нас бы и пятьдесят казаков порубили.

— Что ж, — я вернулся к своему плану. — Спасибо за опыт, но теперь окопы будут у нас всегда. Ракеты не обещаю, но с поддержкой крупным калибром постараюсь что-нибудь придумать. И у врагов скоро тоже будут окопы. Ракеты и пушки у них тем более никуда не делись. И вот вопрос: как сражаться будем? Напоминаю, идти в лоб и умирать в надежде на удачу я запрещаю.

— И что делать? — теперь оба ефрейтора смотрели на меня уже без сомнения, а с интересом.

— Будем учиться брать окопы. И прямые, как у врага, и с поворотами, как у нас. Есть у меня несколько идей, которые надо будет опробовать на практике, и если сработают, то и до настоящих врагов дело дойдет. Помните, как говорил Суворов? Тяжело в учении, легко в бою.

Отсылка к легендарному фельдмаршалу окончательно настроила ефрейторов на боевой лад. Можно было их оставлять, а завтра заодно посмотрю, насколько они смогли передать этот настрой солдатам. Если получится, буду иметь их в виду на повышение, ну а нет — ничего страшного. На своем месте они и сейчас более чем хороши.

После этого я проводил тренировочный отряд на штурмовую площадку, под которую выбрал поле недалеко от будущего госпиталя. Пирогов его еще не построил, но относительно безопасное место, на которое его перенесут, я помнил и вот взял в оборот. Заодно и до дома отсюда было не очень далеко. Перекусив с солдатами, я как раз этим и воспользовался: добежал до квартиры минут за двадцать и тут же засел за бумаги.

Пора было собирать в кучу вчерашние идеи про воздушный шар. Отсеять явные глупости, отложить то, что не получится сделать за отведенное мне время, а потом попробовать сложить оставшееся в единое целое.

В горле булькает виски, а я улыбаюсь, будто дурак, глядя на болтающуюся под потолком странную серую конструкцию. Как оказалось, когда я задумал покорить небо, то не учел и половины проблем, которые меня ждали. И, слава богу, рядом оказался Эдуард Иванович… Тотлебен заглянул в мастерские, куда мне привезли несколько корабельных парусов.

Когда я их просил, то ожидал, что это будет легкая белая ткань, в реальности же меня ждало что-то серое и неподъемное. Как оказалось, для защиты от влаги и для крепости их чем-то пропитывали, и это рушило все планы на корню. Эдуард Иванович мигом понял, в чем проблема, и мне притащили ткань из его собственных запасов. После этого две специально приглашенные швеи быстренько ее раскроили и сделали около пяти маленьких шаров, на которых я собирался экспериментировать.

Первый вопрос, что необходимо было решить — выходящий сквозь ткань воздух. Мы попробовали просто покрасить шар, и сразу стало гораздо лучше. С лаком ситуация продвинулась вперед еще больше — слой вышел более гибким и крепким. Единственное, при складывании такого шара появлялись трещины и заломы, со временем они еще сильнее расходились и… Я быстро провел около сотни сгибаний-разгибаний, снова набрал воздух, и стало очевидно, что он совсем не думает держаться.

— Можно хранить шар надутым, — предложил Тотлебен.

— Это же прототип, реальный будет раз в десять-двадцать больше. Надутым он четверть корабля займет.