Архон - Фишер Кэтрин - Страница 50

Веревка щелкнула, обрывок хлестнул юношу по груди, и он чуть не упал прямо на Шакала. Грабитель поскользнулся, вскрикнул: «Лис!» — и покатился с обрыва.

Крисса разинула рот.

— Это нечестно! Гласительницей должна стать я!

Мирани еле удержалась, чтобы не отхлестать ее по щекам.

— Да ты что! Решила встать на его сторону?

— Ох, Мирани! — Блондинка отступила на шаг. — А ты сама что делаешь? Разве не то же самое? Конечно, я хотела сделать вид, будто поддерживаю его, но на самом деле я не собиралась! Просто хотела выбраться из этой гадкой комнаты. Если бы я стала Гласительницей, то хранила бы Молчание, как и велела Гермия. И перемерила бы все ее платья.

Вдруг у Мирани закружилась голова, как будто она глядела вниз с края высокого обрыва. Она опустилась на каменную скамью.

— Крисса, принеси воды.

Крисса наморщила нос.

— Думаешь, что уже можешь мне приказывать?

— Да принеси же!

Крисса широко распахнула глаза, потом все-таки пошла.

Мирани поглядела на море.

— Что случилось? — шепнула она.

«Я падаю».

Она и сама это чувствовала. Пустота и внизу, и вверху. Только рука еще цепляется изо всех сил.

«Держи меня, Мирани! Разве боги могут упасть?» Его голос дрожал от ужаса, звучал еле слышно. Она быстро перегнулась через мраморную балюстраду. Вокруг летали чайки. Она схватила его за руку; маленькая ладошка крепко вцепилась в ее пальцы. Тяжести она не ощущала, чувствовала лишь его страх и не выпускала руку, а вокруг белым вихрем летали галдящие птицы, и порыв ветра взметнул листы папируса со стола Аргелина. Послышались крики, захлопал полотняный навес, Крисса с визгом придержала раздутую ветром юбку.

А корабли в гавани покачивались на якорях, и в ужасе трубили слоны в возведенных наспех загонах.

— Не падай! — прошептала она. — Если ты упадешь, что будет с нами?

Сетис выронил нож и ринулся вперед. В тот миг, когда пальцы Шакала царапнули по краю обрыва, юноша поймал его за руку и сам чуть не рухнул под тяжестью падающего тела. Лис обхватил его поперек живота, вопя ругательства прямо ему в ухо.

Отчаянно цепляясь за скалу, Сетис наполовину свесился вниз. Под ним покачивался в пустоте Шакал, другой рукой вор держал Алексоса. Далеко внизу маячило искаженное от ужаса лицо Орфета.

— Тяни! — Лис подался назад. Сетис упирался обеими ногами, но двойная тяжесть мальчика и мужчины была невыносимой, казалось, будто сама земля зовет их к себе, притягивает с колоссальной силой.

— Помоги! — прохрипел он.

Разве Бог не может спастись сам?

И тут что-то произошло. Кто-то оказался рядом. Рука. Легкая, сильная и далекая, она сняла с напряженных плеч толику боли; он потянул сильнее, и пальцы Шакала дернулись, заскребли, нашарили обрывок веревки. Медленно, как будто из кошмарной бездны, из пропасти показалась голова грабителя могил, и Сетис вырвал у него пронизанную болью руку и схватил Алексоса, а уже через мгновение все четверо единым клубком повалились на землю над краем обрыва. Алексос, хватая ртом воздух, лежал без сил, у Шакала кровоточила рука, Сетис дрожал всем телом, обливался ледяным потом.

На самом краю лежал нож. Сетис невидящими глазами уставился на него.

Потом обеими руками откинул со лба волосы, встал и отошел. Его пошатывало от слабости, и все-таки он узнал нечто очень важное, узнал наверняка.

Не бывать ему квестором.

— Писец, работа не закончена, — голос Лиса был сух. — Надо еще поднять толстяка.

Сетис не ответил. Обвел взглядом гору, возвышающуюся над головой, отвесные склоны, усыпанные сверкающей пылью, громадную расщелину на вершине, где высокогорные ветры гоняли белесый вихрь снежных кристаллов.

Где-то совсем рядом послышался голос Шакала:

— Видимо, я опять должен тебя благодарить.

— Ты удержал мальчика.

— Инстинкт. Нельзя же позволить Богу упасть. — Помолчав мгновение, грабитель спросил: — А что случилось?

— Ничего. Веревка сама лопнула, — сказал Сетис. И добавил: — Ты расскажешь Орфету?

— Ты сам должен ему рассказать.

Сетис ничего не ответил. Его напряженный взгляд устремился на вершину.

— Я ее вижу.

— Там, наверху? И что же ты там видишь? — полюбопытствовал Шакал.

Голос юноши осип от усталости, он дрожал всем телом от холода и облегчения. Обхватив себя руками за плечи, он обернулся.

— Звезду. Третью звезду.

Она была спрятана глубоко внутри. Звезда упала на гору и проделала в ней глубокую скважину. Мощный удар мгновенно испарил каменные породы, выжег исполинскую рану, которая теперь расстилалась перед ними, как дорога, широкая и ровная, еще дымящаяся.

Дорога вела их в недра горы. Шакал осторожно шел впереди, его высокий силуэт отчетливо вырисовывался среди путаницы смутных отражений на прозрачных стенах. Куда ни кинь взгляд, повсюду их преследовали призрачные образы самих себя. Кое-где в кристаллическую породу внедрялись валуны, виднелись крохотные насекомые, прожилки минералов, возможно, даже золота. У одной из таких прожилок Шакал надолго остановился, прикоснулся ладонями к стене, всмотрелся пристально. Потом пожал плечами и отошел.

— Слишком глубоко, — пробормотал про себя.

— Его оттуда не добыть, — сказал Сетис.

Грабитель могил взглянул на него задумчиво.

— Наверное, госпожа Мирани была права. Серебро и золото — это, скорее всего, только предлог. Лис, например, набил полные карманы обломками алмаза.

Орфет нес Алексоса. После падения мальчик совсем обессилел и потерял интерес к жизни, он охотно ехал на спине у толстяка, крепко обнимая его за шею и прижавшись щекой к лысому затылку. Орфет на ходу напевал себе под нос, и в гулком туннеле тихий звук обрастал раскатистым эхом.

Проход в глубинах алмазного мира был безмолвен. Стены переливались миллионами оттенков синего: в них сквозила синева неба и моря, яичной скорлупы и далеких облаков, лазури и сапфиров, водяного платья Царицы Дождя, ее волн, муссонов и штормов. Маленькой игрушечной коляски, которую Сетис когда-то смастерил для Телии. Платья, которое было на Мирани, когда она вышла из гробницы.

Дорога уходила вверх, сначала полого, потом всё круче. Шакал подал руку Орфету, и музыкант, запыхавшийся под тяжестью мальчика, благодарно ухмыльнулся. В алмазных стенах открывались скважины, они росли вдаль и вширь, переплетались, пронизывали расплавленную гору, будто лабиринт. Путь дальше словно пролегал внутри гигантской каменной губки.

Но ведь звезда очень маленькая, неужели ей под силу сотворить такое? Сетис недоумевал.

Она пылала внутри каменной толщи. Красная, будто раскаленная медь. Уже много часов они шаг за шагом приближались к ней. Пронизанная порами скала сделалась лиловой, отливала пурпурным, алым. Свирепый жар опалял лицо и руки, не давал приблизиться. Неужели, пройдя столь длинный путь, они не сумеют прикоснуться к звезде? Как вынести эту боль?

В конце туннеля Шакал остановился. Вместе с ним замерли тысячи переливчатых отражений. Впереди открылась пещера размером с небольшую комнату, вся состоящая из бесчисленных граней, отшлифованная до блеска чудовищными силами, скрытыми в падающей звезде. А на полу, багровая, как раскаленный уголек, ждала сама третья звезда.

Ей причесали волосы и принесли нарядное облачение. Она много раз видела его на Гермии. Теперь ей самой предстоит его надеть.

Она встала. Туника из тончайшего белого льна перетекала тысячами складок. Оцепенело, будто во сне, она протянула руки.

Какое же оно тяжелое, платье Царицы Дождя! Голубое, плещущееся, как море, усеянное мириадами хрустальных капелек, покачивающихся в унисон, и в глубине у каждой капельки мерцает радуга.

Она обернулась. Рабыня, не глядя на нее, застегнула платье.

Ни одна из рабынь не смотрела на нее, не разговаривала.