Русская война. 1854 (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич - Страница 12

Я понял, что стараюсь мысленно убежать от грохота разрывающихся поблизости ядер. На срочке над нами пускали танк, чтобы молодежь научилась забывать про оглушающий рев двигателя и ощущение неминуемой смерти. Так вот сейчас это очень помогло. Я стоял, вытянувшись и расправив плечи, но при этом поближе к передней стене, чтобы даже случайным осколком на зацепило. Кажется, получилось достаточно убедительно. Остальные сначала нервно оглядывались, но потом, один за другим, начали успокаиваться и повторять за мной. Словно волна прошла по окопу, и никто не поддался панике.

Десять минут обстрела подошли к концу, и я вскочил на ступеньку, оглядывая поле боя перед нами. Все в рытвинах от разрывов, а вперед идут остатки дивизии Кондрингтона. Гвардейцы, сдержавшие натиск владимирцев, предпочли остаться за аполементом. Просто на всякий случай.

— Действуем как в прошлый раз, — я спрыгнул со своего места и прошелся по окопу, проверяя, все ли в порядке. — Ждем, подпускаем, потом стреляем. На этот раз их побольше, так что огонь разрешаю открывать со ста метров. В смысле, со ста пятидесяти шагов!

Мне ответили несколько кивков. Я опасался, что кто-то захочет полезть вперед, но, кажется, недавний разгром и общее подавленное состояние пока играли мне на руку. Вот только… Пока я ходил по окопу, заметил пятерых раненых. Все-таки первый бой и обстрел взяли свою цену.

— Мичман, — я остановился рядом с тяжело дышащим Лесовским. — У меня будет к вам просьба.

— Да, поручик?

— Как отобьем этот штурм, вам нужно будет собрать раненых и увести их сначала на вторую линию окопов, а потом и дальше в тыл отправить. Понятно?

— Есть, — быстро кивнул Лесовский, но потом не удержался. — А мы точно отобьемся? Там почти пятьсот человек идет. И пушки уже пристрелялись.

— Отобьемся, — уверенно ответил я.

Благодаря укреплениям именно мы выбирали, когда начнем бой, так что дальнобойность вражеского оружия теперь не имела никакого значения. Ну и стрельба с укрытием и без — это тоже большая разница. Единственная проблема, если англичане подберутся достаточно близко и возьмут нас в штыки. В памяти невольно всплыла картина, как недавно владимирцы косили ряды в красных мундирах…

Нет, мы должны справиться! Выстоять, любой ценой! Тем более, если я хочу чего-то добиться не только здесь, но и потом в Севастополе, то важно не просто уйти, а сделать это не с пустыми руками.

[1] Решили отметить, потому что сами не знали точного значения слова. При этом в классической литературе слово постоянно встречали, но общий смысл был понятен, и глубоко не копали. Сейчас же, когда изучали мемуары участников сражения, решили проверить, и вот делимся. В русском языке есть два вида оврагов. Балка — широкий, с пологими краями. И яр — узкий, с крутыми.

[2] Спойлер. Резоны были.

Глава 6

Сегодня я спас сто жизней. Вроде бы немного, планы-то гораздо масштабнее… Вот только сто жизней — это гораздо больше, чем ничего. Мой лучший результат из будущего.

Как я понял про сто жизней? Вспомнил. Сидели в окопе под грохот разошедшейся артиллерии, и в памяти всплыли полузабытые детали. Что без меня прикрыть Владимирский полк попытались бы суздальцы. Задержались бы и попали под обстрел той самой батареи, что сейчас грохочет по нам. Суздальцы были бы дальше, но без укрытия и потеряли бы как раз тех самых сто солдат. Мелочь? А у меня все внутри кипит от осознания того, что я сделал.

И что сделаю!

— Идут! — донесся крик молодого матроса, выбранного наблюдателем за остроту зрения.

Нет еще такой тактики — наступать сразу за огневым валом, но, кажется, англичане каким-то животным чутьем ее осознали и попытались воплотить в жизнь. В ритме девятнадцатого века.

— Все на позиции! — рявкнул я.

Матросы и солдаты, трясущие головами после канонады, закивали и принялись заскакивать на ступеньки. Ружья в плечо — залп по уже вышедшим на дистанцию огня врагам. На этот раз англичане пустили больше стрелков, рассчитывая, как и раньше в этом бою, добиться успеха за счет дальности выстрела. Как там кто-то говорил, кольт сделал людей равными? Вранье, равными всех сделал окоп.

Мы стреляли. Загоняли пули в стволы, вставляли капсюли и снова стреляли. Моряки со штуцерами были точнее, владимирцы с обычными гладкоствольными винтовками — быстрее. И учитывая дистанцию, когда промахнуться было очень сложно, скорость давала больше преимуществ.

Я поймал на мушку, немного криво сидящую на кончике ствола — наверно, сбил, когда прыгал туда-сюда — очередную фигуру в красном мундире. Все немного плывет от усталости, не вижу лица англичанина, и так даже проще. Выстрел. На этот раз я попал. Спас сто человек, убил своими руками уже двоих. А уж если посчитать тех, кого подстрелили мои матросы и солдаты — счет пойдет на несколько сотен.

Горло на мгновение свело, но все тут же прошло. Я не собирался жалеть тех, кто пришел с оружием на мою землю, из-за кого в следующих войнах и не менее жестоких экономических передрягах умрут миллионы. Еще один выстрел — теперь на моем личном счету было трое. И как будто именно эта смерть переломила хребет наступлению. Англичане не выдержали огня и начали медленно откатываться назад.

— Никому не вылезать! — крикнул я, чтобы солдаты опять не отправились за добычей. К счастью, никто и не собирался.

А англичане уже отошли за дистанцию стрельбы. Еще немного, и они свернут в сторону, снова открывая нас для пушечного обстрела. А пока идеальный момент, чтобы по-тихому провести отход раненых.

— Залп! — я отдал приказ не столько чтобы кого-то достать, сколько чтобы наши позиции заволокло пороховым дымом.

Одновременно с этим наружу выбралась группа мичмана Лесовского, вытаскивая и унося подальше тех, кто не мог продолжать бой. А пройдет пара минут, и следом пойдут и все остальные… Был соблазн сыграть в триста спартанцев, но в то же время я прекрасно понимал, что дальше так легко уже не будет. Как бы удачно мы ни выдержали первые два штурма, в третий раз, когда враг точно будет знать где мы и сколько нас, он пойдет до конца.

— Залп! — мы добавили еще немного дыма.

И тут повезло. Отступающие англичане не выдержали и решили ответить. Естественно, тоже не попали, но теперь в дыму было все поле боя, и грех было этим не воспользоваться.

— Быстро! На вторую позицию! — скомандовал я и первым выскочил из окопа.

Владимирцы пока не понимали, куда именно мы отходим, но просто повторяли за мной и матросами.

— Лежа! — рявкнул я, когда солдаты снова собрались построиться.

— Русский солдат пулям не кланяется, — ухмыльнулся бородач лет сорока, на которого с уважением поглядывали остальные солдаты.

Серьезно? Худшего момента для спора было не выбрать.

Дым как раз начал рассеиваться, англичане нас заметили и попытались наудачу зацепить хоть кого-то неприцельным огнем. Единственный плюс: мы у них так в печенках засели, что никто не отошел, и плотные ряды пехоты в красных мундирах до сих пор прикрывали нас от огня артиллерии. А те, кто действительно могли бы нас достать, вынуждены ждать… Представляю, как ругаются сейчас их офицеры.

— Русский матрос тоже не кланяется пулям! Много чести! — рядом вскочил Ильинский, а потом посмотрел на меня так презрительно и с жалостью, что сразу стало понятно. Если продолжу лежать, то все мои надежды на авторитет развеются как дым. И плевать всем будет на наши успехи, репутация труса весит гораздо больше.

— А русский офицер должен думать не только о чести, но и о жизнях тех, кто ему доверен или доверился! Солдат должен быть храбрым и умелым, а офицер должен сделать так, чтобы эти храбрость и умелость не спустили в унитаз, а направили на получение победы!

— Унитаз? — переспросил бородатый солдат.

— Место, чтобы срать, — я не собирался следить за словами. — А наша задача — не срать, а побеждать. И каждый, кто по глупости погибнет и не даст нам выполнить задачу, будет не героем, а предателем.